127. Сегw2 рaди возлюби1хъ зaпwвэди тво‰ пaче злaта и3 топaзіа7.
«Это, говорит святой Афанасий, согласно с сказанным в стихе 72:
«благ мне закон уст Твоих, паче тысящ злата и сребра», и еще: «приимите
наказание, а не сребро», и «разум паче злата искушена... Лучши бо
премудрость камений многоценных, всякое же честнóе недостойно ея есть»
(Притч. 8, 10-11). «Они, поясняет блаженный Феодорит, пренебрегли закон
Твой, а я почитаю заповеди Твои более достолюбезными, нежели золото и
драгоценные камни».
Разливающаяся вокруг греховность раздражила и без того не
спавшую ревность по Богу и возжгла вящшую любовь к заповедям Божиим.
Забыт Бог; померкла слава Божия среди людей, предавшихся всякому греху.
Но истинный Боголюбец не увлекается общим потоком, а воодушевляется
ревностию восстановить эту славу своею верностию заповедям, напоминая
окружающим, чтó есть Бог, ревнитель правды и отмститель за беззакония.
Некрепкого духом увлекает недобрая среда, а крепкого вооружает к
противодействию.
«Сего ради», то есть ради всего сказанного, ради того, что
верность заповедям приближает к Богу, вводит в сродство с Ним и
преисполняет благонадежностию, верный заповедям открытым лицом взирает
к Богу, благонадежно предается Ему и дерзновенно изрекает Ему свои
потребности, и духовные, и вещественные, с уверенностию в том, что он
будет услышан. Поелику всё в Боге и от Бога, то эта верность, очевидно,
приводит к источнику всех благ, всегда открытому и неистощаемому, и
дает вкушать их. Вкусивший сего не может не преисполняться чувством
благобытия, а это и есть последняя цель всех исканий человеческих. Как
не любить заповеди, когда они вводят в такое состояние!
Вот это и есть единое на потребу! Естество наше многосложно.
Каждая часть состава его и каждая сила в составе имеет свою
потребность, удовлетворения которой требуют они самим присутствием
своим в естестве. Но верх всех потребностей составляют те, которые
устремляют человека от тварей к Богу, от земли на небо, от времени к
вечности. Вот это собственно и есть человеческие потребности, они-то и
указывают на норму человеческой жизни. По силе своей и всеобъятности
они таковы, что, быв удовлетворены полно и истинно, притупляют остроту
всех прочих потребностей, не дают ощущать жгучести их, заглушают
докучливость их. Вот почему удовлетворение их есть единое на потребу!
Достигший этого состояния бывает доволен, хотя бы все другие
потребности и не были удовлетворяемы или удовлетворяемы не вполне.
Напротив, не имеющий этого удовлетворения предан бывает
неприятному и докучливому воздействию всех других потребностей, и
терзаем бывает ими в разволоку. Потеряв единое, теряет он норму, куда и
как направлять со всех сторон беспокоящие его требования, и неизбежно
вдается во многое. Тогда открывается у него множество целей, к целям —
множество средств к тому и другому, в действии — разнообразное стечение
благоприятствующих и неблагоприятствующих обстоятельств, пособий и
препятствий. Попавши в этот круговорот, мечется он, сам себя не
понимая, чтó и почему делает. Вот это и есть суета суетствий, сознать
которую дается, однако ж, только тому, кто вышел из нее.
«Паче злата и топазия» будут вообще означать — более всех
других предметов, коими удовлетворяются другие потребности. Сердце
отклонилось от них, испытав на деле, что они не насыщают, а только
разжигают алчбу и жажду. Испытав, напротив того, делом, что хождение в
заповедях успокоительно действует на всё естество, сердце предается им
и прилепляется к ним любовию, паче всяких других привязанностей. Нельзя
обойтись и без таких предметов, как пища, одежда, кров, для иных —
семья, книги, картины, связи; но всё это не занимает настолько сéрдца,
чтобы слишком настойчиво заботиться о стяжании или скорбеть много о
лишении их. И сами они, и забота о них — приделок, а не главное дело. И
им уделяется время и силы, но в мере их цены пред тем единым, которое
занимает всё сердце.
Отчего бывает время, когда являются лица, недовольные своим
состоянием? — Оттого, что потеряли единое; переиспытав же всё прочее,
убедились, что оно не дает удовлетворения, — и стали посреди: от того
отстали, а это стало, как трава, — вкус притупился. Отсюда туга и
самоубийства.
128. Сегw2 рaди ко всBмъ зaповэдемъ твои6мъ направлsхсz, всsкъ пyть непрaвды возненави1дэхъ8.
Пророк продолжает высказанную мысль и излагает подробнее то,
чего потребовала от него любовь к заповедям Божиим и в чём она
выразилась.
«Возлюбих», говорит, «заповеди»; но чем же свидетельствовал
эту любовь? Мыслями, словом? — Нет, я свидетельствую это не словом, а
делом, ибо все действия мои направляю по заповедям Твоим и ненавижу
всякий путь неправды. Как, научая страху Божию, он всякому хотящему
живота и желающему видеть дни благи внушал: «уклонися от зла и сотвори
благо» (Пс. 33, 15), так теперь и о себе свидетельствует, что он не сидел
сложа рýки, а направлялся ко всем заповедям Божиим, и не равнодушно
смотрел на пути неправды, но от всей души ненавидел их. Любовь к первым
рождала, возбуждала и поддерживала ненависть к последним.
Откуда такая сила? — От сосредоточения всех сил естества в
«едином». У нас, грешных, ум с образом мыслей идет в одну сторону,
сердце с чувствами и сочувствиями в другую, воля с своими желаниями и
начинаниями в третью. От того нет у нас стройности ни в чём — ни во
внутренней жизни, ни во внешних проявлениях ее. Один и тот же является
на разных поприщах, и трудно бывает определить характеристику его. У
святых же Божиих, посвятивших себя Богу и заповедям Его, нет никакого
разделения: внутри всё направлено на одно, а затем и всё внешнее бывает
проникнуто одним духом, как однородные бисеринки, нанизываемые на одну
нитку.
Отчего там так, а здесь иначе? — Оттого, что там человек не в
своем чине, а здесь — в своем; находящийся же не в чине, естественно,
бесчинен, не в порядке, тогда как пребывающий в чине — всегда в
порядке. Причиною первого — грех, а другого — Богоугождение.
Возьмем во внимание наше естественное устроение. Человек
состоит из духа, души и тéла. Дух, живущий в Боге, властвует над душою
и телом и всеми их деяниями, объединяет всё в себе, единясь и сам с
Богом. Грех отделяет дух от Бога и лишает его власти над душою и телом.
Тогда эти многосоставные, многими силами снабженные и многие
потребности обнаруживающие части естества нашего устремляются в разные
стóроны, как стадо без пастыря, и тиранствуют над человеком, властно
направляя его то туда, то сюда, — и живет он в смятении и нестроении.
Но приходит благодать Божия и оживляет дух. Тогда для духа снова
отверзается окно в мир Божий. Идущие оттуда лучи возбуждают в нём страх
Божий, движут совесть и приводят к решению снова неутомимо работать
Господу. Это решение запечатлевается благодатными средствами; дух
вводится в таинственное Богообщение, начинает ревностно ходить в воле
Божией и трудами доброделания и подвижничества опять восходить в
ощущаемое Богообщение. И вот опять он силен, опять объединяет всё в
себе, единясь с Богом. Видимое же выражение такого состояния одно:
стремление к исполнению всех заповедей и ненавидение путей неправды.