Преподобный Максим Исповедник

Пи́сьма


Письмо XII.
КУБИКУЛАРИЮ ИОАННУ
О ПРАВЫХ ДОГМАТАХ ЦЕРКВИ БОЖИЕЙ
И ПРОТИВ ЕРЕТИКА СЕВИРА

Посчитав за бла́го, богохранимые, без малейшего умолчания сообщать вам обо всём, что̀ о вас же самих до меня доходит — это предписывает ведь наш закон истинной любви и законодатель и сама любовь, Христос, учащий считать своими дела́ друг друга, — написал я настоящее письмо, чтобы объявить, что в месяце ноябре текущего пятнадцатого индикта прибыл в здешние края́ некто по имени Феодор, канкелларий, человек действительно хорошего ро́да и с нравом, не лишённым благородства, насколько я могу угадывать по внешности; он привёз письмо, начертанное, по его словам, общей нашей госпожой, богохранимой патрицианкой1 благословенному рабу Божиему, всеславному наместнику нашей провинции — того ради, чтобы освободить живущих здесь монахинь и обители матери Иоаннии из Александрии, и обители, называемой Священнической (τῆς ἐπιλεγόμενης μονῆς τῶν Σακερδῶτος), как держащихся ереси Севира — того, который выступал против истины с таким неистовством и обилием лжи, что до сего дня святая Божия Церковь довольно терпит от неё докуки. Никому же другому ни от кого вообще иного из правителей (ἄρχων), назначенных там при богохранимой патрицианке, не привёз Феодор ни единого словечка. Отчего вместе со многими другими и я удивился, недоумевая, по какой причине [260] через него ничего мне не соизволил изъявить богохранимый господин мой; и, разумеется, как оно и бывает обычно в подобных делах — что̀ тебе, господин, известно — такое письмо вызвало сильный ропот среди верных, и едва не умалило в кафолической Церкви Божией уважения к всеславной госпоже патрицианке, и потрясло бы всех обитателей этой части Африки, уже́ заранее благоприятно предубеждённых в её пользу, если бы упомянутый преблагословенный наместник, прибегнув к присущему ему благоразумию, не разгласил повсюду, что письмо это — ложь и подделка и не выказал негодования против канкеллария, и под предлогом этого письма́ не поступил как до́лжно с явно изобличёнными еретиками из Александрии и Сирии, наказав одних заключением, а других — ударами, говоря, чтоб не оскорбляли репутации нашей госпожи патрицианки. Они ведь бесстыдно похвалялись, опираясь, как я сказал, на это письмо, что она-де с наслаждением внимает их учениям, <461> и всех обманывали такими словами, в том числе и Фому, называющегося у них епископом, одного из тех, что̀ безопасно явились к ней и пользуются у неё больши́м почётом; а это как раз больше всего взволновало и соблазнило всех. Так что и мне пришлось отправиться на призыв, и в лицо обличить тех, которые осмелились такое говорить, и убеждать слушавших, что по милости Христа Спасителя ни она сама, ни во святых почивший супруг её ни в чём не имели склонности к еретикам. Так же и другие многие из обитающих здесь богобоязненнейших монахов, и в особенности благословенные рабы Божии и отцы наши, прозываемые Эвкратийцы, говоря то же самое, многих освобождали от власти этого лживого вымысла. И, попросту сказать, упомянутый всеславный муж всеми способами старался выказать её перед всеми совершенно незапятнанной, и верной Богу, и достойной почтения.

Я же ещё не освободился от сомнения относительно этого, потому что, по преимуществу будучи незначительным и недостойным, усваиваю себе мнения от вас, великих и удостоенных Божественной благодати; [261] сокрушаюсь об этом деле и не могу о нём вынести суждения. Ведая, что общая наша госпожа всеблагословенная патрицианка утверждена была родителями на несокрушимом камне веры и научена почти ничем иным и не дышать, ка̀к только правой верой в Бога по учению кафолической Божией Церкви, не могу поверить, что письмо это принадлежит ей. А с другой стороны́, глядя, как помянутый канкелларий удостоверяет страшными клятвами своё утверждение, что именно ради этого она одна послала его сюда, страшусь не верить ему и колеблюсь посредине между двумя рассуждениями, не в состоянии определить, какое побеждает и может привлечь к себе одобрение моей души́. Впрочем, благословенный господин мой, чтоб высказать по правде всё, что̀ смог рассудить — а вы ради великой к вам любви прими́те, что̀ от душевной му́ки скажу с дерзкой откровенностью: если действительно по вашей воле и с вашего ве́дома, богохранимые, явилось от неё это письмо в защиту вышеупомянутых еретичек, — чему я могу лишь изумляться, но не одобрять, — то считаю вас не безвинными. Ведь я внимаю Божественному Писанию, учащему, что Иосафат, этот благочестивый и верный царь Иудеи, сделавшись союзником Ахава, царя Израиля, обильно запятнанного скверной идолопоклонства, когда тот шёл против Сирии, прогневил Бога и был Им обвинён через пророка, сказавшего ему: «Неужели ты помогаешь человеку, ненавистному Мне и ненавидящему Го́спода Бога?» (2 Пар. 19:2). Если же она это сделала, убеждённая советами других людей, то и тогда я не одобряю этого де́ла, <464> помышляя о Ровоаме, сыне великого Соломона, который из-за предпочтения, отданного им совету юных перед советом старцев, лишился большей части своего царства (3 Цар. 12:13), и зная, вдобавок, что совершенно нельзя приступать к каноническим вопросам тем, кому не положено, а в особенности — женщинам, которым, как сообщает Божественное слово, молчание приличнее дыхания (1 Кор. 14:34).

Значит никоим образом не следует помогать еретикам как еретикам, даже если бы всем всё было дозволено делать безнаказанно, и по указанной причине — чтобы нечаянно не оскорбить Бога и потому, что не годится давать им волю кичиться своей ложью и возбуждать своих приверженцев против благочестия, а не то выйдя благодаря нам на свет, подобно змее, они смогут ядовитыми укусами лжи сбить тех, кто̀ попроще, с твёрдого основания веры, и мы, сами того не желая, тоже понесём часть грозящего им за это наказания. Так ведь и преблагословенный наместник сначала со свойственным ему участием обошедшийся даже с этими еретичками, так что и дом, стоивший немало золота, подарил им для обитания, вместе с изобильным подношением необходимых веще́й, а когда увидел, что они обезумели от заносчивого самомнения, отвратился от них. Ведь они немедленно начали собирать сборища, будто по приказанию, и совращать дочерей верных, прятать их и скрывать от родителей, которые их немалое время разыскивали, и не страшились искупать грехи (ἱλασμούς ποιεῖν) и крестить вне Церкви; и он, по многочисленным обращениям многократно у них побывав и узнав об этом, часто увещевал их оставить такие дела́ и соединиться со святой Церковью Божией, но ничего не достиг; наконец, увидав, что зло это стало уже́ весьма велико и неукротимо, а множество верных начинает роптать и убоявшись, как бы еретичкам не приключилось чего худого, так как против них кипит гневом большинство верных граждан, не выносящих даже и одного лишь наименования ереси, он решил, что дело законно требует совета и ве́дения императора, и вместе со святейшим архиепископом и знатнейшими здешними гражданами доложил обо всём письменно благочестивейшему нашему императору и святейшим патриархам Рима и Константинополя. А получив благовернейшего нашего императора августейшее и блаженнейших патриархов священное послание, приказывающее изгнать из провинции всех еретиков, коснеющих в своём зловерии, а упомянутым женщинам, ежели пожелают принять святое, непорочное и животворящее причащение кафолической Церкви, дозволить иметь свои общежития по-прежнему, бу́де же отвергнутся истины и не подчинятся императорскому указу, одну за другой распределить по монастырям правоверных; имущество же их, на которое <465> прежде всего уповая они и кормили щедро тех, кто̀ их совращал2, по закону [263] присоединить к общественной казне — наместник всё усердно исполнил, ка̀к было приказано. Убедив по милости Христовой всех еретиков из Сирии, Египта, Александрии и Ливии присоединиться к святой Церкви Божией, он тех из упомянутых женщин, что̀ проживали в Священнической обители и по врождённому высокомерию безумно противились приказанию благочестивого владыки, распределил по благодатным монастырям благоверных ради исполнения благочестивого приказа, убедив одних — увещеваниями, других — коленопреклонениями, ради Бога становясь всем для всех, так что они хоть и поздно, а научились должному — присоединиться к кафолической Божией Церкви вместе со многими другими общежитиями; а тех, что̀ были под началом матери Иоаннии, благоразумно и вполне заслуженно — так как они в свете истины церковных догматов с великой радостью присоединились — вернул всем, как мужчинам, так и женщинам, их монастыри3, стяжав достойную награду своему благородству в божественных делах, ибо украсился благодатными дарами апостолов, и нарёкся истинными устами Го́спода, по слову божественного прорицателя: «Если изведёшь драгоценное из недостойного, будешь как бы устами Моими» (Иер. 15:19). Вернее, приобрёл лишь нача́ло ожидающего его от Бога воздаяния и вернейший задаток будущей славы со Христом, вещи великой и чудесной.

Пишу я это не желая еретикам угнетения и не радуясь их несчастью, — да не будет! — а ликуя и сорадуясь их обращению. Ведь что̀ приятнее верным, чем зреть разобщённых чад Божиих, собираемых воедино (Ин. 11:52)? И убеждаю вас не предпочесть жестокость человеколюбию, — да буду избавлен от такого безумия! — а призываю действовать со вниманием и осторожностью на бла́го всех, делаясь всем для всех, как кому что̀ от вас потребно; твёрдыми же и неумолимыми желаю и умоляю вас быть только, чтобы ни в чём не содействовать еретикам в укреплении их безумного учения. Ведь человеконенавистничеством и удалением от Божественной любви [264] считаю я попытки придать силу заблуждению, к вящей погибели подпавших ему.

К оглавлению              

ИЗЛОЖЕНИЕ ПРАВОГО ИСПОВЕДАНИЯ

Прежде всего и сверх всего — трезвиться и бодрствовать, и охранять входы от воров, чтобы они тайно не ограбили нас; пуще же будем хранить великое и первое средство нашего спасения, — разумею славное наследие веры, — исповедуя откровенно душою и устами, ка̀к научили нас Отцы. Они, <468> следуя за теми, что̀ были с са́мого нача́ла очевидцами и служителями Сло́ва (Лк. 1:2), говорили, что одно Лицо Святой и единосущной, непорочной и блаженной Троицы, Сын Божий, Бог-Слово, сияние славы и образ Отчей ипостаси (Евр. 1:3), творец всей твари видимой и невидимой, беспредельный, безграничный, непостижимый, сверхмысленный, соделавший и содержащий всё единым волением, безмерный благостью — ради нас вочеловечился и воплотился от святой всеславной Приснодевы Марии, подлинной и истинной Богородицы, от Неё соединив с Собой по ипостаси одушевлённую умной и разумной душой, единосущную нашей плоть, которая до того ни единого мгновения не существовала, а восприняла бытие и существование в Само́м Боге и Слове, и, быв полностью Богом, полностью стал человеком, не перестав быть Богом из-за того, что стал человеком, чѐм раньше не был, и к тому́, чтобы стать, чѐм не был — человеком, не имея препятствия из-за того, что остался Богом, ка̀к был и есть, но одним будучи, и другим стал, и тем, и другим полностью и истинно, и удостоверяя вместе Свою Божественность Божественными чудесами и Свою человечность претерпеванием человеческого (παϑήμασιν ἀνϑρωπίνοις) — и по той Своей природе и сущности, которая относится к Отцу, был нетварным, невидимым, безграничным, неизменным, недвижным, недоступным страданию и порче, бессмертным, творцом всего, по плотской [265] же Своей и нашей природе Он же был тварным, подверженным претерпеванию, ограниченным, пространственно определённым (χωρητός), смертным и одним и тем же, но не по тождеству источника и области бытия: Он же единосущен Богу и Отцу по Божеству, и Он же единосущен нам по человечеству, двоякий по природе или сущности; ведь как посредник между Богом и человеком (1 Тим. 2:5) Он должен полностью сохранить природное сродство с посредуемыми через бытие и тем, и другим, чтобы, по само́й истине в Себе и через Себя присоединив земное небесному, материальную человеческую природу, сделавшуюся из-за греха враждебной, привести Богу и Отцу спасённой, дружественной и обо́женной не тождеством природы, а неизреченным могуществом вочеловечения, и соделать и нас, ка̀к в начале, участниками Божественной природы через Свою святую плоть, принятую от нас. Поэтому Он всё тот же вместе и Богом, и человеком познаётся в само́й вещи, а не по одному лишь именованию, не раздваиваясь по ипостаси или лицу, ибо одним и тем же и до воплощения был, и по воплощении остаётся, безо всякого прибавления или отъятия в Святой Троице из-за воплощения Сло́ва; всё тот же Он во плоти пострадал ради нас, всё тот же пребывал в Божестве недоступным страданию, так что и спасение наше совершилось в смерти единородного Сына Божия, — о невероятное и неизреченное таинство! — и Божественная Его сущности слава и тождество со Отцом пребывали всё время без умаления.

К оглавлению              

О РАЗЛИЧИИ И О ТОМ,
КА̀К СЛЕДУЕТ БЛАГОЧЕСТИВО ИСПОВЕДОВАТЬ
ДВЕ ПРИРОДЫ ВО ХРИСТЕ
ПОСЛЕ ИХ СОЕДИНЕНИЯ

<469> Раз по здравом размышлении та̀к постановили мудро святые учители Церкви, полностью благочестиво и нам, следуя им, исповедывать две различные по сущности природы, сошедшиеся в неизреченном соединении, но считать, что они остались неслитными и после того, как соединились; а тем, что говорится, что они остались неслитными, не вводится ни малейшего разделения — да не будет никогда такого! — а означается, [266] что между ними остаётся неизменное различие. Ведь не одно и то же — различие и разделение. Различие есть рассуждение, согласно которому различаются друг от друга вещи, о которых идёт речь, и оно объясняет образ бытия, то есть что нечто есть то, что̀ есть, будучи плотью по природе и сущности, а нечто другое есть то, что̀ есть, будучи Богом-Словом по природе и сущности. Разделение же есть рассечение от кра́я до кра́я, или же полностью рассекающее те вещи, о которых идёт речь, и полагающее их существующими обособленно, отдельно и самостоятельно, и разобщёнными друг от друга. Значит, если и после соединения сохраняется такое суждение, показывающее, что Слово не превратилось в плоть, а плоть не вышла за пределы своей природы, и утверждающее, что и То̀ и другая остались по сущности тем, чѐм были изначально, хоть и состоялось их соединение — то разве не совершенно правильно исповедовать, что различие сошедшихся природ сохраняется и после соединения? Если же это несомненно, ибо засвидетельствовано само́й верной истиной, то ясно всем и очевидно, что соединённые природы остаются неслитными — ни Божество не обращается в плоть, ни плоть не преобразуется в природу Божества. Какое же ещё рассуждение после этого — если только мы желаем, чтобы все люди руководились страхом Божиим и во всём считали правилом Божественного вероучения самоё истину, а не собственные ошибочные домыслы — может доказать, что исповедовать сохранение природ неразумно?

К оглавлению              

ИНАЧЕ О ТО̀М ЖЕ

Вдобавок ко всему сказанному, Отцы постоянно учат, что логосы соединившихся природ сохраняются неизменными: они сами, ка̀к есть, соединившись, вместе образуют оба одно Лицо Сына и одну ипостась. А раз та̀к, разве не нужно опять-таки в согласии с Отцами, зная, что умные нача́ла сохраняются неизменными, утверждать различие и сохранение в своём природном свойстве каждой природы после соединения, а, исповедуя, что обе соединяющиеся природы образуют одно Лицо Сына и одну ипостась, в точности понимать, что они сделались нераздельны? А что <472> между соединившимися природами есть различие [267] и что они остаются сами неизменными после соединения безо всякого превращения и слияния убедительно свидетельствует святейший светоч Церкви Кирилл, особенными приверженцами которого притворно себя выставляют напрасно воюющие против святой Церкви; во втором томе против богохульств Нестория пишет он та̀к: «В явленном среди нас таинстве Христовом единение не чуждается различия, а разделение исключает, не сливая и не смешивая природы, но так, что Слово Божие, приняв часть и плоти, и крови, всё же одним и неизменным Сыном Божиим и мыслится, и называется»4. А в «Апологии против Андрея», в которой порицает третью из его «Глав», говорит та̀к: «Совершенно безупречно было бы знать, что имеющая собственную природу плоть — нечто иное, чем Слово, родившееся от Бога-Отца, а Единородный по логосам собственной природы — опять-таки нечто иное. Но знать это — не значит разделять природы после соединения»5. Вот и эти слова́: «после соединения» — явно поставил великий Кирилл, и вслед за ним верные благочестиво и мыслят та̀к, и говорят. Ведь то̀, что нисколько не повредился логос бытия соединившихся природ через соединение, показывает, что, хоть и образовали они обе одну ипостась, не смешались одна с другой, а сохраняются и пребывают чѐм каждая является по сущности. Зная это, мудрый Кирилл и говорит совершенно ясно: «Не слились друг с дру́гом природы, образуя одну ипостась Сына, и не отделились друг от друга по сущности из-за того, что после соединения и пребывают, и мыслятся разными», причём каждая имеет свою природную отличительную особенность, по которой Слово есть Бог по природе, а не плоть, хотя и присвоило Себе плоть по устроению, плоть есть плоть по природе, а не Бог, хотя единением и усвоилась Богу-Слову.

Ка̀к же тогда не нужно, не благочестиво и непристойно, по учению Отцов, утверждающих, что различие сохраняется после соединения, полагать, что в едином Христе пребывают и сохраняются после соединения две природы, из которых Он состоит, а между ними есть различие? и познавать, что и сошедшиеся тем же числом в теснейшем [268] соединении не принимают ни малейшего превращения друг в друга или изменения? Ведь когда некие вещи различаются, совершенно необходимо, чтобы существовало различие, а где возможно помыслить существование различия, там непременно есть и различающиеся вещи. В таком случае, они оказываются неким образом взаимносовводящими <473> как причина и её следствие, мыслимые в чём-либо одной сущности. Ведь если разносущностность различных природ, из которых составился Христос, есть действующая причина, то непременно и различие, как причинённое, выказывает разность соединившихся природ, как свою причину. Ибо, как сказано, эти две вещи взаимно обусловливают друг друга, и утверждая одну, непременно приходится признавать и другую, а если одну устраним, то, следовательно, и другую придётся считать несуществующей. Нужно также утверждать, что есть две природы, чтобы не вводить пустое различие, и употреблять число, говоря об одном и едином, чтобы показать, что различие сошедшихся природ остаётся и после соединения, так как они сохраняются неизменно и нераздельно; к тому́ же воистину легче показывать различие произнесением слов, обозначающих вещи, чем уверяться лишь словами, что вещи различны.

К оглавлению              

О ТОМ, ЧТО ЧИСЛО
И НЕ РАЗДЕЛЯЕТ, И НЕ РАЗДЕЛЯЕТСЯ,
И ПО СВОЕЙ СУТИ
ВОВСЕ НЕ ВНОСИТ РАЗДЕЛЕНИЯ В ТО̀,
К ЧЕМУ ПРИЛАГАЕТСЯ

Ко́ли некие люди, ценящие собственное мнение выше истины, говорят, что число есть нечто разделяющее, или разделимое, или вносящее разделение, причём из-за того, что боятся, гдѐ нет страха (Пс. 13:5), отказываются утверждать, что во Христе после соединения сохраняются, сошедшись в одно, две природы — чтобы не привнести разделения и расчленения в тайну вочеловечения, я постичь не могу, что̀ у них за причина для такого понимания де́ла. Или они в этом выказывают себя мудрее святых Отцов, употреблявших именно эти слова́, не предполагая никакого разделения, и обольщаются, считая, что способны несколько [269] духовнее, чем тѐ, проницать Божественное, или же судят о сути веще́й по самим себе, надмеваясь самомнением из-за своих домыслов и не познав истину, скрытую от них. Однако кто̀ же, хоть сколько-нибудь изучивший Божественное учение Отцов, не ведает, что любое число, по мысли великого и богоносного Григория6, изъясняет счётность веще́й, к которым относится, а не их раздельность, как кажется этим людям? Ведь каким образом — охотно спросил бы я их — может разделять то, что̀ не имеет подлинного существования? ведь свойство подлинного бытия — мочь сделать что-то с чем-то другим. Ка̀к же будет разделено то, что̀ по своей собственной сути не может претерпевать? ведь све́дущие в этих вещах люди доказали, что это есть принадлежность привходящего свойства или качества тех веще́й, к которым применяется число. А раз и разделять <476> не может, не может по своей сути число и быть разделённым. Ведь оно по природе не сможет ни действовать — ибо это принадлежит самостоятельной сущности, ни претерпевать — ибо это принадлежит привходящему свойству, ни необходимым образом привнести с собой разделения вещам, которые какие имели до счисления природу, положение и взаимоотношение, такие же сохранили неизменно и после того, как были сосчитаны, не претерпев из-за счисления вообще ничего нового. Ведь когда мы, к примеру, говорим о десяти людях или о чём-либо друго́м, имеющем самостоятельное существование, и обозначаем раздельное количество, то понимаем, что самостоятельное существование и разделённость по ипостасям они восприняли не через исчисление, а обладают и тем, и другим сами по себе, а не по числу; и то̀, сколько их, мы изъяснили посредством числа́ не разделением, а количеством. И ещё: называя какой-то камень двуцветным или пятицветным, или с иным каким числом цветов, мы не разделяем один камень на два камня или пять камней и не отсекаем друг от друга его цвета́, а выражаем, что у него и в нём без слияния имеется их такое-то число, причём камень не подвергается — да такого и не может произойти — никакому рассечению или разделению из-за того, что в нём исчисляется непрерывный ряд цветов, как и цвета́ — слиянию или смешению от единичности камня. И камень, обладая единственностью, [270] является имеющим в себе некое число нераздельных цветов. Подобным же образом и цвета́ камня, отличаясь друг от друга по качеству, обладают численностью, составляющей по сложению единичность камня, и каждый обладает собственной единичностью без слияния с другими; и имеется один и всё тот же камень, не разделённый количеством цветов и не сливающий их своей единичностью. Он имеет бытие, обладающее различными логосами; согласно одному число принимается, а согласно другому — не допускается. Значит, любое число выказывает не само положение веще́й, — говорю о раздельности или неразрывности, — а количество того, к чему прилагается, и привносит количественность, а не образ бытия. Ведь ка̀к может число вводить с собой положение веще́й, когда они и до исчисления существуют, и без него могут познаваться, а число никак не выказывает с ними сродства и различается от них лишь количественностью? Потому что когда мы видим множество людей, или лошадей, или быков, и тому́ подобное, мы знаем, что они существуют каждый сам по себе, и разделяются по собственным ипостасям, и, ка̀к я уже́ сказал, суть то, что̀ суть, и без исчисления; прибегая же к числу для изъявления их количества, мы никоим образом не полагаем его причиной их взаимного расположения, так что и для его познания мы в нём не нуждались бы. И, опять-таки, глядя на разноцветный камень, или цветок, или животное, и тому́ подобные вещи, мы никоим образом не пользуемся числом, чтобы постичь, что они разнообразно раскрашены; если же пожелаем узнать количество цветов в них, то не отказываемся им воспользоваться.

К оглавлению              

КА̀К БЛАГОЧЕСТИВО УПОТРЕБЛЯТЬ ЧИСЛО
ДЛЯ ИЗЪЯВЛЕНИЯ РАЗЛИЧИЯ

<477> Так что изъяснение числа́ не создаёт и не вводит разделения, а изъясняет число и вводит различие. Ибо как всякое различие изъясняет допустимость какого-то числа́, вводя логос о́браза бытия, — ведь неисчислимое непременно и неразличимо, так как просто [271] по сущности и по качеству, — та̀к и любое число, относящееся к какому-то количеству различных веще́й, в отношении о́браза бытия или способа существования изъясняет различие исчисленных веще́й, а не вводит некое их взаимоотношение. А что это именно та̀к по само́й истине и что всякое число изъясняет различие, а не разделение, опять свидетельствует словом святейший Кирилл, пишущий в послании к Евлогию буквально та̀к: «Та̀к и у Нестория: хоть и утверждает две природы, обозначая различие плоти и Бога-Сло́ва, но соединения вместе с нами не исповедует. Мы ведь, соединяя обе, исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Го́спода и, наконец, единую природу воплотившегося Сына»7. Как если бы сказал: «Рассматривая премудрое устроение тайны и желая указать, что сошедшиеся природы и после соединения сохранили различие, мы единственно в этом смысле утверждаем, что их две, употребляя число лишь созерцательно, для изъявления различия; а чтобы точнейшим образом обозначить образ неизреченной тайны соединения, утверждаем единую природу воплотившегося Бога-Сло́ва». Ведь именно это, думаю, желает он выразить, говоря: «Мы же, соединяя их, исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Го́спода и, наконец, единую природу воплотившегося Сына». То есть мы, исповедуя соединение и благоговейно с точностью разбирая его образ, не употребляем словесное обозначение различия для изъявления соединения, а, подходящим образом выбирая одни слова́ для различия и другие для соединения, сохраняем без смешения понимание обозначаемого. Отсюда, впрочем, ясно, что и он, и Несторий оба утверждали две природы, но расходились в познании различия. Расхождение же было в исповедании соединения, в этих словах: «Одного Христа, одного Сына, одного Го́спода и одну воплотившуюся природу Сло́ва», которые Несторий не желал произнести. Ведь слова́: «Та̀к и у Нестория: хоть и утверждает две природы, обозначая различие плоти и Бога-Сло́ва, но соединения вместе с нами не исповедует» обозначают не что̀ иное, как то, что Несторий вместе с нами исповедует различие, утверждая две природы, соединения [272] же не исповедует вместе с нами, ибо не утверждает «одного Христа, одного Сына, одного Го́спода и одну воплотившуюся природу Сло́ва». И любящим добро́ и пожелавшим держаться истины это ясно из того, что учитель запрещает не утверждать наличие двух природ после соединения, а разделять природы после <480> соединения или устранять после соединения различие между сошедшимися природами, ка̀к можно увидеть во множестве его писаний.

Значит, ко́ли всегда существует соединение, и всегда соединившиеся природы остаются неслитными, и всегда сохраняется различие между соединившимися природами, ради которого, согласно Отцам, и употребляется число, то ка̀к может не быть необходимо — если действительно всегда существует, и пребывает, и сохраняется и соединение, и соединившиеся природы, и их различие — благочестиво утверждать и существование двух природ для изъявления различия соединившихся природ, и, опять-таки, одну воплотившуюся природу Бога-Сло́ва исповедовать для указания на единство ипостаси? причём, ни одно из этих двух числительных не отменяет другого (как кажется неким людям, у которых рассуждение мудрости делается бессмыслицей), чтобы не явилось ни слияние, ни разделение. Ведь не произнося слова́, подобающим образом изъясняющего различие, мы оставляем возможность слияния; а с другой стороны́, не употребляя того, которое обозначает соединение, разве не понимаем, что допускаем разделение? Но оба числительных всегда говорятся и применяются благочестиво в отношении к одному и тому́ же Христу, хоть и не одинаково, потому что и то, что̀ они обозначают, не одинаково. Ведь не одно и то̀ же — различие и соединение, хоть и относятся, и применяются к одному и тому́ же; каждое из них высказывается отдельно от другого и не достаточно для изъяснения всей тайны, если не сопровождается другим и не выказывается подозреваемым: одно — в разделении, из-за Нестория, который отрицает единство ипостаси и не соглашается исповедать, что ради нас Беспредельный соблаговолил содержаться в плоти; другое же — в слиянии, из-за Аполлинария и Евтихия, отрицающих различие сошедшихся природ после соединения и стесняющихся исповедать, что Незримый стал доступен нашим чувствам, допустив в Себе природное свойство от нас взятой святой Своей плоти.

[273] Значит желающим быть истинно благочестивыми до́лжно, ка̀к сказано, и исповедовать одну воплотившуюся природу Бога-Сло́ва, чтобы показать полноту соединения, и ещё утверждать две природы, чтобы изъяснить различие сошедшихся природ, сохраняющихся без слияния после соединения, и единственно ради этого употреблять число. Ибо изъяснение различия иными словами Отцы по справедливости не одобрили. А если кто-то, полагаясь на собственный ум, сможет измыслить слова́, лучше подходящие для изъяснения различия, то пусть <481> не завидует нашей полезности, и мы тоже не станем завидовать его просвещённости, чтобы не сказать — дерзости.

К оглавлению              

КА̀К СЛЕДУЕТ ПОНИМАТЬ
ИЗРЕЧЕНИЕ СВЯТОГО КИРИЛЛА
В ПОСЛАНИИ К СУККЕНСУ.
И О ТОМ, ЧТО СЛОВА́ «В ДВУХ»
НЕ ПРОТИВОРЕЧАТ УТВЕРЖДАЮЩИМ
ОДНУ ВОПЛОТИВШУЮСЯ ПРИРОДУ СЛО́ВА,
ЕСЛИ НЕ БРАТЬ ИХ НЕБЛАГОЧЕСТИВО
В СМЫСЛЕ НЕСТОРИЯ

Если же скажут, что тем не менее утверждение двух природ, после соединения нераздельно соединённых, противоречит утверждению единой воплотившейся природы Сло́ва, ка̀к о ней учит святой Кирилл во втором напоминании Суккенсу, то я без колебания посчитаю, что это исходит от людей, либо не знающих речей Отцов, либо искажающих их, и полагающих, что полезнее противоборствовать истине, нежели с ней соглашаться. Ведь зная, что об одном помышлении без действия и то дадим ответ праведному нашему Судии, должны были бы они, благоразумно и богобоязненно читая писания Отцов, усердно стремиться не делать из их речей, учащих миру и единомыслию, предлога к борьбе и разладу. Ибо кому же не ясно, если только глянуть внимательно, что блаженный Кирилл запрещает та̀к говорить не вообще, а по зловредному смыслу Нестория, утверждавшего, что соединение соположительно (σχετική)? — как свидетельствует сам блаженный Кирилл в конце того же послания, изъясняя спорщикам цель своей речи; он говорит: «А что [274] прибавлено „нераздельно“, у нас, кажется, имеет смысл православный. Они же не та̀к понимают. У них нераздельность, по пустословию Нестория, употребляется в друго́м смысле. Они ведь говорят, что по равночестности, по единоволию, по равновластию неразде́лен с Богом-Словом человек, в которого То̀т вселился. Так что не попросту произносят они эти слова́, а с неким обманом и искажением»8. Вот как ясно чудный этот учитель изложил двойственный смысл «нераздельности»: с одной стороны́, она обозначает ипостасное соединение и, взятая в таком смысле, считается выражением православия; с другой же — изъясняет одно лишь соприкосновение по положению, в каковом смысле отвергается; и он увещевает верных поступать та̀к же, ибо из-за одинакового звучания этот смысл часто способен скрытно заразить ядом еретического нечестия менее искушённых. Поэтому он и полагает, что сам православно утверждает две нераздельные природы, раз сказал об ипостасном единении, а когда о «нераздельности» говорят последователи Нестория, <484> то это подозрительно, потому что они учат, что соединение — всего лишь соприкосновение по положению.

Ипостасное соединение, по учению Отцов, есть схождение разносущных природ в одну ипостась, сохраняющее в себе без повреждения, изменения и разделения природную особенность каждой по сравнению с другой. А соположное соединение есть равное движение желания и полное тождество воли существующих самостоятельно и отдельно в своих личностных единичностях (ἐν μονάσι προσωπικαῖς). Значит, кто̀ исповедует ипостасное соединение, хоть и утверждает существование после соединения двух природ во Христе, нераздельно соединившихся — ясно, что ипостасным соединением — ничуть не отклоняется от истины. Ведь он исповедует в согласии с Отцами, что природы, составляющие Христа, пребывают неслитно, так как между ними сохраняется различие, и никоим образом не может помыслить отдельно и вне ипостасного единства различные по отношению друг к другу природы. А вот кто̀ защищает соположное соединение, хоть и тысячи раз скажет [275] о нераздельности, достоин порицания за то, что утверждает, будто — по смыслу его речи — нераздельное соединение происходит по некоему чувству любви, и никак не способен выразить единство ипостаси Бога-Сло́ва в Его взятой от нас плоти с душой и умом. Невозможно ведь, чтобы из двух отдельных ипостасей, отделённых собственным логосом от однородных неделимых сущностей, сделалась одна ипостась. Так что святой отец наш Кирилл порицает и отвергает не утверждение двух природ, нераздельно соединённых после соединения, а мысль, которую теми же словами выражают злоупотребляющие речью.

Раз, стало быть, доказано — хоть и умеренно, но по-моему всё-таки в достаточной степени, насколько было возможно изъяснить в письме — и по святым Отцам, и по ходу общепринятой мысли, что ни малейшего разделения ни сделать, ни претерпеть, ни привнести число не может, а попросту изъявляет количество, не затрагивая взаимного расположения, каково бы оно ни было, то какое же осталось ещё подозрение в рассечении или разделении у тех, кто̀ восстаёт против святой Церкви Божией и наобум отсекает себя от общего те́ла? Меньше они причиняют вреда, чем сами терпят, жалким образом умерщвляясь и губя себя этим отделением, и приуготовляют себе кару за непристойное поведение по отношению к телу Христову, ибо ради этого отринули правое исповедание благочестивой веры; разве что из опасения, как бы не показаться рассекающими соединение, примут слияние и <485> коварством исхитрятся не быть уличёнными в неблагочестивом исповедании!

К оглавлению              

О ТОМ, ЧТО ВО ХРИСТЕ
СУЩЕСТВУЕТ РАЗЛИЧИЕ ВЕЩЕ́Й,
ИЛИ, СКОРЕЕ, СУЩНОСТЕЙ, А НЕ КАЧЕСТВ.
И О ТОМ, ЧТО ВСЯКОЕ РАЗЛИЧИЕ
ПО НЕОБХОДИМОСТИ НЕПРЕМЕННО
ПРИВНОСИТ С СОБОЙ КОЛИЧЕСТВО ТЕХ СУЩНОСТЕЙ,
К КОТОРЫМ ОТНОСИТСЯ,
А КОЛИЧЕСТВО — ВЫРАЖАЮЩЕЕ ЕГО ЧИСЛО,
БУДЬ КОЛИЧЕСТВО НЕПРЕРЫВНЫМ ИЛИ РАЗДЕЛЬНЫМ

Им ведь нужно было, если это было бы в са́мом деле не так, не одними лишь пустыми словами, будто никем не установленное, обманно [276] поминать различие для обольщения тех, кто̀ попроще, а говорить не обинуясь, что̀ за вещи различаются и каким числом, между которыми они исповедуют различие. Ведь если они верят, что после соединения сохраняются соединившиеся природы, то непременно исповедовали бы, что сохраняются две. Ведь именно столько их сошлось в неразрывном соединении, не восприняв при соединении ни малейшей перемены, ни слияния, ни умаления, ни сокращения, ни превращения друг в друга. А теперь они так не считают, раз отрицают, что после соединения сохраняются две природы, и сами себя, хоть и не желая того, уличают, утверждая, что различие сохраняется только в качестве, а не в самих вещах — а та̀к, совершенно ясно, люди поступают лишь, когда шутят, и справедливо оскорбляются, если над ними не смеются, и явным образом лишают силы Евангелие, и устанавливают закон, по которому качества могут существовать без соответствующих сущностей, и учат, что различие может познаваться без количества. Великим ведь этим мудрецам, похоже, неве́домо, что любое качество непременно принадлежит соответствующей сущности, в отношении которой оно и созерцается, и называется, а самостоятельным бытием отнюдь не обладает, и что любое различие, обнаруживая несходство и разность одного с другим по образу бытия, по природе привносит с собой количество различающихся веще́й, будь то сущности, качества или свойства. И вообще, короче говоря, они должны были бы сказать, что существует различие чего-либо иного в тех вещах, которые они полагают различными по отношению друг к другу, непременно рассматривая их по количеству и познавая различие либо чувствами, либо умом. Невозможно ведь согласиться, что различие может быть ясно доказано без количества. Поскольку вещи, которые не являются полностью тождественными, никоим образом не могут иметь один и тот же образ бытия. Ведь мы никогда не сможем утверждать, что один и тот же образ бытия у сущности, или природы, к примеру, с другой сущностью, или у качества с другим качеством, или у свойства со свойством, или у ещё чего-либо с ещё чем-либо, когда они относятся к не вполне тождественным вещам, [277] — а между полностью друг другу тождественными вещами и различия никакого быть не может. А тем, что невозможность во всём усматривать один и тот же логос по одному и тому́ же создаёт различие, справедливо доказывается, что не могут быть [чем-то] одним и тождественным себе вещи, у которых различен образ бытия, и что не один и тот же у них логос. Когда мы говорим, что одно различно с другим, или одни вещи с другими, то указываем, что речь идёт о многих вещах, или, по крайней мере, о двух, а не об одной; хотя иным образом и с другим смыслом говорим, что они относятся к чему-то одному и составляют одно: <488> как у одного огня — его качества и свойства, и у одного Христа — Его природы, в которых и состоящим из которых Он познаётся, и у одного человека — те вещи, из которых он составился и в которых познаётся сущим. Одно в отношении ипостаси во Христе и в подобном нам человеке, или в отношении целого, составленного из них как из частей, так как оно полнейшим образом принимает оба различных логоса бытия своих частей, но не одно в отношении природы и сущности, потому что части не принимают логос бытия друг друга и мы не можем в обеих познать один и тот же логос бытия. Ведь не один и тот же логос Божества и человечества, как и души́ и те́ла, что̀ всем очевидно. Поэтому ни как единое по природе, ни как просто одну или составную природу никогда Христа не определял разум истины. Не изъясняет и имя ‘Христос’ сущность или природу как сущность или природу вида, который состоит из множества различных неделимых ипостасей (ταῖς ὑποστάσεσι ἀτόμων), ка̀к говорит в схолиях блаженный Кирилл: «Что имя ‘Христос’ не имеет определительной силы и выражает не сущность чего-либо, а ипостась Сло́ва, мыслимую, конечно, с приятием наделённой умной душой плоти»9. Но и ‘человек’ выражает не одну природу, составленную из души́ и те́ла, как если бы у души́ была одна и та же сущность с телом, а вид: природа по различию состава отделяется от других видов, а как вид в равной степени относится к подпадающим ей и содержащимся в ней индивидуумам. Но из-за того, что душа́ и тело по сущностному логосу суть две вещи, как собственно душа́ и собственно тело, и разные сущности по логосу бытия, он не отрицал того, из чего, в чём и чем является человек.

К оглавлению              

О ТОМ, ЧТО НЕБЛАГОЧЕСТИВО ГОВОРИТЬ,
БУДТО ХРИСТОС —
ОДНА СОСТАВНАЯ ПРИРОДА,
[278] И ПРОТИВНО ИСТИНЕ

Ведь у любой составной природы, имеющей собственные части, которые по явлению в бытие современны ей само́й и друг другу и из небытия ради восполнения всеобщего устроения приведены в бытие могуществом, всё создавшим и удерживающим существование всего, эти части, разумеется, необходимым образом содержат друг друга, ка̀к это имеет место и в человеке, и в других существах, которым в удел досталась составная природа. Душа́ ведь не по своей воле овладевает телом и подпадает под его владение, и без намерения доставляет ему жизнь по одному тому́, что в нём находится, и по естеству становится соучастницей страдания и боли благодаря свойственной ей способности их воспринимать; и хотя есть в са́мом деле некоторые люди, отошедшие <489> от истинного учения Церкви о душе́, которые рассказывают сказки, будто душа́ — на эллинский манер — начинает существовать раньше собственного те́ла, или — на еврейский манер — позже, и не полагают, что творению видимых веще́й предшествовало благое Божественное нача́ло, и расположены враждебно к приведённому рассуждению, но я, рассудив, что опровержение их пустых и бессильных доводов тут не ко вре́мени и не к месту, возвращаюсь к обсуждаемому.

А раз в са́мом деле та̀к обстоит дело со всякой составной природой, ка̀к было сказано выше, никто из научившихся благоговейно мыслить о Божественном никогда не осмелится утверждать, будто Христос — одна составная природа, чтобы, решив говорить такое, неким естественным сплетением и последовательностью рассуждений не выразить, что Он весь тварен и создан из ничего, ограничен и подвержен претерпеванию, и не единосущен Отцу, а Слово современно плоти, — ведь именно таков смысл всякой составной природы, — и не подпасть из-за этого страшным обвинениям. Ведь то, что̀ имеет составную природу, и само́, очевидно, по природе является составным. А составное по природе никогда не будет единоприродно и единосущно тому́, что̀ по природе просто. Значит, не годится благочестивым людям говорить, что Христос — единая составная природа, не только из-за нелепости, вносимой такими словами, но и потому, что [279] ни один из богоизбранных Отцов такого никогда не говорил, а следует исповедовать единую составную ипостась Христа и две природы, дабы Он и Отцу единосущным и единоприродным познавался по Божественности, и нам единосущным и единоприродным по плоти постигался, и по вере мыслился всё тем же в отношении к Отцу и к нам посредником между Богом и людьми.

К оглавлению              

О СОСТАВНОЙ ИПОСТАСИ

Если же из-за того, что доказано, что собственные части у любой составной ипостаси современны ей и друг другу, а мы не отказываемся считать Христа составной ипостасью, наши противники могут сказать, что в этом мы не можем избегнуть порицания, так как сами уличаем себя собственными речами. Мы же скажем, что оно и вправду было бы та̀к, если бы мы учили, что она составная, так как ей присваивается принадлежность к некоему виду. А как мы этого не говорим, то и порицания никакого не заслуживаем, ибо ясно понимаем, что всякая составная ипостась, входящая в какой-либо вид, является составной не сама по себе, а по природе, являющейся составной и содержащей в себе вид, к которому возводится, как частичное или отдельное полностью содержит в себе всеобщее, или общее и родовое, причём отдельное ничего от себя не уделяет родовому; чего̀ о Христе ни один из мудрых учителей благочестия <492> от древности до наших дней отнюдь явно не мыслил, и никто не сможет обнаружить род или вид, к которому принадлежит Христос. Ибо Божественное Слово явилось нам во плоти не по логосу природы, а, по домостроительству полностью соединившись с ним в ипостаси, обновило нашу природу. Так что никакой пользы — возвращаясь несколько назад в рассуждении о рассматриваемом вопросе — не принесла им великая их осторожность, потому что снова обратилось их мудрствование к количеству, которого они избегали, да не смогли утверждать качественную разницу без числа́. Ведь совершенно необходимо, чтобы было несколько, или, по меньшей мере, [280] ка̀к уже́ говорилось, два качества, между которыми полагается различие. Об одном же качестве, совершенно отдельно существующем по сравнению с другим, никто в здравом уме никогда не скажет, что оно различно само с собой.

Значит, остаётся им либо отказаться от самого́ этого бессильного различия, познав, что различие непременно изъясняет количество каких-то различающихся веще́й, либо принять вместе с нами исповедание истины, а мы в согласии с Отцами благочестиво употребляем число только ради различия, чтобы познать неслиянное пребывание сошедшихся природ. Если же они будут столь любезны, пусть скажут нам — ко́ли есть у них не совсем убогое разумение мудрости — каким образом, утверждая, что две природы сошлись в соединении, и не отрицая, что обе и после соединения остались теми же, не сливаясь, так что ни одна не вышла за пределы собственной природы и своего логоса, а обе вместе составили единое Лицо Сына и одну ипостась — каким образом не исповедуют они две природы, признавая, если только говорят правду, что обе сохраняются? и что̀ за повод у них для такого убавления? и по какой причине и каким образом обе природы сделались у них одной? Или же, если соединение осталось свободно от убавления, по какому по́воду не признаю́т они, что природы сохраняются без убавления? — и мы покорно согласимся на убавление на одну природу и подивимся их высокой образованности: ведь они покажутся нам единственными людьми, способными вместить знание этих неизреченных тайн! Однако они никогда не смогут привести убедительную причину этого.

К оглавлению              

КРАТКОЕ ОПРОВЕРЖЕНИЕ СЕВИРА
ПРОТИВ ВЫРАЖЕНИЯ «В ДВУХ»

Если же они прибегнут к последнему убежищу, — бессмысленной и пустой выдумке Севира, которую он повсюду разносит и воспевает, как нечто премудрое, и будут говорить, что смешно-де утверждать, что из двух природ — соединением снова получаются две природы, как бы выводя, что̀ им угодно, из допущенного нами утверждения, — то от кого же из воспитанных в учении Божественной Церкви слышали они, что соединение будто бы творит две природы из двух природ? Да никогда и не смогут сказать, что слышали, если только заботятся об истине [281]. Мы утверждаем, что из двух природ происходит соединение, а единая составная <493> ипостась Христа образуется из двух природ, из которых она состоит и которые сохраняет в себе полностью и содержит без изменения, как целое — собственные части, вместе с природными свойствами, и сама в них сохраняется и содержится, как целое в своих частях. Значит, из двух природ, говорим мы, не две природы получаются, а одна составная ипостась Христа, вмещающая в себя эти природы и охватывающая их как свои составные части и существующая и познаваемая в них как в частях. Ведь пока сошедшиеся природы считаются пребывающими неслитно — а они вечно пребывают без слияния, — невозможно, чтобы они не были двумя, раз существуют, потому что каждая существует по своей сущности, как невозможно и чтобы они же не составляли одно по логосу ипостаси, пока пребывает соединение — а по благочестивому исповеданию верных оно пребывает вечно.

Поэтому, считая одно и то̀ же одним и двумя, мы не по одной и той же причине употребляем оба сло́ва в отношении одного и того же, а по-разному. Например, по логосу природы мы говорим, что соединение из двух. Мы ведь познаём Бога-Слово не тождественным собственной плоти по природе, а по логосу ипостаси единым, раз знаем, что по ипостаси Бог-Слово тождествен собственной плоти. Значит, и природы мы не сливаем неразумно в одну природу, утверждая, что во Христе устраняется-де различие природ, чтобы не привнести таким образом превращения Сло́ва в плоть и плоти в Слово, и не разделяем безумно на две самостоятельные природы, полагая также и различие по логосу ипостаси, чтобы не разрушить наше собственное спасение, как поступили Аполлинарий с Евтихием и Несторий, далёкими друг от друга способами разделив между собой нечестие: одни — не ведая различия природ во Христе, а другой — прибавляя различие и в лице, отпа́ли от истины. А мы, зная, что в ипостасном соединении неизменным сохраняется свойство природы, отвергаем равно [282] и слияние, и разделение, не делая ни из соединения слияния, как если бы не ведали, что̀ в нём сошлось, ни из различия — разделения, как если бы считали, что различающиеся природы существуют самостоятельно и раздельно.

Та̀к именно, думаю, учил и великий Григорий Богослов в великой апологии, говоря: «Одно из обеих, и обе одним»10, как если бы сказал: «Как одно из обеих, то есть из двух <496> природ одно, как целое из частей по логосу ипостаси, так и одним по ипостаси, как целым, обе части по природному логосу, то есть две природы». Излагая это ещё яснее во второй речи о Сыне, он говорит: «Если обе и одно, то не природой, а схождением»11. То же самое и блаженный Кирилл мудро выказывает в послании к Суккенсу, в котором говорит на примере человека: «Так что две уже́ больше не две, а из обеих составляется единое животное»12, почти что криком изъясняя, что и у частей, из которых состоит подобный нам человек — у души́ и те́ла, и у тех, из которых состоит тайна Христа — у Божества и человечества, не отнимается логосное бытие двумя сущностями, но и разносущностности всё же не остаётся. Ведь самостоятельное существование двух сущностей в разных монадах совершенно не приемлет благочестивый разум, чтобы не разделить одного человека или животное на двух людей или двух животных, а единого Христа — на двух Христов или двух Сынов. И если бы блаженный Кирилл не знал в совершенстве, что та̀к следует и мыслить, и чувствовать, и учить, он не утверждал бы, что различие природ не устраняется из-за соединения и не учил бы, что природы пребывают различными, неодинаковыми, неслитными и обе образуют единого Христа. Не полагал бы он, что Слово не переходит в природу плоти, а плоть не превращается в природу Самоѓ Сло́ва. Не ведал бы, что евангельские и апостольские выражения, относящиеся к Господу, богомудрые мужи употребляли то обобщая, когда говорили об одном Лице, то разделяя, когда говорили о двух природах. Не отказывался бы говорить, что целое — то есть Христос — есть одна природа, если бы [283] считал это благочестивым. Он не определял бы человеческую природу как одушевлённую умом плоть и не утверждал бы, что поэтому и природа человечества была во Христе совершенна. Не говорил бы, что прибавлением сло́ва «воплощённая» вводится изъяснение нашей человеческой сущности. Не определял бы, что утверждение двух нераздельно соединившихся природ означает правую веру, если только это выражение не произносится коварно в смысле мнения Нестория. Не только этого, но и множества других веще́й не утверждал бы он, которые ясны прилежным людям в его писаниях.

Почему же и по чьему учению докажут эти люди, что верным не следует благочестиво исповедовать сохранение двух природ во Христе после соединения, из которых Он состоит и которые они сами признаю́т? Ведь отнюдь не отыщется ни одного из признанных Учителей, кто̀ это прорёк бы — напротив, все они и сами этими выражениями пользовались, и верных научили; разве что по привычке ради обмана тех, кто̀ попроще, выставят как слова́ Отцов свои произвольные вымыслы. Но они, кажется, стыдятся поддаться убеждению и предпочитают Божественной любви <497> пристрастие к изначально обольстившим их людям, и страсть к противоречию ценят выше благочестия и уважения, которое им как священникам оказывали бы те, кому они внушают пустую ложь, действуя против нас обманом, и, принимая зло за зло, — я имею в виду тленные бла́га, награду за их обман, — ценят его выше чести и хвалы от Бога за единомыслие в вере, и непрестанно противоборствуют истине, стараясь отвратить от неё как можно больше людей. Поэтому я, ничтожнейший, призываю вас, как истинных чад святой апостольской Церкви, в которой, просветившись Божественной купелью возрождения, удостоились вы усыновиться Богу в Духе — отдалиться от этих лжеучителей, памятуя, что та̀к писал святой апостол Павел римлянам: «Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них. Ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца́ простодушных» (Рим. 16:17-18). И ещё о тех же людях, навыкших сеять раздоры в Церкви Божией, писал коринфянам та̀к: «Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид ангела света. Значит, не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; конец же их будет по делам их» (2 Кор. 11:13-15). Их же коварные намерения и лживость имеет в виду и Господь, предостерегая от них верных в Евангелиях и укрепляя такими словами: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мф. 7:15-16). О них же говорит и святой евангелист Иоанн в своём первом соборном послании, призывая благочестивых к усиленному трезвению и бодрствованию: «Возлюбленные, не всякому духу верьте, но испытывайте ду́хов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мiре. Духа Божия узнавайте та̀к: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, и это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придёт, и теперь есть уже́ в мiре» (1 Ин. 4:1-3).

Умоляя вас, благословенные, всегда помнить эти слова́, желаю, чтобы вы все внимательно и усердно держались благочестия, лучше которого нет у людей способа умилостивить Бога и приблизиться к Нему, изо всех сил отвращаясь от тех, что̀ не приемлют благочестивое и спасительное учение Церкви, а пуще всего знали, что учение антихриста — не исповедовать пришедшего во плоти Го́спода <500> нашего и Бога Иисуса Христа (1 Ин. 4:3), ка̀к ясно возглашает великий евангелист Иоанн; а именно это и проповедуют открыто нынешние враги Церкви Божией, отрицающие плотскую природу во Христе, раз не исповедуют, что она сохраняется и не допускают, что она в Нём пребывает; и не страшатся они — что ещё жальче, или, проще говоря, ещё беспечнее — выставлять себя глашатаями противного [285] Богу вероучения. Однако же эти люди, решившие столь неосторожно вести́ себя в вопросах веры, пожинают достойный плод своего безумия, подвергаясь ото всех позору за очевидное нечестие.

К оглавлению              

КРАТКОЕ ИСТОЛКОВАНИЕ
СЛОВ ПРАВОГО ИСПОВЕДАНИЯ О ХРИСТЕ
ПО УЧЕНИЮ СОБОРНОЙ ЦЕРКВИ

Мы же, пасомые на божественном и чистом пастбище церковного учения и хранящие нерушимую славу благочестия, с Божией помощью смело исповедуем перед Богом и людьми все слова́, высказанные Отцами о Христе, принимая каждое с благоговейным пониманием и надлежащим рассуждением, ка̀к мы изначально научились некогда спасительному смыслу веры у сделавшихся служителями благодати. Итак, исповедуем мы, что Господь наш Иисус Христос сложен из двух природ — Божества и человечества, и познаём Его сущим в двух природах — в Божестве и человечестве. Ка̀к мы, утверждая, что Он составлен из двух природ, полагаем, что Он состоит из Божества и человечества, та̀к и утверждая, что Он есть в двух природах, мы справедливо изъявляем, что Он существует в Божестве и человечестве, так что после соединения природ, Его составивших, Он не отделяется ни от одной из них, но и существует, и познаётся в природах, из которых всегда состоит. Исповедуем ещё, что Он есть две природы, нераздельно соединившиеся по ипостаси — воистину Бог и человек, и верим, что наименования эти удостоверяют истину вещи. Ведь как мы верим, что Он по природе и истине и есть, и называется Сын Божий и Бог через тождество сущности с Богом-Отцом, так же и утверждаем, что Он и Сын человеческий, и человек стал, и есть, и называется по природе и истине через естественное родство по плоти с Родившей Его. Ведь если мы не будем исповедовать, что в Нём, как в Боге и в то же время человеке, две природы, то будем уличены в утверждении, будто Он состоит из пустых наименований, а не из действительных веще́й, и не есть воистину то, что̀ эти наименования обозначают. Так что, по учению этих лжеучителей, если [286] кто̀ вознамерится богохульствовать, то сможет наконец даже сказать, что то̀, чему мы поклоняемся и служим, вовсе не существует, а это ещё хуже са́мого худшего нечестия.

Остерегаясь поэтому подвергнуться <501> обвинениям в нечестии, станем непрестанно исповедовать, что Христос составлен из двух природ — из Божества, как уже́ сказано, и человечества, и существует в двух природах — в Божестве и человечестве, и есть две природы, ибо мы верим, что Он есть одновременно Бог и человек, познавая Его, как целое через части, не только состоящим из них, но и равным им, и не только равным, но и существующим в них, как из частей целое, и целое в частях. Ибо раз Он, дав сущему бытие, даровал и силу пребывать, чтобы отдельные виды не смешивались друг с дру́гом и не превращались друг в друга, но пребывали каждый в соответствии с логосом, по которому Им был создан, так что по устойчивости природных свойств каждого вида усердные исследователи Божественного могут постичь премудрость и искусность Создателя и Управителя всего, то в Себе Само́м тем более утвердил безграничную силу, оставшись, чѐм был, и став, чѐм не был, и не уничтожая того, чѐм стал неизменностью в том, чѐм был — ведь и то̀, и то̀ пребыло без умаления и изменения.

И единую природу Бога-Сло́ва, воплотившуюся в одушевлённую умом и разумом плоть, исповедуем мы благочестиво, потому что прибавляем слово «воплотившаяся», которое вводит изъяснение нашей человеческой сущности. Ведь это — описательное выражение, выражающее именем и определением обе природы, соединённые в одном и то̀м же: именем «единой природы Сло́ва» обозначается общая сущность с Его собственной ипостасью, а определением «воплотившейся» — человеческая сущность, ка̀к говорит и учитель Церкви: «Что̀ же есть природа человечества, если не одушевлённая умом плоть»13. Так что кто̀ говорит о единой воплотившейся природе Бога-Сло́ва, изъясняет, что у Бога-Сло́ва есть одушевлённая плоть, а как истинный выученик безупречного благочестия мыслит плоть чем-то совершенно отличным по сущности от Бога-Сло́ва. А говоря об ипостасном соединении, [287] мы и мыслим, и исповедуем, что соединением природ создалась одна ипостась, так что ни одна из них вообще не существует и не мыслится сама по себе, а лишь вместе с другой, с которой соположена и сроднилась, но, однако же, и не смешалась по сущности и никакого умаления не претерепела через соединение. И опять-таки, мы как истину исповедуем природное соединение, в соответствии с тем, ка̀к сам святой Кирилл употреблял и истолковывал эти выражения, и не в смысле устранения после соединения двух природ, из которых состоит Христос, или одной из них, как объявили Аполлинарий, Евтихий и Севир вслед за Симоном магом, Валентином и Мани — желающие легко могут усмотреть по созвучности речей в писаниях самого́ Севира тождественность его учения с учением <504> названных нечестивых мужей. Подобным же образом мы говорим и о двух рождениях одного и того же единого Христа: одно — от Бога-Отца до ве́ка, а другое — ради нас от Святой Девы в последние времена, и славим Его, одного и того же, и чудеса, и страдания. Исповедуем и святую преславную Деву подлинно и воистину Богородицей, ставшей матерью вовсе не какого-то призрачного человека, предобразовавшегося хотя бы на мгновение ока раньше соединения со Словом и обо́жившегося преуспеянием в делах и высочайшей добродетелью, а воистину Самого́ Бога-Сло́ва, одного из Лиц Святой Троицы, воплотившегося из Неё посредством таинственного зачатия и полностью вочеловечившегося.

Такими-то словами учит верных своих святая Божия Церковь благочестиво и выражаться, и мыслить, охраняя их в блистающем свете Божественного ве́дения, и устами пророков, и апостолов, и Самого́ Христа, воздвигшего и устроившего Её Своими страданиями, призывает вести́ жизнь, соответствующую и подобающую великому возвещению веры: «смотрите, что̀ есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12:2) — и об этом неусыпно заботиться. Ведь ничуть не меньше благочестивой веры, ка̀к нас научили, необходимо для достижения вечной жизни добродетельное житие, чтобы из-за скверных нравов [288] не воздвигнуть неподобающего на краеугольном камне веры и за презрение к призывающему гласу и к благодати усыновления не подвергнуться вечному огню вместо радости и нескончаемой славы.

Так что раз мы, благословенные и разумные любители блаженной красоты́ Христа, видим множество путей добродетели, дарованных людям Владыкой всяческих, и идущих к единой цели, и ради спасения достигающих одного конца, не будем пренебрегать нашим спасением и не упустим время, данное нам для покаяния, потому что вернуть его снова невозможно. Но прежде, чем, по слову великого Иова, «отойти туда, откуда не вернёмся, в страну тёмную и мрачную, в страну вечной тьмы, гдѐ нет света и не увидишь жизни человеческой» (Иов 10:21-22), потщимся умилостивить Бога, сколько у кого есть силы. Он ведь, ради пёстрого разнообразия в устроении наших душ, по благости Своей сотворил соответственное множество путей, приводящих в вечные обители безукоризненно шествующих по ним, так что каждый, избрав подходящий себе путь и по нему совершив шествие жизни, сможет занять на небесах чаемое место в вечной славе.

Итак, сколько есть у нас силы по милости и помощи Христовой, устремим на исполнение должного. Облегчим участливо бедствие нищего и не упустим случая умерить его нужду. Не замедлим <505> покрыть наготу нагих, щадя дарованное нам одеяние нетления. Мучимым в заключении, и страдающим от телесной болезни, и тяготящимся жизнью на чужбине будем сострадать и постараемся ощущать своими тяготы других людей, чтобы, подражая в любви к сродным Тому́, Кто̀ взял наши немощи и понёс болезни (Мф. 8:17), и делами воздавая честь Его человеколюбивому самоумалению ради нас, сделаться и нам достойными стать созерцателями и участниками Его славы; и совершать это будем не ради славы от людей, за которую по завершении теперешней жизни никакого нам не будет одобрения, но всё, чѐм Ему угождаем, и говорить, и совершать будем, воистину делаясь Божиими и, как Он, взаимным человеколюбием становясь всем для всех (1 Кор. 9:22). [289] Ведь таким образом, постепенно продвигаясь в добродетели, мы, с Божией помощью, сможем следовать, как до́лжно, Божественной философии и исправиться для высшей жизни, презирая всё земное и почитая намного лучшим и ценным последний чин у Бога, нежели первое достоинство при дворе земного царя; начав обогащаться ею и постепенно приучая душевные чувства с благоразумной невозмутимостью взирать на тварное, мы обретём великую выгоду: божественная философия безопасно поведёт нас сквозь волнение и непостоянство видимого к устойчивому и недвижному, но не допустит в нём остаться и задержаться; а затем, избега́я беспорядочности земных веще́й и стремясь к устроенности небесных, будем призывать бездну на бездну (Пс. 41:8) и сквозь величие видимого прозревать, насколько доступно людям, логосы веще́й умных и, заглянув в онемении в недоступнейшее святилище (τῷ ἀδύτῳ τῶν ἀδύτων), позна́ем собственную ничтожность и прорицаниями Духа таинственно научимся, ка̀к это мы, прах и пепел (Быт. 18:27), по милости изволившего Бога достигаем Божественной славы, и ничтожное и презренное по природе преобразуется в столь блаженное; и таким образом поразившись зрелищем Бесконечного, пожнём плод истинного любомудрия, могучую защиту добродетелей, — говорю о смирении, величайшем и первейшем даре Божием, умерщвляя которым причины страстей — я имею в виду чувства вкупе со сродной к ним близостью чувственных предметов, — полностью отсечём себя от мiра, чтобы взирать на умное незамутнённым оком души́, а затем нашу ду́шу, уже́ истинно проникнутую смирением и обретшую, наконец, способность принять отражение Божественного о́браза, встретит Божественная любовь, и нас из рабов сделает друзьями, даруя [290] главнейшее в законе — «возлюбишь Го́спода Бога твоего всем сердцем твоим и <508> всею душею твоею» (Мф. 22:37), и далее, ибо с мужественной строгостью не допустит устремить ни одну из наших умных сил вообще ни к чему иному, кроме Бога.

Будем же стремиться, пока есть время (Гал. 6:10), на деле осуществить поставленную нам Богом цель благочестивого христианского провозглашения. Раз «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мiроправителей тьмы ве́ка сего» (Еф. 6:12), незримых тиранов и врагов, не въяве веду́щих бой, а воюющих в тайной глубине сердец; «наденем всеоружие Божие», ка̀к призывает нас Божий апостол, «чтобы мочь противостать в день бедствия и, всё преодолев, устоять; и препояшем бёдра истиной, и облечёмся в броню праведности, в которой угаснут все огненные стре́лы лукавого» (Еф. 6:13-16). Будем стоять упорно, со «всякою молитвою и прошением» (Еф. 6:18), и получим «меч духовный, который есть слово Божие» (Еф. 6:17) — кратко говоря, отделяющее от лучшего худшее и научающее благочестивых тому́, что̀ приличествует ведать христианам, а это есть дело совершенной проницательности; оно же — ясность зрения, воздержность языка, строгость к телу, смиренномудрие, чистота помышлений, уничтожение гнева, ка̀к говорит где-то великий Василий, взлёт ума к Богу, и усиленное противостояние искушениям ради сохранения драгоценного, отплата любовью за ненависть, кротость к гонящим, увещевание хулящих, самоумерщвление злу, сораспятие со Христом, перенос на Бога полностью всей способности любить.

Написал же я это, благословенный господин мой, не потому, чтоб не знал вашей твёрдости в вере Христовой и умножаемого исполнением заповедей поклонения Ему, а желая вам сообщить, какую и сколь великую веду́ я ради вас битву, а забота постоянно жжёт моё сердце; и я призываю вас бдительнее наблюдать за главными поборниками ересей, чтобы никто из них, соблазнив вас лживыми доводами, не смог замутить — да не будет этого! — [291] чистый и живительный источник вашей веры грязными потоками собственного нечестивого учения. Ведь язык у них — будто обоюдоострый меч и наточенная бритва, режущая насмерть ду́ши, и отправляющая их в адскую западню и тёмную пропасть, и лишающая жизни во Христе лживым сладкоречием. Сам <509> Господь наш и Бог Иисус Христос, Бога-Отца единородный Сын и Слово, создатель всей твари видимой и невидимой, ради нас по неизреченному Своему человеколюбию принявший смерть, ка̀к Сам изволил, и Своей собственной кровью избавивший нас от власти тьмы — Сам да возьмёт вас за правую руку и да введёт в страх Божий, и в полное ве́дение воли Своей во всякой премудрости и духовном разумении, и да склонит поступать достойно Себя, приносить плод во всяком добром деле и возрастать в познании Его истины, и да укрепит вас всякой крепостью по могуществу славы Своей на всякое созидание и долготерпение, и сохранит вас, с радостью и благодарностью подвизающихся по Евангелию Его благодати, и да удостоит части святых во свете (Кол. 1:9-12) молитвами и мольбами всеславной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых. Аминь.
К Письму XIII К оглавлению


Примечания:

1 Максим употребляет этот странный титул, чтобы подчеркнуть, что не признаёт правление Мартины законным. — Прим. пер.

2 «Те, кто̀ их совращал» — в греческом тексте здесь однозначно мужской род. По-видимому, кроме монахинь-еретичек, были ещё некие еретики — вероятно, их учители. — Прим. пер.

3 «...Он тех из упомянутых женщин, что̀ проживали... распределил...; а тех, что̀ были под началом матери Иоаннии... вернул всем, ка̀к мужчинам, та̀к и женщинам, их монастыри» — я сохранил при переводе неправильность конструкции, так как она не мешает пониманию. — Прим. пер.

4 Acta conciliorum œcumenicorum / Ed. E. Schwartz. Berlin, 1927—1929 [далее — АСО]. Т. 1. V. 1. Part 6. Р. 42, line 34-37 (Schwartz). — Прим. отв. ред.

5 АСО. Т. 1. V. 1. Part 7. Р. 40, line 7-10 (Schwartz). — Прим. отв. ред.

6 В издании Миня — видимо, ошибочно — здесь дается указание на Слово XXX (О богословии IV) свт. Григория Богослова. Однако в данном случае в качестве источника более подходит Слово XXXI (О богословии V) свт. Григория. — Прим. отв. ред.

7 АСО. Т. 1. V. 1. Part 4. Р. 35, line 10-14 (Schwartz). Указанное послание имеется в русском издании Деяний соборов: Памятная записка архиепископа Кирилла пресвитеру Евлогию, находящемуся в Константинополе // Деяния Вселенских соборов: В 4 т. СПб., 1996 [Репринт с изд.: Казань, 1916]. Т. 2. С. 159-161. — Прим. ред.

8 Кирилл Александрийский. Послание II к Суккенсу. АСО. Т. 1. V. 1. Part 6. Р. 162, line 18-22 (Schwartz). — Прим. ред.

9 Источник цитаты неясен. — Прим. отв. ред.

10 Григорий Богослов. Слово II (Об удалении в Понт) [в русс. пер. Слово III], PG 35 432 31. — Прим. отв. ред.

11 Григорий Богослов. Слово XXX (О богословии IV), PG 36 113 4446 — VII, 10-11 (Barbel). — Прим. отв. ред.

12 Кирилл Александрийский. Послание II к Суккенсу, АСО. Т. 1. V. 1. Part 6. Р. 162, line 8-9 (Schwartz). — Прим. отв. ред.

13 Кирилл Александрийский. Послание II к Суккенсу. АСО. Т. 1. V. 1. Part 6. Р. 162, line 14 (Schwartz). — Прим. ред.


Текст по изданию «Прп. Максим Исповедник. Пи́сьма» (Издательство Санкт-Петербургского университета Русская Христианская гуманитарная академия, СПб., 2007 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.

 

 
Facebook
ВКонтакте
Free counters! Православное христианство.ru. Каталог православных ресурсов сети интернет Український православний інтернет
Используются технологии uCoz