Цветник священноинока Дорофея

Глава 41.
Поучение об отшельнической жизни
в пустыне

Нам, желающим спастись, следует хорошо знать меру своему правилу, повседневным трудам и всем добродетелям. Установить на основе долгого опыта особенности и меру во всех наших благочестивых начинаниях, то есть в пении и молитвах, в коленопреклонениях, в чтении Божественного Писания, в рукоделии, в еде и питье, а также в отдыхе и в разных домашних вещах. Отводить для каждого де́ла свое время и для всякой вещи под небом определять свой час: в какое-то время петь, в какое-то молиться, в какое-то — читать священные книги, в какое-то — заниматься рукоделием, в какое-то — отдыхать, в какое-то — заботиться о необходимом. И проводить так день, имея всего понемногу. И не иметь ничего лишнего, но всего в меру. И всё бедное и некрасивое.

Зная меру во всём, умеренно, но постоянно трудясь во все дни жизни нашей, мы хорошо будем различать бесовские прилоги и не дадим в себе ме́ста лукавым ду́хам и страстям. Чтобы, когда прило́жится к нам что-нибудь от дьявола, мы могли понять, в силу умеренности нашей, что это приложен к нам дьявольский прилог. А не знающий меры в своих трудах и в жизни своей словно во тьме шатается, блуждая в невежестве своем, лишенный твердой основы.

А начинать следует как можно раньше и еще до наступления ве́чера оградиться своим правилом, которое в течение всей ночи оказывает человеку большу́ю помощь и делает его неприступным для бесов и неотягощенным. И весь день доставляет подвижнику радость. Сначала следует совершать молитвенное правило, а пото́м — петь.

Многие подвизающиеся не знают о хитрости лукавых бесов. Бесы часто побуждают нас к старательности, к трудам и рукоделию допоздна, или к путешествию, и к другим делам и заботам, даже если они и не нужны. Желая причинить нам одну из двух пакостей, или чтоб мы, устав и припозднившись, оставили правило, пение и чтение; или, чтоб если и совершали, то с небрежностью, дремотой и не вовремя.

Поэтому и впадаем мы в сон, немощь, лень и нерадение, лишаемся страха Божьего и умиления, забываем о кончине смертной, о Пришествии Христовом, обо всех радостях Царства Небесного, о муках бесконечных и отпадаем от совершенства. Так и поступают безрассудные.

Человеку нельзя время от вре́мени не беспокоиться о необходимом, но тем или иным следует заниматься не подолгу, чтобы не прекращать подвига. А молитв и молений не оставлять никогда, ибо Бог всегда дает нам достаточно вре́мени, чтоб мы успели необходимейшее.

Будем же усердно держаться де́ла Божьего, и тогда достигнем совершенства и спасемся. И, став на молитву, будем воссылать благодарения человеколюбивому Господу Богу за все удивительные чудеса Его и всячески неиссякаемо возвеличивать Создателя своего. Будем молиться Господу Богу прилежно, с постоянными слезами, говоря: «Господи! Спаси меня по милости Твоей. Спаси меня ради Пречистой Твоей Матери. Спаси меня ради Всечестного и Животворящего Креста Твоего. Спаси меня ради Ангелов Твоих, Небесных Сил бесплотных. Спаси меня ради всех святых Твоих». И так испрашивать у Него милости и помощи и надеяться на Его заступничество во всякое время, на всяком месте, во всех страданиях и нуждах.

А без Него ничего доброго не можешь совершить. Смиряйся перед Ним в мыслях своих и в уме представляй себя немощным, слабым и неразумным, похожим на паутину. Или похожим на колеблемую траву. Или же листом сухим, на дереве дрожащим. Или, ползая как муравей, ходи пред Ним. Или ступая, как паук. И считай себя землею и пеплом. И о делах своих размышляй, как о натянутой паутине слабой. И говори о себе часто уничижительные слова́, произнося вслух при всякой молитве и молении твоем. И слова́, вызывающие страх и жалость, — в сокрушении се́рдца: о смерти, о муках, о Пришествии Христовом и о Царствии Небесном. Говори так: «Бодрствуй, душа́ моя, и мужайся. Конец приближается, пришествие Христово при дверях. Сатана уже́ вооружается».

А к этому, душа́ моя, скажу тебе вызывающее еще бо́льшую жалость и ужас: «Человек, как трава, дни его, как цвет полевой. Вырастет и отцветет. Пройдет над ним ветер, и нет его. И не узнает пото́м ме́ста своего» (Ср.: Пс. 102, 15-16 славянской Псалтири¹).

Разве не боишься смерти, душа́ моя? Разве не страшишься бесконечных мук? Или не беспокоишься о радости бесконечной Царствия Небесного? Или не знаешь, что только прилагающие усилия восхищают Царство Небесное? Почему не стараешься встать сразу, как только пробудился? Ибо это Ангел поднимает тебя, когда встаешь, отоспав первый сон.

Воспрянь, душа́ моя, воспрянь! Конец приближается. И да будет тебе известно, что долгий сон и лень лишают благодати и добрых дел. Трезвись, душа́ моя, и внутренне, и внешне, ибо в этом нача́ло благодати и приобщение к Святому Духу.

И да будет тебе известно, душа́ моя, что пленение и помрачение ума страстями отгоняют благодать от человека, впускают ду́хов мрака и великую власть имеют. И человек весь век свой не в состоянии будет привлечь к себе благодать, если не избавится от пленения страстями и помрачения. Изгоняй же их, душа́ моя, молитвой и постом, бдением и бодростью, слезами и поклонами!

А это напоминаю, душа́ моя, чтобы помнила и совершала. Говори, ложась в постель свою: «О, плоть моя окаянная! Не знаешь разве, что одр сей гробом тебе будет?» И душа́ твоя, вразумленная этим, ужаснется, и в страхе и трепете будешь предстоять Богу. А ум будет внимателен и памятлив к этому. А в ду́шу и сердце придут умиление, плач и слёзы, страх Божий и любовь, старательность и бодрость. И очень это приятно бывает Богу.

Говори почаще: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», «Царю́ Небесный» и «Отче наш», «От сна восстав». И тогда неиссякаемые источники слёз потекут из глаз твоих, способные напоить ду́шу и сердце твое.

Видел я многих неопытных и необученных новоначальных иноков, бросавшихся переплывать незнакомую быструю ре́ку без наставника и желавших одолеть природу свою и мiроправителя, князя тьмы ве́ка сего, но не желавших жить под началом. Не знали они, что бесы воюют против нас и чинят бесчисленные препятствия. И надеялись молиться с легкостью.

А неловко даже писать об их коварных хитростях и вывертах. Ибо крайне жестоки бесы, мiроправители горделивые. Кружат, как пчёлы вокруг сотов, и, как хитрые лисицы, обманывают постоянно. И как псы и дикие волки, со всех сторон нападают на спасающихся. Ибо, как подниматься с тяжелой ношей в гору или идти против течения, так и против них. И как остро отточенная бритва, постоянно готовы они досаждать нам во всех наших лучших начинаниях. Восстают по-львиному и рычат на нас. Или как извивающаяся змея́, аспид, дрожащий при движении. Или как гадюка шипящая и яд испускающая!

О, какая туча невидимых разбойников обволакивает и наступает на спасающихся, на отшельников! И погружает их по зависти в дремоту и мрачный сон, в тяготы и в изнеможение: стоя́т они, сидят или лежат. И подучивает малодушных и неразумных людей всячески их оскорблять.

А ныне, в эти последние времена, еще сильнее, с великой поспешностью ополчаются враги на спасающихся. И все старания и стремления этих лютых зверей, обвивающих, словно гадюка, — лишь бы только, во-первых, праздностью украсть время у нас, у молящихся. И удержать от непрестанного подвига и моления всеми способами, всеми средствами. Или сном и дремотой, или унынием, или ленью, или тяготами, или суетными разговорами и волнениями, или заботами о каких-нибудь делах. А во-вторых, тщеславием и гордыней стараются погубить наши труды. А в-третьих, ввергнуть в какую-нибудь страсть, душевную или телесную, то есть в какой-нибудь грех, и удерживать в нём в отчаянии.

Крайне необходимо нам быть во всей нашей жизни опытными и искусными, а в трудах — терпеливыми и прилежными. Потому и называемся мы воинами Христовыми и добровольными мучениками, что боремся с невидимыми врагами и одолеваем природу свою. Ибо желаем спастись и венец получить, и на небо желаем взойти, и обрести радость Царствия Небесного. И поэтому, прежде всего, нам следует терпеть и понуждать себя до смерти. Нельзя нам без самопонуждения. И никто не может спастись без бесовских искушений и без скорбей².

Это и неудивительно: невозможно нам не страдать и не принуждать себя во всех делах, поскольку враги насильно склоняют нас к своим нравам и всячески хотят приручить. Отшельники уже́ одним своим уходом от мiра удалились от всех страстей и причин греха. И потому они, злые ду́хи, обременяют сильно дремотой, сном, ленью, тяготами, унынием, страхами и отчаянием. Ибо только это оружие и осталось у них для борьбы с нами — и по заслугам поражает горделивых.

Потому все святые отцы и запрещают неопытным жить в одиночестве, без помогающего собрата. Знают они о бесовских насилиях, ибо сами их испытали. И по этой скрытой причине многократно говорили для нас, что одному, без собрата, жить нельзя. Поскольку даже сами эти отцы, достигшие совершенства и безмолвия, имели учеников, одного или двух, в укор себе: чтоб не спать подолгу, а также из-за природных немощей и нужд. И Антоний Великий, и Даниил Скитский, и Арсений Великий, и многие другие так жили. Го́ре одному, говорили отцы. Если впадет в сонливость или лень, в уныние или отчаяние, не будет у него человека, способного поднять его и помочь ему.

Даже тот, кто умудрен, обладает множеством добродетелей и успешно борется с бесами, но незнаком с отшельничеством и пустынным безмолвием и не имеет какого-нибудь человека, который помогал бы в бдении и бодрствовании, устает от бесов. Ибо отшельника, что̀ изнемог и обессилел, изводят бесы. Удерживают и улавливают то тем, то другим, и мало-помалу крадут время. А человек думает, что он сам виноват. Но нет, не сам виноват! Это нападки и злоумышления лукавых бесов. Словно зубами скрежеща, нападают на нас.

И некоторые подвижники сетовали, что дремлют, много спят и испытывают тяжесть, стоя, сидя и лежа. Но, как во́лны часто ударяются о камень и рассыпаются, также часто нападают на нас и бесы. И не только с новоначальными и неопытными, которые не одолели еще свое тело: стоя́т, прислонившись; сидят, спят и лежат без страха, ленятся и безмерно утомляют себя суетными заботами, — но случается это и с совершенными, которые стоя́т на молитве в страхе и трепете, стараются, любят страдать и изнурять свое тело Бога ради, не утомляются суетными делами и заботами. Даже их всячески обременяют бесы дремотой, сном, ленью, тяготами и изнеможением.

И следует всегда иметь глаза́, полные слёз, и вести́ отшельнику жизнь страдальца, подобную мученической. И беспощадно бороться с бесами, бедствиями своими одолевать и пересиливать их. Ибо крайне жестоки враги, и бесплотны, и опытны в борьбе против нас. Многие из наших подвизающихся братьев скончали свой век, борясь с ними.

К тому́ же они не едят и не пьют, не отдыхают, но всё время ищут нашей погибели. К тому́ же в полчища собираются, чтобы восстать на нас, и друг друга поддерживают. А мы — плотские, мы устаем, нуждаемся в еде, питье и отдыхе. К тому́ же мы одни, без помогающего собрата. К тому́ же мы, увы, и малоопытные, привязываемся к различным делам и заботам, и отвлекаемся мало-помалу.

Даже начальное, незначительное свое усердие губим, а еще хотим успешно бороться с ними. Конечно же, нуждаемся мы в том, чтоб поддерживать друг друга, помогать один другому. Только живя с собратом или двумя, убережемся от многословия, осуждения и споров. Инок же, не желающий добровольно подчиниться духовным братьям во Христе, в одиночестве невольно подчиняется бесам. Святые отцы не возбраняли жить в одиночестве лишь совершенным и презревшим плоть свою. И, словно обнажив меч, бороться посреди их полчищ. Ибо небезопасно плотскому в одиночку сражаться с тьмой бесплотных. Если даже праведник едва спасется, гдѐ же окажется нерадивый и грешный?

Иногда на молитве много теряем мы от отсутствия страха Божьего, от расслабленности и нерадения, от беспечности и объедения. А отсутствие страха Божьего, расслабленность и нерадение, беспечность и объедение приводят к дремоте, сонливости, лени и приманивают бесов. Как репьи, прицепляются бесы к нашей приверженности страстям и отсутствию страха Божьего, к расслабленности, нерадению и беспечности. А от бесовских нападок — отягчение и усталость.

Стоя́щий же на молитве перед Богом со страхом, больши́м терпением и усердием не бывает поруган ни одним бесом и оказывается страшен для них. Скорое и усердное, добродетельное и тщательное моление со страхом Божьим — страж, отгоняющий дремоту, сон, лень, тяготы и усталость, и все бесовские нападки и препятствия. Святые отцы говорили о живущих в пустыне, что они нуждаются в неотступных трудах, поучении и стойкости. Если же хоть чуть-чуть отступят, никакой пользы не будет им от безмолвия и пустыни. Великую победу и власть над собой дают бесам. Ибо бесы неотступно сидят подле них, всячески отвлекая. Как маленький волосок раздражает глаз, так и малейшее попечение обращает в ничто и безмолвие и отшельническую жизнь.

А есть такой злейший демон, постоянно сидящий подле ума: болезненно смыкает нам глаза́, делает голову тяжелой и расшатывает мозг, когда мы бодрствуем. И сильно изнуряет ум дремотой и тяжелым сном, представляя их желанными, словно какую-нибудь медовую сласть. И наводит помрачение и забытье. И постоянно затрудняет дыхание, заставляя тяжело вздыхать и выдыхать воздух изо рта, иначе говоря, стесняет грудь. Поэтому следует нам усердно молиться.

А иногда бывает и так: снаружи раздается при их приближении сильный рев. И душа́ слышит этот шум, и ум расслабляется и изнемогает, а чувства помрачаются. И мы постоянно погружаемся в дремоту, сон и тяжесть, стои́м, сидим или лежим.

Не только любящие мiр и плоть свою мiряне впускают в себя ду́хов и дают им место, сами копая себе яму и падая туда греховными помыслами и делами, но и спасающиеся открывают доступ бесам этим же — хотя и без грубых греховных дел — чревоугодием, допущением нечистых мыслей, сном, ленью и гневом. Ибо неумеренный сон, лень и нечистые помыслы, безусловно, от объедения. А от долгого сна, лени и от нечистых помыслов исчезают благодать и добрые дела́, и открывается доступ бесам. А пленением ума, гневом и остальными страстями молитва оскверняется и делается нестрашной для бесов. А прогоняют их вон, очищают ум, делают его ясным и рассудительным пост, жажда, воздержание, бдение, молитва, достойное причащение Те́ла Христова, слёзы и поклоны. И сделать себя неприступным, защититься и вселить в себя благодать Божью можно теми же добродетелями. Крестным знамением и поклонами отгоняй от себя бесов. Когда они поднимают великий шум, тогда человек — словно во время бу́ри среди огромных волн морских или словно в дремучем лесу. А душа́ страшится и ужасается. И тогда следует положить поклонов двадцать, или тридцать, или пятьдесят. И тотчас, словно от блеска молнии, в мгновение ока исчезают бесы. Как туча комаров, сметаемая ветром, очень пугаются. А если снова соберутся — снова следует класть поклоны и отгонять их.

Если же объедаешься, печешься о земных делах и держишь в уме своем десятки помыслов, а о молитве не заботишься, то даже жалкий послушник лучше такого отшельника.

Ей-ей, для желающих спастись пост и бдение, молитва и священные книги, слёзы и поклоны — воистину зеркало ума, души́ и те́ла очищение! Равно как источник всего злого — ублажение чрева. Основание Божьего священного пути и вершина всех добродетелей — алкание, то есть пост разумный, ночное бодрствование и чистая молитва, то есть ум, свободный от мечтаний и очищенный для духовного служения Богу. И великое здание для всех благ — алкание, то есть пост, и бодрое бдение, и чистая молитва, и ум трезвый и немечтательный.

Это оружие, данное нам от Бога. А какое оружие сильнее этого, и лучше помогает и придает смелости в битве против нечистых ду́хов, чем алкание, испытываемое во Христе, то есть пост, бодрое бдение и чистая молитва Иисусова, и ум трезвый и немечтательный? Чѐм другим можно победить бесов и оградить тело, как не постом, бодрым бдением, чистой молитвой и умом, ясным и немечтательным?

Чем больше трудится и страдает тело в этих добродетелях, в то время как окружают его полчища бесов, тем больше сердце защищается надеждой и разгорается ревностью постоянно. А до этого род человеческий даже не знал, чѐм победить бесов. Но при помощи этого оружия бесы обессилели и были побеждены.

Алкание избавляет и защищает человека от бесов. Словно к печи горящей, не могут приблизиться бесы к постнической плоти. А еще пост, и бодрое бдение, и непрестанная и чистая молитва Иисусова, и трезвение — вершина и опора всех добродетелей. И кто желает спастись от лукавых бесов, изъять голову свою из рук их обмана, из темной сети отступивших от власти Бога, и Боголюбиво искоренить желания, истончая внутренние и внешние чувства, быстро достичь спасения и обрести благодать, пусть тот не ослабевает и не унывает от труда постнического, бдения и молитвы. Ибо ими очищаются все душевные и телесные чувства. И пусть не клевещет на себя, будто слаб для борьбы и сопротивления, чтоб не страдать, как на кресте, испытывая медленные и тягостные му́ки.

Ничто так не ободряет человека, как алкание, эта единственная из всех добродетелей телесная добродетель, внутренне, без внешне ощутимых побуждений, пробуждающая человека и постом, и молитвой Иисусовой, и памятью о смерти, и трезвением, и старательностью, и усердием к бдению и бодрости со страхом Божьим, и к добродетелям. И тогда душа́, подгоняемая ими, в трепете пробуждается.

Если тело понуждается к молитве, бдению и бодрости днем, то и ночью душа́ не спит, и для бесов страшна и неприступна. Если же днем тело нерадиво к молитве, бдению и бодрости, то ночью и душа́ ленива и доступна для бесов.

Иногда для бодрости пусть один брат молится, один читает, а один спит. И в пустыне или в друго́м месте, где случится, пусть поступают так. Чтоб не погубить понапрасну время жизни своей. А в общежительном монастыре пусть один из монахов или сторож, обходя обитель, будит братию, желающую Бога ради бдеть и бодрствовать. Ничто не делает бдение и бодрость такими длительными, как постижение Писаний, воздержание и рукоделие. А бодростью, воздержанием, бдением и уединением, ей-ей, сможем воистину достичь духовной мудрости и удивительных веще́й! Ибо все великие Богословы и слагатели церковных песнопений бодрствованием, воздержанием, бдением и отшельничеством приобрели это. Поскольку бодрствование, воздержание, бдение и уединение дают человеку рассудительность. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

К оглавлению         

Глава 42

Вопрос о трезвении и бодрости:

Отчего человек сохраняет трезвость ума и бодрость? И отчего входят в человека дремота и сон, и охлаждение мысли? И гасят святую теплоту души́, и умерщвляют горячее стремление к Богу, к духовному и небесному?

Ответ:

Трезвость и бодрость мысли сохраняются искренним стремлением всегда всеми силами ограждать ду́шу свою от расслабления стеной мужества и терпения. И это стремление отгоняет от человека всё враждебное и мешающее: дремоту и сон, лень и отягощение, усталость и уныние. А укрепляется это стремление и возбуждается пребыванием в доме своем. Иначе говоря, безвыходным сидением в келье.

А еще следует отшельнику, совершив в положенное время уставные поклоны, браться за рукоделие. И получать от рукоделия помощь, словно от собрата и помощника. А также освежаться на воздухе. Ибо больша́я поддержка приходит и победа над дремотой и сном, ленью и отягощением и над усталостью, когда стои́шь на молитве в прохладном месте. И не только слабому и больному телу, но и здоровому. Поскольку кровь не приливает к ногам. В теплом же помещении нападает всё это: дремота и сон, лень и отягощение, и усталость. И расслабляет телесные внутренности человека, одолевает, связывает и сокрушает подвизающегося. И ничто так не томит отшельников, живущих в пустыне, как это — наваливается и мучит.

К оглавлению         

Глава 43.
Поучение о том,
ка̀к бороться со сном

При отшельнической жизни в пустыне шесть напастей крайне жестоко одолевают нас. Уныние, сон с дремотой, лень, отягощенность, страх и отчаяние. Из-за этих шести запрещают святые отцы жить одному. Воистину, сон страшнее и лени, и уныния, и отчаяния, поскольку рождаются они от него. Кроме того, уныние, отягощенность, страх и отчаяние одолевают не всякого пустынника, и не постоянно, а временами. И ка̀к назову, если не ленью, если кто спит ненасытным сном?

Когда одолеет кого-нибудь мрачный сон, тогда унывает подвизающийся и жалеет о погибшем во сне вре́мени. А также отчаивается получить спасение души́ и грядущие бла́га. И приходит ему на ум, а больше бесы вкладывают, говоря: «Напрасен труд твой, ибо ты побежден сном».

Большая беда — долгий сон, о, братья! Ибо, как туча закрывает солнце, так и долгий сон перекрывает силу умственного зрения. И, как завесу, накидывает на ум забытье. Ум становится невосприимчив ко всем духовным благам, забывчив и невнимателен. Ибо страж задремал — и разбойники напали. А для невосприимчивого ума всё становится мрачным и страшным. Поэтому бесы, словно тьмою темной, покрывают ум сном и дремотой, и гасят, словно огонь водой, чтобы получить власть, лишить как-нибудь ду́шу всех добрых дел и обременить страстями. Все стремления и усилия бесов — как бы отлучить ум наш от Бога и от непрестанных трудов и удержать в суетных делах ве́ка сего любым образом, всеми предлогами и способами. Или в сон погрузить, или в лень, или в отягощение. Или суетными волнениями и заботами украсть у нас время.

Сон, о котором на́чал писать, один, а причин у него множество. От них же происходит и вожделение. От естества, от мечтательности ума. От шума, суеты и забот, от уныния, от зависти бесов или же от чрезмерного и длительного поста, когда плоть изнемогает и желает в результате утешить себя сном.

Но прежде всего дремота, долгий сон, лень и отягощение вместе взятые, несомненно, от бесов, от еды и питья, иначе говоря, от объедения и многопития, и от телесных удобств, и от рыхлости плоти. Поскольку сытое чрево отягчается приемом многих яств и безмерным питьем, и погружается в дремоту, в нерадение, в сон и лень, в отягощенность и усталость.

И чрезмерно постящаяся, и тучная плоть склонны к лени. А в меру постящаяся и склонная к воздержанию — бодра, трезва и легка на труд духовный. Словно крылья имеет для духовного пути и сама себя не ощущает.

Не столько тягот терпят умеренные люди от воздержания и голода, сколько неразумные обжоры от объедения. Ибо первая тягота дает жизнь вечную, а вторая отлучает от Бога и обрекает на му́ку. Если разрешим глупой плоти и чреву нашему безудержно наслаждаться, то сведут нас в пучину грехов.

Но кто хочет мало спать, пусть мало ест. И желающий мало есть, пусть мало спит. Одно поддерживает другое.

А многоедение и многопитие связаны с привычкой. Привыкнешь много есть, тем более пить, тело и просит много. Привыкнешь мало есть, а тем более пить, тело и просит мало. Так и сон. Расслабишься, не будешь бороться со сном и захочешь спать досыта — тело и будет просить много, ибо сон не знает сытости. Чем больше спишь, тем больше хочется. И такой человек как во тьме проводит жизнь свою, всегда имея ум мрачный, в котором нет добродетелей, поскольку долгий сон и леность лишают благодати и добрых дел. А привыкнешь мало спать, тело и просит мало. И всякая добродетель также требует долгого учения, навыка и терпения.

Трудно искоренить привычку долго спать, если кто̀ привык смолоду. И поэтому следует нам в са́мом начале отказа от мiра упорно бороться с нею и понуждать себя. Поскольку лукавые бесы в первую очередь привязываются к новоначальным инокам и одолевают их дремотой, частым погружением в сон, отягощением и болью в суставах, и ленью, и усталостью. Вкладывая в ум разные непристойные мысли и вынуждая их прислониться к стене, или сесть на стул, или прилечь на постель во время молитвы. А другими напастями, жестокими и яростными, новоначальных не одолевают. И не показывают им поначалу бесы сильные напасти, а скрывают от них по причине их усерднейшего труда, и не дает бесам благодать Божия прикоснуться к ним ничуть.

И дожидаются они, когда благодать Божия отступит от них из-за лени и нерадения или из-за усталости. Тогда тотчас приходят и удерживают их, словно играя ими. Хотят погрузить в дремоту, в сон и отягощение также и остальных монахов, тем более пустынников. Постоянно, ежечасно и неотступно, днем и ночью сидят лукавые бесы подле и пребывают с желающими спастись. И видят старательность и прилежание каждого или же лень и нерадение, небрежность их и усталость.

Когда видят кого-нибудь старательного, тотчас отступают от него и дожидаются лени, нерадения и изнеможения. А когда видят ленящихся, и нерадивых, и мало на что̀ желающих себя подвигнуть, тотчас, не давая им воспрянуть, словно дикие звери, внезапно нападают и погружают в дремоту и глубокий сон.

И могу тебе показать, ка̀к быстро погружают. Едва лишь, припав к земле, захочешь небрежно совершить молитву, тотчас погружают внезапно. Или сто молитв Иисусовых произнести, или псалом проговорить, тотчас погружают. И твердо следует уразуметь это и остерегаться, а без этого невозможно в одиночестве хорошо и трезво бодрствовать и бороться против бесов.

Кто хочет победить дремоту и долгий сон, и стоя, и сидя, и лежа, и научиться бодрости и бдению, тот нуждается в строгом воздержании, то есть в алкании утробном, и в трезвении ума, то есть в очищении ума и ясности мысли, и в непрестанной Иисусовой молитве.

И память о смерти пусть спит и встает с ним. И безмятежное молчание, и горячее рвение, которое в том, чтобы оградить ду́шу свою от слабости стеной постоянного терпения. Тогда уже́ тело и нехотя последует за душой.

Когда очищаются ум, сердце, душа́ и тело человека, и освобождаются от духа мрачности повседневным постом, воздержанием, алканием, бодрой молитвой, памятью о смерти и трезвым бдением, и мужеством, и терпением. Тогда уже́ бодр, не сонлив и не дремлив, трезв и легок, разумен и рассудителен, и равен Ангелу становится человек.

Воистину против сна ни в чём не найдешь себе для бодрости и бдения таких помощников, как эти четыре: воздержание, трезвение, молитва Иисусова и память о смерти. Эти четыре бодрой, трезвой и бдительной стражей называются. А кроме того — страх Божий и рукоделие. А без этих четырех дом души́ захватывают дремота, сон и мечтания. Ибо не в состоянии ни голодная утроба на ложе своем всю ночь уснуть; ни тот, кто имеет светлый и ясный ум и чистые мысли, забыться глубоким сном. Не отвлечется имеющий сладость молитвенную; не обленится вспоминающий, что будет положен во гроб. Пробуждают его постоянно эти четыре.

Будем же бодрствовать бессонно, воздерживаться, трезвиться, совершать молитву Иисусову, помнить о смерти и вооружаться для победы над сном! Если кто и целыми днями не спит и бодрствует, а этого не имеет, впадает в бесчисленные грехи. К тому́ же воздержание, трезвение, твердое пребывание в молитве и память смертная продлевают бодрость и бдение. И мало-помалу сон исчезает.

А когда вскочишь, очнувшись от сна, с постели своей, бросайся быстрее на холод и ветер взбодриться. Чтобы, когда встанешь от сна и сядешь на постели, снова не погрузили тебя бесы в дремоту, сон и отягощение. Когда же, встав, охолонешься и взбодришься, тогда прежде молитвы и пения разомни плоть поклонами. И отгоняй от себя лукавых бесов, пока не разомнешь и не сделаешь бодрой и трезвой плоть, а ум — трезвым, бодрым и ясным. Поскольку от сна и от нападок бесовских плоть становится ленивой, а ум — мрачным. А если не положено по Уставу земных поклонов, взбодряйся поясными. А ободрившись всеми чувствами, быстро начинай говорить со старательностью и умилением или молитву, или каноны, или Псалтирь, или петь. Или, из-за сильного изнеможения и усталости, для поддержки совмещай молитву, чтение Псалтири и пение с рукоделием.

А когда становишься на молитву, должен ты стоять твердо, не прислоняться, не садиться, не ложиться, пока не совершишь правило или не устанешь, но, как огня, бойся подобного нерадения. Будь как опытный борец и воин Христов в молитве твоей. И оберегай надежно ум свой от дремоты во время любого моления. Стой на молитве, слегка ссутулив плечи, ради страха Божьего и бодрости. И смотри быстрым взором, не зажмуривая и не закрывая глаза́, туда и сюда перед собой, чтоб не дремать. А при сонливости помышляй о небесном и вечном. А в то время, когда ум твой невольно воспаряет в мечтах или одержим помыслами, тогда низводи ум на землю.

Иногда следует молиться медленно, чтоб получить слёзы. А иногда и поспешно, чтоб одолеть дремоту и сон, и отогнать мысли, и унять шумы бесовские, а также среди людского гомона и смятения.

Сначала следует заучивать наизусть и произносить по одной молитве до конца первого го́да или пока не заучишь. Пото́м вторую и третью добавить. Иногда и от частого прочитывания душа́ поощряется и возбуждается. А иногда и бдение при огне с часословом оказывает великую поддержку.

Живущему уединенно следует, понуждая себя, раскачиваться и прохаживаться при дремоте, сонливости, отягощении и усталости, но никак не поддаваться. А в общежительном монастыре — соблюдать благопристойность. Когда устанешь стоять, сядь на стул посреди кельи своей, а к стене не прислоняйся никак, чтоб не погрузиться в сон. Или присядь слегка на кадку: пусть катается под тобой, чтоб, когда начнешь задремывать, тотчас на́чала колебаться и качаться, и ты проснулся.

Борись также с помощью книг. А если и книги читать не дадут дремота и сон, тогда борись рукоделием и молитвой. А без рукоделия или без книги — ни-ни, не садись никогда, даже на минутку, чтобы совершить сотницу или произнести псалом. Поскольку бесы сильно соблазняют, нежданно нападают и погружают. И заниматься рукоделием нужно не для самого́ рукоделия, но чтоб бороться с дремотой и сном. Незаметно понуждают нас бесы без нужды́ садиться, делая бессильными. И рукоделие запрещают брать нам и книги читать. А когда чуть-чуть посидим, бодрствуя, тотчас внезапно наводят сон, словно тьму глубокую, и омрачают, и погружают в беспамятство. Стой всю ночь, словно распятый, борясь со сладостью сонной, и сопротивляйся дремоте и сну, отягощению и лени, усталости и унынию всеми силами, а не вяло.

Сначала следует совершать обычное правило и крепко понуждать себя к молитве. Пото́м отдохнуть за рукоделием, но немного, чтобы не поддаться дремоте, сну и отягощению, а садиться только чтобы не изнемочь.

Сон сильно укореняется и возрастает, когда человек, проснувшись поначалу, снова срывается в сон, как ленивый бык, или словно свинья, желающая всегда валяться в грязи. И тогда Ангел Божий отступает от него, и впадает он в ру́ки враждебных бесов, и удерживают его во сне, сколько хотят, показывая ему всякие видения и грёзы. Соблазняют из ча́са в час медлить и пребывать во сне. Это бесовская хитрость, а также собственная беспечность, лень и слабость.

Как навозной куче свойственно гнить, так и плоть, которая много ест, толстая и неподвижная, обременяется обжорством и тучностью, прилогами бесовскими, склонностью к мечтательности, дремотой, сном, ленью, отягощенностью и нерадением, расслабленностью и усталостью. Поскольку отягощение, несомненно, от объедения, а от отягощения — дремота, сон и лень. А от сна и лени — доступ бесам и страстям. А от входа бесов и страстей — пленение ума, мечтательность и помрачение. А при пленении и помрачении ума благодать отходит. Объедение — виновник дремоты и долгого сна, лени, отягощения и усталости. А долгий сон и лень — виновники входа бесов. А бесы перед умом виноваты. А ум повинен в страстях.

Но пуп ведь не развяжется и болезнь не приключится, ру́ки-но́ги не отвалятся — набраться мужества и сил против объедения и дремоты, сна и лени, отягощения и усталости! Сколько бы мы ни ленились, не следуя заповедям Господним и отеческим добродетелям, пока не начнем соблюдать их по сути, страдая в них, не сможем достичь совершенства, спастись и обрести благодать.

Если человек усердно не следует, как положено, сути заповедей Господних и отеческих добродетелей, то, даже если и тысячу лет проживет в нерадении, — никакой пользы.

Если встанет человек с постели и сядет на кровати своей беззаботно, а не выйдет на воздух, тогда сон, напускаемый бесами, снова начинает морить. Ты же, о, человек, мужественно воспрянь, словно от огня, или от лютого зме́я, или от льва рычащего, желающего поглотить тебя сном и дремотой, ленью и отягощением, и проветрись на воздухе.

Не следует отшельнику спать в конце дня и в конце ночи. От этого очень тяжело становится. Ибо в конце дня и конце ночи святой Ангел, хранитель наш, является на поклонение к Богу, давать Ему отчет о делах наших, как пишет один из отцов.

Или до зари отдыхай, или после. Даже птица, говорят, когда проспит зарю, не может летать.

А часто понуждают нас супостаты и не вовремя спать, вкладывая в ум: «Приляг ненадолго, пото́м снова встанешь читать книги и заниматься рукоделием». Если послушаешься и ляжешь — много вре́мени погубишь. Такой нрав у сна: если кто привыкает раньше вре́мени засыпать, тогда сон возрастает. Если же пропускает время мало-помалу, пока не устанет, тогда сон уменьшается и исчезает, и на рукоделие время находится. А немощная плоть от долгого сна и объедения становится скорее еще более слабой, чем сильной.

Долгий сон способствует и забвению. Если сильно клонит тебя в сон, то спи в одно и то же время, вечером или ночью. В холоде или в жаре, где не можешь спать подолгу. Постись и воздерживайся, трезвись умом и читай молитву Иисусову, имей страх Божий, рукоделие и память о смерти. Без этого не сумеешь всегда быстро пробуждаться и мало спать. В тепле же остерегайся, не угори. И больше уже́ не ложись, а бодрствуй! Бодрое бдение и воздержание, трезвение и молитва, страх Божий и память смертная — воистину стражи богатства духовного, то есть добродетелей. Ибо сохраняют от всех бесовских уловок и сетей, замыслов, козней и соблазнов и дают человеку рассудительность во всём, ясность и трезвенность. Человек, всегда бодрствующий и трезвящийся, во всём сохраняется от бесов. А человек, который много спит, всей благодати и добродетелей лишается. И поэтому подобает нам неусыпно наблюдать оком душевным, то есть умом, за душевными чувствами. И сидеть, словно страж, на высоком месте бодрости, и далеко глядеть в ночь страстей, и пристально следить, откуда идут воры, грабители души́, то есть бесы, с какой стороны́, и чѐм и каким образом начинают нападать и побеждать.

А мера сна в нощеденство, то есть в сутки, для новоначальных — семь часов спать или шесть. Средним — четыре часа́ спать. А совершенным — два часа́ спать, всю ночь стоять и бодрствовать. А бессонным пребыванием называется, когда не отдыхаешь на боку. У мужественного всегда есть возможность превратить ночь в день.

Это Ангел будит нас, когда, отоспав первый сон, встаем. Кажется тогда человеку, что вставать трудно и болезненно, что все части те́ла больны и расслаблены. А бесы еще множество тягот наложат. Когда же человек соберется с силами и встанет, слегка освежится на воздухе, походив, и ободрится, тогда все эти болезни и тяготы исчезнут бесследно. Радостным и веселым будет человек весь день, потому что не поленился встать. И, поступая так, одолеешь сон.

Если же не в состоянии поступать, ка̀к сказано выше, и одолевать, тогда возьми себе друга и помощника. Никто не может одолеть сон, живя в одиночестве, если изо всех сил не восстанет против него. Одинокий, без помогающего друга, не может обходиться без достаточного сна, даже если совершенен. Поскольку всячески соблазняем бесами и не имеет поднимающего его и помогающего ему человека, и потому нуждается в собственных силах и страхе Божием. И многие святые отцы, сидя, не подолгу спали, а некоторые, и стоя на молитве, смыкали глаза́. Видишь, и святым досаждал этот жестокий супостат! А ты хочешь одолеть, ленясь и сидя, спя и нерадея. Нет, так не выйдет! Если мы не одолеем сон, напрасен будет труд наш.

Почему мы, пребывая вместе с братьями, мужаемся и крепимся? Из-за стыда. А когда живем отдельно, тогда, побеждаемы сном и дремотой, не крепимся и не мужаемся. Очевидно, что праздны мы, не имея духовных дел и страха Божьего. Отцы святые крепились до тех пор, пока, склонившись до земли́, не падали наземь от вызывающей сокрушение дремоты, сонного дурмана и болезненной горечи.

Смотри же и слушай о чудеснейшем мужестве и твердости отцов и мудрости их! Некто из святых отцов ставил зажженную свечу и привязывал веревку или нить с камнем возле этой свечи́. И когда эта свеча, догорев, пережигала ту нить или веревку, камень ударял в медное бряцало и будил его. Иного будили часы. А иной ложе имел крайне узкое и, когда хотел повернуться, тотчас падал вниз, на землю. А иной клал в свою руку камень, и камень, когда падал, тотчас будил его. А иной еще имел двух собратьев: один поднимал его с кровати, а другой — будил во время молитвы. А иной еще велел собрату своему стаскивать себя с постели, чтоб отрезвиться от сонного дурмана. А иной еще, только крайне нуждаясь в сне, дремал, опираясь на свой посох. А иной еще протянул цепь от стены́ к стене и, наваливаясь на нее грудью, изредка спал. Да что̀ много и вспоминать обо всех! Стяжавший мужество, твердость и терпение, порождающие все добродетели, всё приобретет.

И потому должны мы мужаться и терпеть, и укрепит нас Господь Бог, Емуже слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

► К следующей главе

Примечания:

¹ Человёкъ, ћкw травA днjе є3гw2, ћкw цвётъ сeлный, тaкw њцвэтeтъ: ћкw дyхъ пр0йде въ нeмъ, и3 не бyдетъ, и3 не познaетъ ктомY мёста своегw2.

² Святые отцы настаивают на этом моменте (ср. 55-е Слово преп. Исаака Сирина) в противовес еретикам мессалианского направления, которые учили о достижении полной неподверженности страстям и бесовским воздействиям. Бесстрастие у них полагалось в области естества, а не воли, и достигалось не трезвением, т. е. точным распознанием и неприятием страстей, а внешними приемами, вроде строгого поста, накладываемого на определенный срок (обычно три го́да — ср. учение 31-й главы́!) и механически понимаемого молитвенного подвига. Всюду, где священноинок касается непосредственного монашеского опыта, мы имеем возможность убедиться в его точном согласии с неповрежденным святоотеческим учением. Приходится задуматься о возможности глубокого интуитивного православия духа и при явной нечеткости догматического сознания — в тех случаях, когда чистота се́рдца и истинный молитвенный опыт опережают Богословскую образованность. Платформа же для ереси создается, по-видимому, тогда, когда недостаток Богословских знаний совмещается с нечистотой се́рдца и пристрастностью воли, т. е. желанием оправдать свои страсти и основанный на них ложный мистический опыт.

Текст по изданию «Цветник священноинока Дорофея» (Издательство Свято-Успенской Почаевской Лавры, 2008 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.