Цветник священноинока Дорофея
Глава 34. Много бед и огорчений доставляют бесы подвижникам и часто губят время, приводя им на ум различные сомнения и всевозможные страстные мысли. Поэтому инок, желающий спастись, должен поступать так: сидеть в келье своей, а не бродить. И собирать ум свой и мысли свои, блуждающие тут и там, отовсюду: от всех забот, от всех попечений, дел и умствований мiра сего — в молитву. И не прельщаться наслаждениями и красотами мiра сего, различными удобствами и весельем. Не волновать сердце свое ни плотскими вожделениями и душевными прихотями, ни печалью родителей своих и родственников, ни заботами любимых друзей. Лучше опечалить своих родителей и родственников, чем Бога. И всегда держать в уме молитву, словно стоя на Страшном Суде Христовом. И ни о чём друго́м не думать во время молитвы, кроме смертной кончины, пришествия Христова и того, как избежать бесконечных мук и удостоиться Царства Небесного. Стоя пред Богом и молясь, не связывай ум свой мiрскими делами и не тревожь ду́шу свою заботой о различных телесных потребностях. Ибо всякий, кто связывается с мiрскими делами и стесняет ду́шу свою частыми заботами, не может чисто молиться Богу. Ибо Богу угодна молитва, лишенная представлений о земном. Не способен, скованный по ногам, быстро ходить, а связанный по рукам работать, ка̀к следует. Так и человеческий ум, связанный мiрскими делами, заботами и разными удобствами, служит греховным страстям и не может прилежно служить Богу, стремиться к небесному и совершать чистую духовную молитву. Если не соберет человек ум свой, все свои мысли, беспричинные телесные блуждания и желания, душевные и плотские, отовсюду в одно место; если не решит твердо надеяться только на Бога во всех делах и не прекратит все колебания мысли, то не сможет избавиться от забот, беспокойства и огорчений и пребывать в тишине и радости душевной. И поэтому следует закрывать душевные очи на всё слышимое, видимое и желанное в мiре сем и глубоко молчать. О, жестокие вериги окаянные, путы крепкие, препятствие и удержание от Бога — заботы и беспокойства, волнения и ссоры мiра сего! О, достойно удивления! Как один поводок удерживает большого и страшного льва, так заботы и беспокойство, волнение и ссоры, различные удобства, пьянство и блуд удерживают от Бога и от де́ла спасения всё человечество. Словно в темноте дни свои проводят, только нача́ла дней и ночей мелькают, часы и дни, недели и месяцы, времена го́да и лета́ отсчитывая. Го́ре и мне нерадивому, ибо и я, окаянный, не понимал этой хитрой и скрытой лжи. Сколько вре́мени погубил, будучи ею связан. Много раз сильно желала душа́ моя кротости и смирения, любви и мiра со всеми, безмолвия, молчания и отшельнической жизни, бдения и молитвы, и воздержания. Чтоб ни серебра, ни золота и никаких вещей не иметь, но проливать слёзы и плакать. И этого наслаждения я себя лишал, утрачивал его, отводя себя этой ложью. Пока не понял, ка̀к кратковременна и обманчива эта жизнь, и не испугался смерти, и не отошел от этого жестокого обмана. И вот душа́ моя и сердце радуются, что избавил меня Господь Бог от такой великой беды́ Своей благодатью. Говорю вам, братья мои возлюбленные! Успокаивается корабль в доброй гавани от морских волн и штормового ве́тра. Так и душа́ человеческая спасается, и ум утихает в отсутствии забот, в пустыне, вдалеке от суетного мiра, в тихом безмолвном молении и непрестанной молитве Иисусовой от всех причиненных беспокойств, от тревог и несчастий, страданий, скорбей и бед, разногласий и ссор мiра сего в нынешнем веке. Тот, кто действительно желает скоро найти путь спасения, обрести бесстрастие и быстро идти спасительным царским путем, пусть твердо, не расслабляясь, избегает шума и суеты, всякого умножения веще́й, забот и телесных удобств. Любое умножение земных вещей, забот и разнообразных удобств помрачает ум человека. Разногласия и споры окончательно лишают его возможности видеть Божественный путь и истинную мудрость. И ничего духовного понять он не в состоянии, если не очистит и не просветлит ум свой долгим и повседневным постом и трезвенным бдением, непрестанною молитвой, слезами и поклонами. О, человек, если действительно хочешь спастись, прежде всего нуждаешься в небесном делании, спасительном подвиге, молитвах и молениях непрестанных. Отбрось все мiрские волнения нынешнего ве́ка, споры и разногласия, многообразные заботы и хлопоты, всевозможную суету и дела́. Говорю тебе, даже, если какое-нибудь ничтожное помышление о земном имеешь, то и оно способно часто смущать твой ум и твои мысли, служить препятствием, отрывать и удерживать тебя от де́ла спасения и постоянного подвига, от молитвы и остальных молений, от бдения и воздержания, от всех добродетелей и от Бога. И не сможешь спастись. Если желаешь к небесному стремиться и искать его ежечасно со смиренномудрием, обогатить себя добродетелями, быть вознесенным от земли́ на небо и царствовать с Христом вовек, то должен ты всё земное и видимое нынешнего ве́ка презреть и возненавидеть окончательно, и оплевать. Обнищать до крайней нищеты и телесно, и духовно. Ибо сказано в Откровении тому́, кто возлежал на груди́ Спасителя: победившему мiр дам венец жизни, дам вкушать сокровенную манну (Откр. 2, 17). А победить мiр — значит все мiрские умствования, греховные страсти, всё злое, все желания и прихоти и все удобства преодолеть страданиями и претерпеть. И сменить свои привычки и желания своей мiрской жизни, с ее любовью к мiру, на жизнь духовную: никогда не совершать греха и соблюдать заповеди Господни. Ибо жертва Богу — добрые дела́, и сердце сокрушенное и смиренное, и дух сокрушенный. А страсти человеческие, то есть греховные дела́, — жертва бесам. Человек ведь сотворен душевно бесстрастным, а страсти входят в него от действий бесовских или по собственному произволению: он либо поддается, либо не поддается им. Всё вредное и огорчительное творят нам бесы, ради этого устраивают и неуместные хлопоты, и различные уловки. Потому что хотят оторвать ум наш от молитвенного созерцания. Иначе говоря, стараются сделать нас праздными и никчемными и отлучить от пламенной любви к Богу. Если бы они могли, то отдали бы власть и богатства всего мiра, лишь бы только какой-нибудь заботой оторвать наш ум от любви к Богу и от Богомыслия, то есть от постоянной молитвы Иисусовой, от непрерывной внутренней, умной Иисусовой молитвы и от моления непрестанного, которые и есть любовь к Богу. И следует нам заботиться прежде всего о подвигах и непрестанном молении, не отрываться от сладости молитвенной, а все заботы возложить на Бога. И Он даст нам всё, в чём нуждаемся. А все деяния мiра сего предадим забвению и не будем заботиться ни о чём в нынешнем веке. Одну заботу будем иметь — ка̀к угодить Богу и сохранить душу чистой, не оскверненной никакими греховными делами, и невинной поставить ее перед Богом в час смертный. Знай же, о, человек, что, освободившись от всех земных веще́й, забот и хлопот, увидишь ты бесовские хитрости и соблазны и поймешь свои согрешения. Бесы часто принуждают подвизающихся к неуместным и бесчисленным хлопотам. Нам следует понимать, что заботы нынешнего ве́ка вяжут инока по рукам и ногам, и даже того, кто не желает этого, уводят от Бога в любовь к мiру сему. Как вода гасит огонь, так заботы нынешнего ве́ка гасят любовь к Богу. И как туча закрывает солнце, так заботы закрывают ясность ума и молитвенную сосредоточенность. А если мы будем постоянно освобождаться от всех забот нынешнего ве́ка и внимательно вникать в духовное дело и в любовь к Богу, позаботится и Бог о различных наших душевных и телесных потребностях. Молитва Иисусова откроет нам источник слёз, если откажемся от шума и суеты мiра сего, удалимся в тихие обители и предадимся этой молитве. Когда молитва эта, сосредоточенная в уме и сохраняемая в сердце, становится усладой для человека, тогда слёзы начинают течь сами собой, и не от печали источает человек ручьи слёз, а от радости. А кто хочет в придачу к молитве Иисусовой, о которой сказано выше, и умилению еще и пылать горячей любовью к Господу Богу до исхода души́ своей, жить подвижнически и страдальчески и носить на теле своем мертвость (2 Кор. 4, 10) Иисусову, то есть прежде смерти быть словно мертвый и, не тревожась, служить одному Богу во все дни жизни своей, то нача́ло и конец этому делу в том, чтобы отсечь все привязанности, желания и прихоти, все заботы, шум и суету мiра сего. И пребывать в полном одиночестве, в безвестности и безмолвии и вне всяких попечений, как птица. И ничуть не привязываться к суете нынешнего ве́ка, ибо вся она останется на земле. А это говорю опытным, а не новоначальным. В гостях мы здесь — на земле, в нынешнем веке. Как говорит апостол Павел: Братья!.. Наше... жительство на небесах (Флп. 3, 20). Будем же заботиться только о душах своих, а заступником во всех бедах будем иметь Бога. Нигде, никогда, ни в какой беде не оставляет Бог надеющихся на Него всей душой и служащих Ему всем сердцем из любви к Нему. Если живем надеждой на Бога — в Боге живем. А если и умираем от какой-либо беды́ по воле Божьей — к Богу отходим. Если даже один день проведем, надеясь на Бога, и в этот день умрем — это лучше, чем долголетие умерших с раздвоенной душою. Нигде не написано о том, что Бог оставляет надеющихся на Него. Нельзя спастись, не оторвав ум свой от суеты, шума и от всех забот, и не собрав воедино и ум, и тело. Ибо у человека один ум, и можно отдать его либо Христу, либо суетным заботам. От всяких же помышлений и забот, неуместно возникающих и отклоняющих ум наш от молитвы, ум и мысли следует отворачивать и не принимать их, поскольку их привносят бесы. Подлинная нужда сама себе время укажет без лишних забот, как преграда, которую невозможно ни обойти, ни перелезть. Тот, кто действительно желает спастись и стать угодным Богу, пусть откажется от всего земного и живет, словно одна из птиц. Найдет подходящее уединенное место и пребывает один или со своим духовным сыном, и терпит недостаток во всём, необходимом телу: в пище, в одежде и вещах. Ибо в нужде душа́ смиряется и умиляется, а ум сохраняет невозмутимость. Когда человека ничто не отвлекает, тогда выносливее он телесно и сильнее радуется душой о грядущем воздаянии. А там, где всего необходимого в избытке и много братии, невозможно сохранить ум безмятежным. И там требуются послушание, отказ от собственной воли и точное исполнение того, что̀ велят. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков. Вопрос о непрестанном молении: Что̀ необходимо делать, чтобы ум постоянно был обращен к Богу? Ответ: Если не обретет человек этих трех добродетелей: любви, воздержания и непрестанной Иисусовой молитвы, — не может ум всецело обратиться к Богу. Ибо любовь укрощает гнев. Воздержание иссушает похоть. А молитва Иисусова отрешает от всех помышлений. Следует отгонять от себя всякое рвение, дела́ и заботы, всякую суету, смущения и самомнение, и пребывать в Боге непрестанно. И Он всему тебя научит и откроет Святым Духом и небесное, и земное. Глава 36. Отче Преблагий и Сыне Пресвятый и Ду́ше Святый, Троице Святая, Неразделимый Боже, спаси мя, грешнаго раба Твоего. Глава 37. Каждому человеку, трудящемуся ради своего спасения, лукавый дьявол напоминает и постоянно приводит на ум мысли о красивых местах, обильной пище и о том, что можно спастись без подвигов, желая повергнуть его в смятение и му́ку и оставить без подвигов, уведя из спасительного ме́ста. И когда человек уходит, тогда действительно и следа от этого желаемого не может найти. А пото́м начинает соблазнять его дьявол другими местами и тотчас ведет или в пустыню, или в монастырь, или в го́ры. И всюду приводит на ум и нашептывает неразумным людям, то и дело повторяя, что в пустынях, мол, много бесов и диких зверей. Напоминает о нападении разбойников. А в монастыре, мол, тяжелые труды, великий ропот и шума много. А в мiру, всем известно, вообще спастись невозможно. И нигде не даст усердно помолиться. А с мiрянами борется так. Когда видит юного, внушает ему: «Ты еще молод. Не трудись пока. Вот вырастешь, тогда и потрудишься». Когда же человек достигает зрелых лет, тогда внушает ему: «Вот пострижешься в ангельский чин, тогда хорошо Богу послужишь. А сейчас — жена и дети заплачут». А когда пострижется, тотчас наговаривает ему: «Вот примешь великую схиму, состаришься, тогда и изнуришь себя наконец». Но тогда уже́ старость одолевает человека. Когда начинает человек совершать какую-нибудь добродетель, внушает ему дьявол: «Оставь ее сегодня, с утра начнешь». И обманывает так и одолевает дьявол окаянный каждого человека изо дня в день, из недели в неделю, из ме́сяца в месяц, из го́да в год. Сегодня одним, завтра — другим, а пото́м — многим. И так до последнего издыхания и до гроба обманывает каждого человека. Что̀ мы будем тогда говорить или делать, о, братья, когда наступит конец жизни нашей? Подлинная истина в том, что человек, желающий спастись, на любом месте, в любом возрасте, при любом уровне благочестия и в любом чине, спастись не сможет, пока не пренебрежет своим телом. Блажен и трижды блажен человек, претерпевший до конца все страдания. А там, где совести твоей и спасению наносится вред, не живи! Уйди, как советуют духовные отцы! В изысканных и благополучных местах живут те, что̀ обрекли ду́шу свою на погибель ради наслаждений и телесных удобств. А мы, братья, спастись хотим и Царствия Небесного желаем. Поэтому отыщем себе неудобные места́ и не будем знаться с мiрянами. Больша́я душевная сила нужна человеку, чтобы в огне не загореться, а плавая в воде, не намокнуть и не притронуться к предложенным яствам. Рыболов, плавающий всегда по водам, ловя рыбу, разве не намокает? Часто и весь в воду падает. Так же и кузнец, всегда стоя́щий у огня во время ковки, разве не прожигает свои одежды? Часто и сам обжигается. А всегда стоящий на краю пропасти, если вдруг задремлет или на него дунет ураганный ветер, разве не упадет в пропасть? А если сено и огонь находятся в одном месте, разве не загорится то сено от огня? Так и желающие спастись, но пребывающие в мiру, не погибают ли? Вот так, братья. Притча эта, обращенная к нам, очень для нас спасительна и обличительна, назидательна и вразумительна. Ибо вполне естественно, что огонь сжигает сено, стоя́щий возле пропасти падает в нее, кузнец обжигается, а рыбак намокает. Да-да, действительно, желающим спастись, невозможно остаться невредимыми, живя в мiру: либо без подвигов останутся, либо ввергнутся в греховные напасти. О, братья, что̀ творим?! Спастись желаем, а пребываем там, куда псы блуда входят и обнюхивают постоянно, и прочие греховные страсти, похоти, вожделения и соблазны мiра сего. Желаем спастись и остаться невредимыми, желаем быть девственными, а пребываем там, где живут любящие сосать молоко и масло, как грудные младенцы, держащие сосцы в руках своих, а губами сосущие. Всю жизнь этим живут, и время жизни своей тратят на то, чтоб угодить телу своему и ублажить его всячески. Чреву своему, словно богу, служат. И мы, пребывая там, еще хотим остаться невредимыми и незапачканными, не уязвленными ни душевными, ни телесными страстями? Пребываем там, где бесы, словно кулаками, дерутся, и где, как во́лны морские, кипят, буйствуют и грозно восстают мiрские напасти и житейские соблазны. И хотим остаться целыми, не погибнуть и спастись? Не обманывайтесь, братья, говоря: и в мiру, блуждая среди соблазнов и поводов к греху, сумеем спастись. На всё глядя, всего желая, обо всём говоря, останемся девственниками, станем Ангелами, спасем ду́шу свою и угодим Богу. Слаба природа человеческая. Если оказывается человек в каком-нибудь спасительном месте, тогда привыкает и научается многому полезному, набирается разума, добродетелей и спасается. А если ему снова случится оказаться в каком-нибудь месте, полном страстей, тогда забывает и благопристойность, и благоразумие, и на́вык в добродетелях, привыкает к греховным страстям, душевным и телесным, и к злодеяниям губительным, и погибает. Ибо воистину с разумным становится человек разумен, с преподобным — преподобен, с избранным — избран, с безгрешным — безгрешен, а с безумным — безумию научается, и с одержимым страстями — порабощает себя страстям. Не в состоянии человек ни понимать, ни делать того, чего не слышал и не видел, разве только добро́ — по благодати Божьей, а зло — по дьявольскому наущению и по собственной беспечности. Не будем смотреть на мiрские дела́, чтоб не соблазнялся ум их суетным волнением. Не будем объединяться с мiрянами, чтоб не увязли и мы в их сетях. И не будем ходить к ним, чтобы умы наши не повредились (ср.: 2 Кор. 11, 3) от греховных соблазнов и пожеланий и нам не погибнуть. Кто из желающих спастись пребывает с мiрянами, тот впадает в их соблазны и в се́ти бесовские. А если и не впадает в мiрские соблазны, сердце его всё равно оскверняется мыслью о них. Не будем общаться с женщинами, чтоб не сгореть от их огня. Лучше нам поселиться со зверями, чем с женщинами, даже если это сестра или мать. Не будем общаться с юношами, чтоб не впасть в се́ти греховные. Тем более ложиться с ними на одну постель, даже если это наши родные братья. Лучше попасть в змеиное гнездо, чем с юношей спать или находиться под одним покрывалом. Не будем приближаться к тому́ месту, где находятся женщины, чтоб не расслабился ум наш и не растлилось сердце наше от соблазна похоти. Не будем жить и находиться там, где ходят молодые юноши и девушки, чтоб, видя ли́ца их, не разжигаться желаниями к ним и не возбуждаться. Нелепо держать вместе огонь и сено: один сожжет другое. Некоторые бессмысленно утверждают, имея разум младенца: ничем, мол, мiр желающим спастись не вредит, можно, мол, и, пребывая в мiру, сподобиться многих даров. Глупости говорят. Разве они каменные, железные или деревянные, что не испытывают свойственных всем людям похоти и вожделения? Разве они понимают больше, чем святые отцы, и считают себя более твердыми, нежели они? Святые отцы называют мiр блудницей, ибо, как блудница одним видом своим соблазняет и обольщает человека, так уже́ одна женская походка, украшения на одежде, взгляды их и накрашенные ли́ца, словно копье, пронзают ду́шу и сердце спасающихся иноков. Лучше с дьяволом беседовать, чище будешь, чем разговаривать и находиться рядом с женщинами блудными, бесстыжими, приятными лицом и разряженными. Непостоянен человек по природе своей. Не хранящий доброго быстро обращается и склоняется ко злу. Если кого-нибудь смущает блудная страсть к какому-либо лицу, тому́ следует всячески избегать, насколько хватает сил, бесед с ним, пребывания наедине, прикосновений, запаха, и даже соприкасаний с его одеждой. А кто не соблюдает всего этого, тот поддается страсти и прелюбодействует в сердце своем мыслью, говорят святые отцы. И часто впадает в грех. И сам распаляет печь страстей, и дом своей души́ поджигает и сжигает дотла. И, словно диких зверей, вводит в ум свой бесовские помыслы. Любое дело, и доброе, и злое, если кто-нибудь добровольно соглашается с ним в уме и прилежно ему внимает, вменяется ему как уже́ совершённое. Как маленькая искра, разгоревшись, сжигает огромные вещи, так ничтожные причины и беспечность приводят человека к большому и страшному греху. Во все греховные страсти, ужасные и непристойные дела́ человек впадает по беспечности и по распущенности чувств своих. Если проводим жизнь свою в пустыне, не будем покидать ее часто, чтоб не набрался разум наш мiрских соблазнов, непристойных слухов, речей и о́бразов. И чтоб не пребывали телесно в пустыне, а умом — в мiрских делах. Или забыл, окаянный, страх и трепет души́ своей? Без опаски на́чал бродить по греховным местам. Не помнишь разве, сколько смертей, душевных и телесных, видел, пребывая в мiру? Храним себя, храним, о, братья, помня, что святые отцы, удаляясь в пустыню, спасались. Четырьмя привычками душа́ инока оскверняется: если он ходит по городам среди мiрян и соблазнов; если не удерживает и не отводит глаза́ свои; если не обуздывает ум свой, разговаривая с женщиной; если любит говорить о плотском, о делах скверных и бесстыдных и слушать неподобающее. И еще. По четырем причинам помрачается ум инока: от ненависти к другим, гнева и хулы на брата своего; от дерзости, злословия и злопамятства; от разговоров, ссор и зломыслия; а также от бесов и от многих других страстей, как о том подробно рассказано в главе двадцать восьмой. От четырех привычек находит на инока блуд: если ест и пьет досыта, особенно вкусные яства; если много спит; если любит праздные беседы, и пустословие, и красивую одежду. Об этом подробно написано в главе двадцать пятой. Следует нам во все дни жизни нашей, прилагая больши́е усилия, бороться против соблазнов мiра сего, похоти и вожделения, непристойных и злых дел. И совершать добрые дела́. Даже человек, долгое время и с больши́ми усилиями совершавший духовные дела́, может в одну минуту их погубить. Кинет неразумное дитя камень в глубину морскую — и тысяче умных не извлечь его из глубины́. Так и грех человеческий — совершается вдруг, моментально, а исправлять его нужно долго. Следует нам удаляться от мiра. Если человек удалится от мiра и твердо решит в сердце своем не ослабевать и не подчиняться своим прежним пристрастиям, то быстро отвыкнет от своих слабостей, и недолго они тяготят его. Ибо у человека, удалившегося от всех страстей мiрских, остается только мысленная борьба со страстями от бесов. Но и их он одолевает без труда, потому что далеко отстоят от него все соблазны мiра сего, побуждающие ум его к желаниям и поискам. А если приближается человек к мiрскому и видит соблазны, вызывающие страсти: яства, вещи какие-либо, женщин или что-нибудь другое, — то снова возникают в нём желания, распаляющие его и возбуждающие. И вскоре расслабляется его мысль, и впадает он в них и погибает. Даже если стремится тот человек к доброму, с этого ча́са страдает он от них, видя и желая их всегда. В мiру похоть плотская, соблазны мiра сего, искушение для глаз, вожделение душевное и житейская гордыня непрестанно прельщают и одолевают всякого человека до исхода души́. Поэтому и следует нам бежать от мiра и освобождать себя от всех пристрастий к земным вещам. Лучше, удалясь от мiра, в одиночку бороться с бесами и умереть в пустыне от голода, наготы и разных страданий в малом подвиге, чем искать великого спасения в мiру. Огонь страстей и грехов мiра сего разжигает и опаляет инока, пребывающего в мiру. Даже тот, кто держит себя за бесстрастного, учи́теля и наставника, пострадает. А кто страстен, тот и вовсе в сетях греховных увязнет. Как муха, поедающая мед, утопает в нём, и как рыба, плывущая, чтоб схватить лакомство на удочке, сама бывает извлекаема из воды́ и лишается жизни своей, так и инок, пребывающий в мiру и ищущий телесных наслаждений, волей-неволей притягивается мыслями к мiрским делам, словно удой, часто попадает в дьявольские се́ти и погибает для чистого ангельского жития. Сам умерщвляет свою ду́шу и обрекает на му́ки. Ибо удобства и сластолюбие — это удочка бесовская. А обманчивые и соблазнительные прелести мiра, похоти и вожделения, удобства и украшения, богатства и почести, и многое-многое другое — это се́ти бесовские, которыми ловят бесы ду́ши иноков на погибель. И мы еще с плотью боремся, а не с бесами, до тех пор, пока лю́бим удобства, наслаждения и праздность, и вещи, которые в чести у мiра сего. Поскольку они, постоянно одолевая нас, много и усиленно помогают бесам бороться с нами. А прежде всего одолевает нас праздность — во всякое время, при всяком деле и на всяком месте: стои́м ли мы, сидим или лежим. Расслабленность, изнеженность и лень возрастают естественно, вместе с плотью нашей, и поэтому жестоко одолевают нас всё время. И желающий жить по-Божьему и спастись нуждается в том, чтоб принудить себя поступать вопреки естественным привычкам и соблюдать все добродетели намного усерднее, чем любящие мiр, себялюбивые и самоуспокоенные люди. Однако, наслаждаемся мы или изнуряем себя на этом свете, смерти телесной всё равно не избежать. Но принуждающих себя ждет по смерти приобретение, воздаяние — бесконечное блаженство и Царство Небесное. А любящих покой — му́ка бесконечная. Что̀ же лучше для тебя, о, человек? Краткое время пострадать и царствовать вечно или краткое время наслаждаться и вечно мучиться? От удобств и наслаждений рождается лень. От лени — праздность. От праздности — уныние. От уныния — телесная изнеженность. От телесной изнеженности — невоздержанность чувств. А от невоздержанности чувств и от бесовского прилога все страсти разом поднимаются, и укрепляются, и действуют в человеке по его согласию и произволу. Известно, что невоздержанность чувств, прилог и согласие в мiру постоянны. Глядя на то, что̀ вызывает страсти, и говоря о мiрском, всякий человек проникается страстями либо от телесных удобств, либо от слышания, либо от видения, либо от говорения. Ибо человеческие чувства и мысли — как птица феникс. Что̀ видят глаза́, или слышат уши, или произносит язык, то занимает и мысли, порождает душевные стремления и сердечные желания, распаляет чувства. Человек привыкает к этому, и оно внутри его укореняется и укрепляется. И бесы постоянно приводят это на ум, напоминают, обновляют и принуждают к нему, и если ум наш и чувства с любовью и по собственной воле наслаждаются этими пристрастиями и желаниями, то это уже́ вменяется нам в вину как совершённое дело, и грех часто от этого происходит. Не способен человек очиститься от страстей, пока не отсечет их причины. От страстей мысли рассеиваются: где что̀ слышал, видел или делал, — ум помрачается и открывается доступ бесам. А бесы входят через лень, праздность, одержимость нечистыми мыслями, неумеренный сон, объедение, частый и беспорядочный прием пищи, гнев и различные телесные удовольствия и множество других страстей. Они-то и допускают в нас духов. А снова изгоняют духов вон внутреннее делание, то есть непрестанная молитва Иисусова, мысленная и сердечная, искипающая непрестанно из се́рдца, и пост, а также бесстрастие и другие добродетели. Они не позволяют ду́хам входить внутрь нас. Они же устраивают и место Духу Святому внутри человека. И становимся мы, люди, святыми храмами Божьими. А без этого лукавые ду́хи любви к мiру, которые управляют плотским и пристрастным к мiру образом мыслей, похотями, желаниями и страстными вожделениями, безвыходно пребывают в теле. Как говорит Господь в Святом Евангелие: ...сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). А также и бесстрастием. Внутреннее делание и бесстрастие отпугивают бесов. А пленение ума греховными делами и мыслями, лень, расслабленность и всевозможные удовольствия пускают их внутрь человека. И пока человек охвачен и руководим страстями, любовью к мiру, различными похотями и желаниями, всевозможными удовольствиями, ленью и расслабленностью, осмеливаются бесы входить и обладать телом, причинять страдания, поощрять и понуждать ко всем страстям. Поскольку покорны такие им и послушны. Страсти — две́ри для бесов. Через любовь к мiру, прихоти и вожделения, удовольствия, лень и расслабленность они входят в нас, как через дверь, и порабощают, и гасят духовные стремления и богатства. А свои злые семена, замыслы и действия насаждают. Бог попускает им бороться с нами из-за самомнения нашего, расслабленности и нерадения, чтоб мы не грешили и не возносились, а смирялись и терпели всё скорбное, избегая любви к мiру и его обольщений, похотей и вожделений, удовольствий, лени и расслабленности. Только природу свободной души́, сотворенной Богом, не могут бесы извратить и одолеть, потому что сила Божия не допускает чрезмерного. Случается, что даже тот, кто подвизается успешно, иногда открывает в себе вход бесам через небрежность к указанным страстям и оставление своих трудов, правила и самопонуждения. И тогда чрезвычайная борьба и тяготы наступают для него. И долгое время не может человек вернуться к прежнему своему усердию. Как-то и со мной такое случилось, и три го́да пребывал в такой тяжелой борьбе, что некоторые из постников полагали и говорили, будто я сумасшедший. Когда входят бесы, наступают помрачение, рассеянность и пленение ума. От рассеянности мыслей часто приходит дремота и мрачный, ненасыщающий сон. От помрачения и пленения ума происходит грехопадение. От греха же, приводящего в отчаяние, — мучение души́. А рассеянность, помрачение и пленение ума, как говорил и прежде, происходят от перемены мест, необузданности глаз, разума и прочих чувств. Поэтому следует нам избегать мiрских соблазнов, и каждому из нас всеми средствами старательно удерживать свои чувства и отвращать от вредоносных обстоятельств, словно коня уздой, и не пускать туда, чтоб, охраняя душевные и телесные чувства, избежать злых дел. И приставить бессонного сто́рожа к душе́ своей — трезвенный ум свой и страх Божий, чтоб не позволяли чувствам внимать злому: вожделениям, похотям и соблазнам. А когда ум оставит хранение души́, и осторожность, и различение ду́хов, тогда на ду́шу, на душевные и телесные чувства восстают страсти, душевные и телесные. И каждая из душевных и телесных страстей разбивает душевную силу, которая служит против нее оружием, а также душевные и телесные чувства*. И более того, тотчас и ду́шу, и тело привлекает к своим действиям. А там и ум заражается страстями, мысли рассеиваются, и человек омрачается и грешит. Если веревка стягивающая спадает, то ноша рассыпается, и если скрепы разваливаются — вещь ничто не удерживает. О, братья иноки! Трезвимся умом, трезвимся! Чтоб во всём показать себя иными, отличными от мiрян и их жизни. Иное одеяние — черное и печальное, смиренное и заштопанное. Иной нрав — кроткий, смиренный, умиленный и плачевный, послушливый и любовный. Иной язык — молчаливый и ласково отвечающий, и взор умиленный. Иную мудрость — не на стяжание земных богатств устремленную, не привязанную к вещам; не земную и не человеческую, но небесную и ангельскую. Иное выберем место себе, не среди мiра, не шумное и не суетное, но тихое, безмятежное и располагающее к пла́чу, неизвестное мiрянам и людям, не нужное, чтоб не выгнали нас из него, и от мiра удаленное. Тут жизнь наша: тихая, безмолвная и спасительная. Даже если захотим какой-нибудь мiрской вещи, но не будем иметь ее возле себя, то ведь не поддадимся ей, поскольку она далека. Опытный инок, укрывшийся в пустыне, тем, что удалился из мiра, удалился и от всех страстей греховных, от разных прихотей, вожделений и соблазнов мiра сего, неисчислимых, как песок морской. Только шесть искушений могут прийти: сон, лень, уныние, отчаяние, тяготы и страхи, а еще иногда какие-нибудь мимолетные воспоминания. Вот истинно спасительная жизнь для иноков. И живя так с осторожностью, достигнем совершенства и спасемся. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.
Примечание: * Существенная черта́ святоотеческой антропологии — онтологическое, а не моралистическое понимание страстей: они разрушают душевные и телесные силы человека, направляя их в противоестественную подчиненность тварным началам, где ум, эта собирающая воедино вервь, призванная возводить всё тварное к Богу, рассеивается, и все вверенные ему на хранение силы распадаются.
Текст по изданию «Цветник священноинока Дорофея» (Издательство Свято-Успенской Почаевской Лавры, 2008 г.).
|
|
|