119. Преступaющыz непщевaхъ вс‰ грBшныz земли2: сегw2 рaди возлюби1хъ свидBніz тво‰7.
Перебрал я, говорит пророк, в мыслях моих всех грешников земли,
преступающих волю Твою, — и «сего ради возлюбих свидения Твоя». Это
значит вот что: достаточно и одного взгляда на состояние грешников,
чтобы возгореться усердием к исполнению заповедей Божиих. Пророк не
говорит, чтó увидел он в грешниках, а только — пересмотрел их и
возлюбил чрез это закон Твой, — «обратил, прибавляет блаженный Феодорит,
всё усердие к исполнению Божиих словес, как познавший вред преступления
закона».
Стало быть, вред преступления закона печатлеется на лице
преступающих его. Внешнее положение их не всегда бедственно; оно бывает
цветуще, и даже лучше, чем у верных закону Божию; но внутреннее их
всегда бедственно. Яд греха, не истощаясь внешним злом, весь обращается
во внутрь, и там производит полное разрушительное свое действие. Как
моль точит платье, ржа съедает железо, так и грех истаивает и измождает
душу во всех ее силах.
Всё это, однако ж, происходит внутри и не видно не только для
сторонних, но и для самогó грешника; и это потому, что хотя зло это и в
человеке, но человек-то никогда не бывает внутри себя, а весь всегда
вовне, и потому не знает себя. Если бы пришлось ему взглянуть в себя и
увидеть, чтó он такое, — то с ужасом отскочил бы он от греха, как
пожирающего его чудовища, и сильнее пророка прильнул бы любовию к
свидениям Божиим, чтоб избавиться от такого злодея. Читайте у святого
Павла изображение грешника, и увидите, чтó такое грех, как зол этот
льстец, льстящий всю вселенную, привлекающий к себе обманом и потóм
безжалостно мучащий свою жертву. Посмотрите, как, по показанию
апостола, ходят грешники: «ходят в суете ума, помрачени смыслом, суще
отчуждени от жизни Божия, за невежество сущее в них, за окаменение
сердец их: иже в нечаяние вложшеся, предаша себе студодеянию, в делание
всякая нечистоты в лихоимании» (Еф. 4, 17-19). Куда как красиво такое
лицо души грешной! А всякая грешная душа действительно такова.
Что говорит пророк — «несть радоватися нечестивому», то
испытывает над собою всякий грешник. Хоть он всё почти смеется и
хохочет, но это отнюдь не доказывает душевной радости, а одни лишь
порывы заглушить внутреннюю тугу. Если хотите знать, сколько у него
радости на душе, посмотрите на него, когда он во тьме ночной остается
один с самим собою. Как гора, давит его тягота душевного состояния и
выжимает из сéрдца тяжкие вздохи.
А каковы начинания его? — Лихорадочные. Не помню, где-то
сказано: грешник всегда находится в состоянии парения. С виду это как
будто умовое состояние, но плод его весь обращен на практическую
сторону. Это парение роит предприятия; одно за другим возникают они в
душе, вызывают планы, влекут к усвоению средств и началу дéла. Одно
дело не кончено, замышляется другое, третье и так далее. Хлопоты
непрерывные, до упаду. У него нет времени; ему всегда — некогда. Это
истощает силы и между тем не дает опомниться. Вот так-то грех забивает
грешника!
Кто не знает, чтó есть Бог, что Он о всём промышляет, что Ему
дóлжно угождать исполнением воли Его, что вот-вот смерть, а по смерти
отчет, и по отчете решение? — Да, знает это и грешник и, пожалуй,
расскажет вам всё преисправно; но никогда не помнит об этом и не
извлекает из того никакого приложения к жизни своей. Такую-то слепоту
напускает на него грех, или, точнее, враг, началовождь греха. Живет
грешник так, как будто нет ни Бога всемогущего, ни смерти, всегда
готовой взять его, ни суда, на котором уж никак не оправдаться ему.
Далеко вперед, — ну, он и не засматривает: ныне, завтра, а дальше
нейдет. Большею же частию даже и этого не бывает, и взор его
ограничивается одним настоящим.
Слепота, неустанная хлопотливость и туга — вот что в душе
грешника, в большей или меньшей мере. Оттого душа его покрыта мраком.
Пишет некто, что если бы просветились взоры душ наших и дали бы нам
узреть дýши других, то дýши грешников представились бы нам мрачными
тенями, возбуждающими ужас. Такими всегда и видят их небесные силы и
святые Божии. По такой темности узревают их и бесы как своих, входят в
них и совершают в них свойственные им злодейства. Всё это зрел пророк,
и «сего ради возлюбил свидения Божии».
Припоминай же почаще и себе, сколь пагубны последствия греха в
душе, и возгревай чрез то усердие — скорее претерпеть смерть, нежели
поблажить греху.
120. Пригвозди2 стрaху твоемY плHти мо‰: t судeбъ бо твои1хъ ўбоsхсz8.
Из указанных помышлений рождается страх Божий; а если страх ужé
есть, то он поддерживается и питается ими, и потóм ужé сам поддерживает
и питает усердие всегда угождать Богу исполнением святых Его заповедей.
Страхом Божиим зачинается спасительная жизнь по Богу, как поет и Святая
Церковь: «страха ради Твоего, во чреве прияхом и родихом дух спасения».
Но и потóм, во всё продолжение шествия путем заповедей, он не оставляет
душу, и как верный страж блюдет ее, и как мудрый руководитель ведет ее
незаблудным путем к последнему совершенству, научая делам и подвигам,
прямо ведущим к преспеянию. Страх этот, вместе с преспеянием в жизни по
Богу, изменяется, но всегда остается страхом, отрезвляющим,
остепеняющим, учащим вниманию и бодрости, чтобы не допустить чего
недолжного.
Блюди же страх Божий, возгревая его помышлениями о судах
Божиих, как это делал пророк. Посмотри, о чём собственно молит он:
«пригвозди», говорит, «страху Твоему плоти моя». Есть в нас высшая
сторона — духовная, и есть низшая — душевная, животная, плотская. Та
назначена для Бога, а эта — для жизни на земле; та лежит к Богу, а эта
холодна к Нему. Когда там страх, эта не трогается страхом; а не
трогаясь, может буйствовать, восставать на дух, и не только беспокоить,
но и побеждать его. Зная это, пророк молится, чтобы страх Божий проник
и эту низшую часть его существа: «пригвозди», говорит, «страху Твоему
плоти моя», чтобы как дух благоговеинствует пред Тобою, так и низшие
силы мои, проникнувшись страхом Твоим, не смели восставать против
заповедей Твоих, а безмолвно покорствовали им. Блаженный Феодорит
влагает в уста пророка такую речь: «Душа моя облечена в страх Твой, но
так как тело и члены тéла противятся душе, то умоляю пригвоздить и их
сим страхом, чтобы, став мертвыми для греха, следовали они руководству
души. Это то же самое, что изречение апостола: «умертвите уды ваша, яже
на земли: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть
идолослужение» (Кол. 3, 5); и еще: «Христови сораспяхся: живу же не ктому
аз, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 19-20).
Таким образом, пригвождение плоти гвоздями страха Божия, или, что то
же, умерщвление плоти и всех удов, «яже на земли», есть последняя и,
дóлжно сказать, самая надежная опора доброй нравственности. Плоть —
седалище страстей; поблажка ей, даже малая и необходимая, приводит в
движение страсти, как дождь приводит в движение ужé иссохших,
заморенных червей. Не ленись же умерщвлять плоть, и для того не
переставай носить знамя страха Божия в сердце своем. Плоть — злая раба;
она не может слушаться разумных внушений; ее надобно остепенять бичом
страха Божия.
А как воспринять страх Божий, учись у пророка. Помышляй о
судах Божиих, помышляй о неумытной (неподкупной, беспристрастной)
правде Божией, о смерти готовой, и о суде, имеющем решить вечную участь
твою. При таком помышлении молись Господу, чтоб Он осенил тебя страхом
и дал ему силу сокрушить все похотения плоти твоей. Капля пробивает
камень, падая на одно место; так и молитва. Если часто будешь
упражняться в ней — она пробьет окаменелость сéрдца твоего и введет в
него страх; вошедши же в сердце, он начнет делать делá ужé по роду
своему. Не было еще человека, который не поддавался бы спасительному
действию страха Божия. Когда он действительно установится в нём, тогда
останется только поддерживать этот спасительный страх, не давая
погаснуть ему. И это делается тем же путем, каким рождается страх.
Пребывай в этом учреждении духовного своего строя, и пребудешь в страхе
Божием, а страх сей научит тебя всему доброму. В этом и вся наука
святой жизни. Если бы мы не попускали ослабнуть в себе страху — грех не
посмел бы явиться в нас, и душа не посмела бы принять его в объятия
свои, оставив Бога, Творца, Благодетеля, Спасителя своего.