Преподобный Аммон Нитрийский

Увещательные гла́вы

1. Строго блюди себя, возлюбленный [брат мой], ибо в дерзновении веры ты смело уповаешь на то, что Господь наш Иисус, будучи Богом и обладая невыразимой славой и величием, стал для нас Образцом¹, дабы следовали мы по стопам Его; Он предельно уничижил Себя Самого́, приняв образ раба (Флп. 2:7) ради нас, пренебрегши многой нищетой и позором; перенес многие посрамления, как написано: Яко овча на заколение ведеся, и яко агнец пред стригущими его безгласен, тако не отверзает уст Своих. Во смирении Его суд Его взятся (Ис. 53:7; Ис. 53:8)². Ради нас Он добровольно пошел на смерть со многими бесчестиями, дабы и мы, по заповеди Его, вследствие собственных прегрешений охотно бы потерпели [всё]: и когда нас оскорбляют, справедливо или несправедливо, и когда бесчестят, и когда ввергают в нищету, и когда на нас клевещут, и когда забивают кнутом до смерти. Поэтому и ты, словно овца, ведо́мая на заклание, и словно безгласное животное, не вступай в прекословие, но, если можешь, призывай [в молитвах Бога], а если не можешь, храни полное молчание со многим смирением.

2. Строго блюди себя, веруя, что многую пользу и спасение для души́ твоей приносят обиды, поругания и унижения, случающиеся с тобой ради Го́спода; мужественно переноси их, рассуждая так: «Я достоин и бо́льших страданий из-за своих грехов, а поэтому для меня является великим благом уже́ и то, что я удостоился пострадать и потерпеть ради Го́спода. Возможно, что через многие ско́рби и бесчестия я стану, так или иначе, подражателем страдания Бога моего»³. И всякий раз, как ты вспоминаешь о своих обидчиках, искренне и от всей души́ молись о них всех, как о принесших тебе великую пользу, не держа в мысли [ничего дурного] против кого-нибудь из них. А если кто воздает тебе почести и хвалит тебя, скорби́ и молись, чтобы [Господь] защитил тебя от этой тягости и сохранил от всего, таящего в себе [возможность] славы и превозношения, пусть даже и самых малых. Усердно и искренне моли́ Бога от [всей] души́, чтобы Он избавил тебя от этого, говоря себе: «Недостоин и немощен я». Всегда с прилежанием старайся усвоить [себе] смиренный образ поведения и побуждай себя к этому с сокрушением, покорностью и чистосердечно, как почти уже́ умерший и погибший для мiра сего, и как самый последний грешник из всех. Такое поведение принесет великую пользу душе́ твоей.

3. Строго блюди себя, чтобы ненавидеть и страшиться тебе, словно великой смерти, гибели души́ и вечной кары, всякого любоначалия и славолюбия, всякого желания славы, чести и похвалы от человеков, [всякого стремления] считать себя чем-то [достойным], например, достигшим добродетели, более добрым, чем другой, или равным [по доброте] с другим. [Следует отвращаться] всякого постыдного желания и всякого плотского наслаждения, даже самых малых; [избегать всякого стремления] видеть [другого] человека без особой на то потребности и касаться без нужды́ другого те́ла, спрашивать другого: «Где такая-то вещь?», — когда нет в этом надобности, а также без необходимости вкушать пищу в малом или совсем незначительном количестве⁴. Это для того, чтобы, так блюдя и укрепляя себя в малом, не впасть тебе в тяжкое [прегрешение], а также для того, чтобы, будучи искушаемым и не презирая малого, не совершить тебе и мелкого [прегрешения].

4. Строго блюди себя, чтобы искренне просить тебе [Бога] о прощении грехов твоих и чтобы искать тебе всячески спасения души́ и Царства Небесного, ревнуя о них всей силой [своей]; чтобы мыслью, словом и делом, одеянием и поведением смирять себя, презирая себя, словно навоз, пыль и прах, а также считая себя последним из всех и рабом всех⁵; чтобы от [всей] души́ и всегда правдиво относиться к себе, как к са́мому последнему и грешному из христиан, даже не приблизившемуся к какой-либо добродетели. [Говори себе] так: «По сравнению с [любым] христианином, я — пыль и прах, а вся праведность моя — запачканная одежда (Ис. 64:6). И Бог только по великой милости и благодати Своей сжалился надо мною, ибо заслуживаю я вечного наказания, а не жизни [вечной]. Ведь если Он захочет вершить суд надо мною, то не смогу я поднять головы́ [от стыда], поскольку преисполнен [всяческого] нечестия». Держа ду́шу в таковом сокрушении и смирении, ожидая ежедневно смерти, из всех сил возопи к Богу, дабы по великой милости Своей исправил Он ду́шу твою и сжалился над тобой. Тогда, утомленный печалью и стенаниями, ты уже́ не сможешь веселиться и смеяться, но смех твой превратится в сокрушение, а радость — в стыд, и в ско́рби ты изречешь: Душа́ моя наполнишася поруганий (Пс. 37:8)⁶.

5. Строго блюди себя, чтобы [всегда] считать себя самым последним и самым грешным из всех христиан; имей ду́шу всегда преисполненной сокрушения, смирения и многих стенаний; старайся быть молчаливым и не изрекать слов [всуе]; всегда храни [в памяти] мысль о вечном мраке⁷, о тех, кто осужден на него и пребывает в мучениях там; считай себя достойным не жизни [вечной], а такого наказания. Уже́ в здешней жизни, пока еще есть время для покаяния, дарующего избавление от будущих страшных и великих кар, спеши, словно уже́ умерший и оказавшийся мысленно там, обрести постоянное сокрушение, плач, стыд и многую печаль, [ожидающую нас] там⁸. Следуя воле Божией, ищи труды и подвиги для души́ и те́ла; непрестанно подвизайся в них, [помня] о грехах своих, чтобы тело твое постоянно утруждалось рукоделиями, постами и многими другими делами, веду́щими ко смирению по Богу — таким образом осуществятся [в тебе слова́]: Он есть последний из всех и раб всех (Мк. 10:44)⁹. Ду́шу же свою всегда и непрестанно упражняй, насколько это возможно, в размышлении над [Священным] Писанием¹⁰, а после этого размышления усиленно плачь и молись. И если будешь пребывать в таком расположении [духа], как бы совершая непрерывно Богослужение¹¹, то бесы не найдут ме́ста в сердце твоем, чтобы внушить тебе лукавые помыслы.

6. Строго блюди себя, как верующий в то, что Господь наш умер и ожил ради нас, и кровью Своей искупил нас¹², чтобы мы жили уже́ не для самих себя, но для Го́спода, умершего и воскресшего ради нас; а также как твердо верующий и уповающий на то, что мы всегда пребываем пред очами Его, [постоянно] умирая в совести [своей]¹³. [Помни, что] исходя из мiра сего, ты будешь предстоять пред лицем Его.

7. Строго блюди себя, чтобы, подобно рабу, со страхом, трепетом и многим смирением следовать за Господом своим и [ни на шаг] не отходить от Него. [Как раб всегда] готов повиноваться воле господина, так и ты, стои́шь ли ты или сидишь, бываешь ли один или с кем-нибудь, настраивай себя таким образом, словно всегда, телом и душой, пребываешь пред лицем Божиим, преисполнившись великого страха и трепета. [Стремись к тому́], чтобы в твоем теле и душе́ всегда присутствовали этот страх и этот трепет. Очищай, насколько возможно, разум свой от грязных помыслов и всякого осуждения. Со всем смиренномудрием, кротостью, благоговением и многим смирением предстоя пред Взирающим на тебя, не имей никогда дерзновения, [помня] о грехах своих, обращать взор свой горе́.

8. Строго блюди себя, чтобы, всегда предстоя пред Богом, быть готовым повиноваться воле Его: на жизнь ли, на смерть ли, или на какую-либо скорбь. Во многом дерзновении веры следует всегда ожидать великих и страшных искушений, чреватых многими ужасными муками и испытаниями; они, как и страшная смерть, всегда подстерегают тебя.

9. Строго блюди себя, чтобы, если что̀ приключится с тобой — в слове ли, в деле ли, или в мысли — не искать бы тебе никогда своей воли или [телесного] покоя, но испрашивать волю Божию, хотя бы повлекла она для тебя скорбь или смерть. Ибо заповедь Его есть жизнь вечная (Ин. 12:50)¹⁴.

10. Строго блюди себя, чтобы, пребывая всегда пред лицем Божиим, не творить ничего без воли Его¹⁵, но если хочешь что-либо сделать — вкусить пищу ли, пить ли, или встретиться с кем-нибудь — испытай прежде: по [воле] ли Божией это. [Любое деяние] ты должен совершать так, как подобает делать это пред лицем Божиим, дабы всеми делами и словами [своими] возносить благодарение [Ему]¹⁶. Таким образом обретешь многое прилежание к Нему и тесную связь с Ним.

11. Строго блюди себя, зная написанное: Мы рабы ничего не сто́ящие; потому что сделали, что̀ должны были сделать (Лк. 17:10). Творя дела́ по Богу, не делай их ради мзды, но со всем смиренномудрием совершай их, как ничего не сто́ящий раб и великий должник¹⁷. Даже если делаешь [доброе], считай, что делаешь меньше должного и что через нерадение свое каждый день приумножаешь грехи свои. Ибо кто разумеет делать добро́ и не делает, тому́ грех (Иак. 4:17). Поскольку же заповеди Божии никогда не исполняются до конца тобой, следует непрестанно и сильно рыдать, моля Бога, чтобы Он, по многой милости и человеколюбию Своему, простил бы грехи твои и сжалился бы над тобой.

12. Строго блюди себя, чтобы в состоянии угнетенности, печали или гнева хранить тебе молчание и не изрекать ничего, кроме необходимого. [Так блюди себя] до тех пор, пока от непрестанной молитвы не смягчится сердце твое и ты сможешь призвать брата, [обидевшего тебя]. Если же возникнет в тебе потребность обличить брата, и ты начнешь смотреть на него с гневом и возмущением, не говори ему ничего, чтобы гневом своим не привести его в худшее смятение. Лишь когда увидишь и себя, и его [преисполненными] покоя и кротости, тогда и скажи, но не обличая, а [увещевая] со всем смиренномудрием и кротостью, дабы уста твои не изрекли [ни одного] сло́ва в гневе. Подвизайся в постоянном уповании [на Бога] и веруя, что всегда пребываешь пред очами Божиими; будь всегда зрящим Бога¹⁸, трепещи перед Ним и бойся Его, зная, что в сравнении с неописуемой славой и величием Его ты — ничто, земля и пепел, гниль и червь.

13. Строго блюди себя, как верующий в то, что Господь, ради нас сущий Богатым¹⁹, за нас умер и ожил, искупив нас Своею кровью, дабы ты, [столь] дорого искупленный Им, не жил уже́ больше для себя, но жил бы ради Го́спода. Будь совершенным рабом Его во всём для того, чтобы достигнуть полноты бесстрастия²⁰. И как кроткое домашнее животное беспрекословно подчиняется господину своему, так и ты всегда будь пред лицем Божиим умертвившим полностью в себе все человеческие страсти и всякое наслаждение²¹. Не имей никогда собственной воли или желания; [стремись] всегда к тому́, чтобы вся воля и всё желание твое состояли в осуществлении воли Божией. Не считай себя обладателем собственной воли и свободным, но [постоянно] говори себе: «Раб Божий есмь и до́лжно мне подчиняться и следовать воле Его». Блюди себя, каждый день ожидая прихода [нового] искушения, чреватого или смертью, или скорбями, или великими опасностями. Будь готов мужественно и невозмутимо перенести их, рассуждая так: Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Небесное (Деян. 14:22).

14. Строго блюди себя, как всегда пребывающий пред лицем Божиим; и если что̀ приключится с тобой, на деле или в мысли, не взыскуй никогда собственной воли или [телесного] покоя для себя, но точно и подобающим образом следуй воле Божией, даже если и представляется это трудным. Ведь воля Божия есть подлинное Царство Небесное и венец жизни. Поэтому всегда желай ее и постоянно трудись [над исполнением ее], всем сердцем веруя, что она полезнее паче всякого разумения человеческого. Ибо заповедь Господня есть жизнь вечная (Ин. 12:50) и любящие Го́спода не лишатся всякого бла́га (Пс. 33:11).

15. Строго блюди себя, как всегда пребывающий пред лицем Божиим, чтобы не творить ничего без воли Его. А если желаешь что-либо сделать, осуществить или сказать, даже очень малое, например, подойти к кому-нибудь или с кем-нибудь встретиться, заснуть или произвести любое другое действие, то, прежде всего, испытай: есть ли разумная нужда в этом и воля Божия на это. Со страхом и великим трепетом возноси благодарение Богу, чтобы иметь истинную связь и общение с Ним²²; всеми словами и делами своими воздавай благодарение Богу. А если заметишь, что соделал нечто вопреки [Его] повелениям, покайся, опечалься и обратись с молитвой к Богу, чтобы Он исправил тебя и чтобы ты, осудив самого́ себя, больше не впадал бы в грех столь поспешно.

16. Строго блюди себя, как пребывающий всегда пред лицем Божиим, дабы ничего ни от кого тебе не ожидать, кроме как от одного Бога, [к Которому ты обращаешься] с верою. Если в чём возникает у тебя нужда, проси Бога, чтобы Он, по воле Своей, послал тебе потребное; и за всё обретенное всегда благодари Его, даровавшего тебе это. Если нет у тебя чего-либо, то не уповай ни на какого человека, не скорби́ и не ропщи на кого-нибудь, но мужественно и невозмутимо терпи [свою нужду], рассуждая так: «За грехи свои достоин я многих скорбей, и если Бог захочет сжалиться надо мной, то Он в краткое время, и даже в мгновение ока, восполнит мою нужду».

17. Строго блюди себя, чтобы не брать и не получать ничего до тех пор, пока не удостоверишься, что это дарует тебе Бог. И что̀ видишь [посланным тебе] от плода праведности, [даруемым] с великим миром и любовью, — это принимай; а что̀ видишь [приносимым] от [плода] неправедности, [даваемым] с враждой, коварством и лицемерием, — этого не принимай и отвергай, рассуждая так: Лучше частица малая со страхом Господним, нежели плоды многие с неправедностью (Притч 15:16)²³.

18. Строго блюди себя, чтобы великое борение и подвижничество твое всегда приводили к молчанию, и стремись, [по возможности] ничего не изрекать²⁴, даже очень малое, например, спрашивать кого-нибудь: «Где это?» или «Что̀ это?» Однако если возникнет необходимость сказать что-либо, то прежде испытай в себе, является ли эта нужда разумной и есть ли на то воля Божия, — лишь после [такого испытания] говори, ибо тогда твоя речь будет превыше молчания. Также исповедуй Богу причину, по которой желаешь говорить; после чего, как служащий воле Божией, отверзай уста свои для Сло́ва Божиего²⁵ и глаголь [любому человеку], малому или великому, со всем смиренномудрием и кротостью. А когда говоришь, пусть лицо твое и мысль твоя, как и речь, будут почтительными и скромными. Если встретишь кого-нибудь, скажи одно или два сло́ва и замолчи; а если он попросит что-либо необходимое [ему], то откликнись, но не более.

19. Строго блюди себя, чтобы, воздерживаясь от блуда, также воздерживаться бы тебе от похоти очей, слуха и уст. Очи твои должны обращаться только на работу, [которой занимаешься], а не воздыматься горе́, если нет на то разумной необходимости. Старайся не обращать вообще никакого внимания на красивую женщину или на благовидного мужчину, разве что по великой надобности. Слуху своему не позволяй внимать ни речам злословным, ни беседам бесполезным, а уста твои пусть всегда хранят молчание. Поступая так, обретешь ты милость у Го́спода Бога, Емуже слава и сила во веки веков. Аминь.

Примечания:

¹ Употребляется понятие τύπος. Аналогичное словоупотребление в схожем контексте характерно и для преп. Макария. В одной из «Духовных бесед» он, например, говорит: «Сам Господь, Который есть Путь и Бог, пришел не ради Самого́ Себя, но ради тебя, чтобы стать для тебя Образцом всякого бла́га (ἵνα σοι τύπος γένηται παντὸς ἀγαθοῦ). Смотри, в каковом уничижении пришел Он, приняв "зрак раба" (Флп. 2:7); [будучи] Богом и Сыном Божиим, Царем и Сыном Царским, Он дарует целительные средства увечным, внешне являясь (ἔξωθεν... φαινόμενος) словно один из них» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios, s. 218).

² Уже́ начиная с Нового Завета (см.: Деян. 8:32; Деян. 8:33; Деян. 8:34; Деян. 8:35), это место Ветхого Завета воспринималось как ясное и недвусмысленное пророчество о Христе. В святоотеческой письменности оно устойчиво сохраняло такое значение. Например, св. Мелитон Сардийский приводит его как одно из пророчеств, указывающих «на таинство Пасхи, которое есть Христос» (εἰς τὸ τοῦ πάσχα μυστήριον, ὅ ἐστιν Χριστός). В комментарии О. Перлера отмечается, что у раннехристианских авторов (свв. Иустина, Иринея, Климента Александрийского, Киприана Карфагенского и др.) Ис. 53:7 и Ис. 53:8 является излюбленным среди прочих ветхозаветных пророчеств о Христе (см.: Meliton de Sardes. Sur la Paque et fragments. Ed. par O. Perler // Sources chrétiennes, № 123. Paris, 1966, p. 94, 169-170). Достаточно тонкое толкование Ис. 53:7 дается блаж. Феодоритом Кирским: согласно ему, данное место намекает и на подверженность страданиям человечества (τὸ παθητὸν τῆς ἀνθρωπότης) Го́спода, и на бесстрастность Божества Его (τὸ ἀπαθὲς τῆς θεότητος). Ибо Его страдание (τὸ πάθος) названо не только «закланием» (σφαγὴν), но и «стрижением» (κουρὰν): человечество Христа «подверглось закланию», а с Божества Его как бы «состригалась шерсть человечества». Причем это Божество являлось неотделимым (οὐ χωριζομένη) от человеческой природы даже во время страдания, хотя и не подвергалось «претерпеванию» (см.: Theodoret de Cyr. Commentaire sur Isaie, t. III, p. 154).

³ Фраза τοῦ πάθους τοῦ Θεοῦ μοῦ внешне имеет «теопасхистский» оттенок. Она почти полностью совпадает с одним изречением св. Игнатия Богоносца, который, обращаясь к римским христианам, говорит: «Позвольте мне быть подражателем страдания Бога моего» (μιμητὴν εἶναι τοῦ πάθους τοῦ Θεοῦ μοῦ) (Ignace d'Antioche. Polycarpe de Smyrne. Lettres, p. 114). Подобного рода внешне «теопасхистские» выражения, встречающиеся довольно часто в святоотеческой письменности, совсем не имели смысла «реального теопасхизма», ибо слова́ «Бога моего» указывают не на Божественную природу Христа, а на Богочеловеческую Личность Его, т. е. на Ипостась Бога Сло́ва, реально усвоившую всю Полноту человечества, с его «страстностью» и смертностью. Для православного веросознания изначала было само собою разумеющимся, что претерпел и умер не Бог как таковой, но Бог, ставший человеком. Для последующего византийского Богословия проблема состояла лишь в том, чтобы найти корректные словесные формулировки, могущие выразить тайну страдающего Богочеловека. И именно относительно этих формулировок возникла полемика между богословами александрийского и антиохийского направлений. Богословы «антиохийской школы» (в первую очередь Феодор Мопсуестийский и блаж. Феодорит Кирский) избегали всякого «словесного теопасхизма», стремясь предельно четко разграничить Божественную и человеческую природы во Христе (крайнее развитие эта тенденция обрела в лице Нестория). Наоборот, христианские мыслители александрийского направления (свв. Афанасий Александрийский, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Кирилл Александрийский) не боялись использовать «теопасхистские» выражения, естественно вкладывая в них совершенно православный смысл. Например, св. Григорий Богослов говорил о «Боге, подверженном страданию» (Θεὸς παθητός), понимая под ним Бога Сло́ва, ставшего человеком и претерпевшего смерть ради спасения людей, но в Своем Божестве оставшегося «бесстрастным». Св. Кирилл Александрийский также высказывался о том, что претерпело страдания тело Христа, но, поскольку оно было телом Бога Сло́ва, то это Слово «усвоило» или «сделало Своим» (οἰκειοῦται, ἰδιοποιεῖται) человеческие страдания Христа. Особую остроту проблема «теопасхизма» приобрела во второй половине V — первой половине VI вв., когда православные богословы («скифские монахи», Леонтий Иерусалимский и др.) в полемике с монофизитами нашли более или менее окончательный ответ на эту проблему. Св. Аммон, используя указанное выражение, явно примыкает к александрийскому течению православной мысли. Подробно о проблеме «теопасхизма» см.: Chene J. Unus de Trinitate passus est // Recherches de Science Religieuse, 1965, t. 53, p. 545-588; Sellers R. V. Two Ancient Christologies. London, 1940, p. 74-75, 248; Meyendorff J. Christ in Eastern Christian Thought. Washington, 1969, p. 50-67.

⁴ Для египетских подвижников первых поколений было характерно строгое воздержание в пище. Примерами этого пестрят памятники ранней монашеской литературы. Такой строгий пост являлся средством борьбы со страстями, о чём, например, ясно говорит авва Иоанн Колов: «Если царь захочет взять неприятельский город, то прежде всего задерживает воду и съестные припасы; и таким образом неприятель, погибая от голода, покоряется ему. Так бывает и с плотскими страстями: если человек будет жить в посте и голоде, то враги, будучи обессилены, оставят ду́шу его» (Древний Патерик, изложенный по главам. М., 1899, с. 48-49). Св. Аммон, давая инокам указанную заповедь (ἤ φαγεῖν μικρὸν ἤ ἐλαχιστόν τι), скорее всего, имеет в виду опасность тщеславия и гордыни, которые, как «незаконные чада» сугубого воздержания, могут зародиться в душе́ монаха. На такого рода опасность указывал своим ученикам и св. Пахомий Великий. Например, житийные материалы свидетельствуют о следующем случае: «Один инок проводил много ночей в непрерывном молитвенном бодрствовании, услаждаясь надеждой заслужить особенное уважение от людей. Пахомий, убеждая его изменить образ жизни, говорил, чтобы он ходил на трапезу, когда призываются туда братия, и вкушал с ними пищу, только не до полного насыщения; чтобы совершал такое количество молитв, какое назначено всем инокам; чтобы по выходе из келлии был ко всем любезен и не казался мрачным. Конечно, не следует покидать своих подвигов, так как и это было бы угождением сатане; но надобно всё делать ради Бога, не давая диаволу ме́ста в сердце своем. Когда этот инок продолжал действовать по-прежнему, опасаясь как бы не показаться братиям слабым и жалким, Пахомий опять настойчиво советовал ему ослабить свои подвиги. Много раз он напоминал тщеславному иноку свои прежние наставления и, наконец, сказал ему, что он дойдет до состояния безумия, если будет упорствовать в своем пристрастии к внешним подвигам ради уважения от других, а не ради умерщвления страстей. Но монах делал по-своему, и предсказание Пахомия исполнилось. Тщеславный монах, более и более надмеваясь гордостью по причине своего наружного благочестия, дошел до безумия, до самозабвения» (Архимандрит Палладий. Указ. соч., с. 124-125).

⁵ Речь идет о наиглавнейшей монашеской добродетели — смирении. Смысл его, опираясь на Пс. 130:1, Пс. 130:2 и Лк. 14:11 хорошо объясняет в своем «Правиле» св. Венедикт: «Если мы, братия мои, желаем достичь вершины совершенного смирения (summae humilitatis) и быстро дойти до того небесного величия, к которому восходят [святые] через смирение в здешней жизни, нам следует своими возводящими горе́ деяниями (actibus nostris ascendentibus) водрузить лествицу, явившуюся во сне Иакову, по которой восходили и нисходили Ангелы. Это восхождение и нисхождение [Ангелов] не иначе должно́ пониматься нами, как в том смысле, что гордыней [человек] низводится долу, а смирением возвышается (exaltatione descendere et humilitate ascendere). Лествица эта есть жизнь в мiре сем, воздвигаемая Господом к небу, если сердце наше смиренно» (Saint Benoit. La règie des moines. Ed. par Ph. Scnmitz. Namurci, 1948, p. 45). Согласно св. Венедикту, именно на смирении, словно на незыблемом фундаменте, воздвигается человек как «дом Божий» (см.: Philippe M.-D. Analyse thèologique de la Règie de saint Benoit. Paris, 1961 p. 19).

⁶ B тексте псалма св. Аммон заменяет αἱ ψύαι («лядвия») на ἡ ψυχή. Кстати, такое разночтение фиксируется в критическом издании Септуагинты (см.: Septuaginta id est Vetus Testamentum Graece iuxta LXX interpretes. Edidit A. Rahlfs, vol. II. Stuttgart, 1935, s. 39). Используя слова́ псалма, св. Аммон описывает «плач о грехах» — тема, постоянно встречающаяся в святоотеческой аскетике. Без такого «плача», согласно святым отцам, невозможно стяжание благодати и обретение духовной радости. Преп. Антоний, например, учил: «необходимо всегда помнить, что Дух Святый вселяется в инока только после продолжительных трудов покаяния, и тогда только неотступно обитает в нём. Инок, возбудивший в себе искреннее раскаяние и непрестанный плач о своих грехах, чувствует потребность исправления и нравственного усовершения. Он начинает упражняться в добродетелях и, очищая себя от грехов, приближаться к Богу. Но он всегда должен помнить о своей собственной немощи и просить помощи благодатной, следуя во всём указаниям Духа Святого» (Лобачевский С. Указ. соч., с. 247). Для обозначения подобного состояния св. Аммон использует два понятия: πένθος («сокрушение, сетование, скорбь, печаль, го́ре») и κατήφεια («потупление глаз, стыд, печаль»), из которых особое распространение в аскетической письменности получило первое. Например, преп. Макарий использует его для характеристики вообще земного бытия человека. Ссылаясь на Пс. 2:11, он замечает: «Время сие есть время сокрушения и слёз (ὁ καιρὸς οὗτος πένθους ἐστὶ καὶ δακρύων), а век тот (ἐκεῖνος ὁ αἰὼν — грядущий век) есть век веселия и радости» (Pseudo-Macaire. Oeuvres spirituelles, p. 160). Никита Стифат та̀к определяет значение «сокрушения» в духовной жизни: «Как скверна, происходящая от наслаждения, имеет своей предпосылкой сатанинскую любовь (τὸν σατανικὸν ἔρωτα προηγησάμενον) для осуществления порочности (εἰς ἀποπλήρωσιν τῆς φαυλότητος), так и очищение, происходящее от мучительной печали (ἡ ἀπὸ τῆς ἐνωδύνου λύπης κάθαρσις), имеет [предпосылкой] теплоту сердечную для осуществления сокрушения и слёз. И это [происходит] по Домостроительству Благости Божией относительно нас, дабы мы, отражая и очищая трудами мук изнурение наслаждений (κόποις ὀδύνης κόπον ἡδονῆς) и потоками слёз постыдный поток плоти, смогли изгладить в уме отпечатления (τοὺς τύπους) дурных [деяний], а в душе́ — бесформенные образы (τὰς ἀμόρφους εἰκόνας), и представить свою ду́шу [Богу] сияющей красотой, которая превосходит красоту естественную» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ ΤΩΝ ΙΕΡΩΝ ΝΗΠΤΙΚΩΝ. ΤΟΜΟΣ Γʹ. ΑΘΗΝΑΙ, 1977, σ. 288). Впрочем, и понятие κατήφεια довольно часто встречается в терминологии отцов-подвижников. Так, преп. Макарий, говоря о признаках (σημεῖα), по которым можно определить «внимающих Слову Божиему», называет «потупление глаз» наряду со «стенанием» (στεναγμός), «вниманием» (προσοχή), «молчанием» (σιωπή) и прочими внешними проявлениями подлинного благочестия (см.: Makarios/Symeon. Reden und Briefe, Bd. I, s. 3).

⁷ Это выражение (τὸ σκότος τὰ αἰώνιον) естественно указывает на ад. Ср. у Оригена, который в «Гомилиях на Книгу пророка Иеремии» толкуя слова́ Го́спода в Ин. 9:4, замечает, что «днем» Он называет век сей, а «мраком» и «ночью» — конечное истребление [грешников] через [вечные] наказания (τὴν συντέλειαν διὰ τὰς κολάσεις). После скончания мiра этот «мрак» или «угрюмость» (τὸ σκυθρωπὸν) окутает грешников и никто из них уже́ не сможет славить Бога (см.: PG 13, 392).

⁸ Слово σκυθρωπότης имеет смысловые оттенки как «уныния, угрюмости, меланхолии», так и «печали, го́ря». Последнее значение, смыкающееся с понятием «сокрушение» и обретающее позитивный смысл, иногда встречается в церковной письменности. Например, патриарх Фотий в одном из своих посланий, обращенном к некоей инокине Евсевии, говорит, что она, с младенчества прилепившись к Богу, отказавшись от родителей, братьев и сродников и сочетавшись с нетленным и бессмертным Женихом — Христом, Ему Одному посвятила всю свою жизнь, не посрамляя сетованиями исповедание (μὴ καθύβριζε τοῖς ὀδυρμοῖς τὴν ὁμολογίαν), сокрушением не помрачая горнюю благодать (μηδὲ τῷ πένθει τὴν χάριν ἐκείνην ἀμαυρώσῃς), а здешней печалью (τῇ νῦν σκυθρωπότητι) не заменяя радость Ангелов там. См.: Photii Patriarchae Constantinopolitani Epistulae et Amphilochia, vol. II. Recensuerunt B. Laourdas et L. G. Westerink. Leipzig, 1984, s. 176.

⁹ Св. Аммон цитирует свободно. В «Житии» Евтихия, патриарха Константинопольского (VI в.), повествуется о том, как он, будучи монахом, отличался чрезвычайным смирением и сделался «первым из всех», исполняя эту заповедь Го́спода (ср. Мк. 9:35) (см. Eustratii Presbyteri Vita Eutychii Patriarchae Constantinopolitani. Edidit Carl Laga // Corpus Christianorum. Series Graeca, vol. 25. Turnhout; Leuven, 1992, p. 19). Преп. Симеон Новый Богослов, в одном из своих гимнов обращаясь к «Боголюбцам», призывает их внимать речениям Господним: «Если вы не отло́жите славы, если не отвергните богатства, если совершенно не совлечетесь пустого самомнения (ματαίαν οἴησιν), если не сделаетесь последними из всех в делах и в самих помыслах, лучше же в представлениях («мыслях» — ταῖς ἐννοίαις), считая самих себя последними из всех, то не стяжаете ни источников слёз, ни очищения плоти» (Божественные гимны преподобного Симеона Нового Богослова. Перевод с греческого иеромонаха Пантелеимона (Успенского), с. 239-240. Греческий текст: Symèon le Nouveau Théologien. Hymnes, t. II. Ed. par J. Koder et L. Neyrand // Sources chrétiennes, № 174. Paris, 1971, p. 406).

¹⁰ B данной фразе привлекает внимание термин μελέτη (букв. «упражнение, занятие»); в христианской письменности оно имело, помимо прочих, и значение «изучения Священного Писания». Подобное «изучение» являлось одновременно и «размышлением», но размышлением не на уровне рассудочного (дискурсивного) мышления, а на уровне духовном, т. е. в процессе стяжания Святого Духа, а поэтому немыслимым без молитвы и доброделания (дальнейшее развитие мыслей св. Аммона хорошо показывает это). Такие смысловые нюансы сло́ва намечаются уже́ в раннехристианской письменности. Так, в «Послании Варнавы» дается следующее толкование одной ветхозаветной заповеди (Лев. 11:3: предписание есть «всё, имеющее раздвоенные копыта и отрыгающее жвачку»). Эта заповедь Моисея означает, согласно автору «Послания», что следует «прилепляться к тем, которые боятся Го́спода, размышляют (τῶν μελετώντων) в сердце своем о полученной ими заповеди, беседуют о повелениях Господних и соблюдают их, зная, что размышление есть дело радостное (ἡ μελέτη ἐστὶν ἔργον εὐφροσύνης)» (Epitre de Barnabe. Ed. par P. Prigent // Sources chrétiennes, № 172. Paris, 1971, p. 156-158). Схожее толкование данной заповеди встречается и у св. Иринея Лионского, который говорит, что чистые животные, отрыгающие жвачку, означают людей, «днем и ночью помышляющих о словах Божиих, дабы украситься добрыми делами» (Св. Ириней Лионский. Пять книг против ересей. М., 1868, с. 596). Примечательно в этом плане также толкование Оригена на Иер. 4:3 («поновите себе поля́, и не сейте на тернии»); данную заповедь Ориген понимает двояко: как призыв Бога, обращенный к христианским учителям («катехитам»), которые должны «вспахивать» целину душ «оглашаемых», а затем «засевать» их «святыми семенами», т. е. учением о Святой Троице, о воскресении, о [вечном] наказании и т. д.; однако заповедь может пониматься также и как призыв к каждому христианину, который должен стать «земледельцем самого́ себя» (γεωργὸς γενοῦ σεαυτοῦ). Причем, «тернии», растущие в душе́ человека, суть «житейские попечения и любострастие к богатству» (μεριμναὶ βιωτικαὶ καὶ πλούτου φιληδονία). Чтобы уничтожить их, христианину необходимо обрести «духовный плуг» (τὸ λογικὸν ἄροτρον — ср. Лк. 9:62). Когда же он найдет его, то следует собрать из Писаний волов — «чистых работников» — и вспахать землю [души́], соделав ее новой, т. е. совлечь с себя ветхого человека и облечься в человека нового. После этого земля души́ станет «новой нивой» (τὸ νέωμα), и ее необходимо засадить, посредством памяти и размышления (διὰ τῆς μνήμης καὶ τῆς μελέτης), семенами, взятыми от [христианских] учителей (ἀπὸ τῶν διδασκόντων), от закона, от пророков, от Евангельских Писаний и от апостольских речений (см.: PG 13, 312-313).

¹¹ Для понимания этой фразы (ὡς ἀδιαλείπτως σύναξιν ποιῶν) необходимо напомнить, что египетские иноки, которых окормлял св. Аммон, жили обычно в монастырях полуотшельнического типа, только по воскресениям и праздничным дням собираясь для совместного Богослужения. Св. Аммон увещает иноков постоянно устремляться к тому́ идеалу христианской жизни, который хорошо выразил архимандрит Киприан: «Наше мiровоззрение должно́ быть евхаристично и жить надо в евхаристической настроенности» (Архимандрит Киприан (Керн). Евхаристия. Париж, 1947, с. 28).

¹² Глагол ἀγοράζω («покупать, выкупать») указывает на догмат об искупительной жертве Го́спода. В основе его лежит «идея воздаяния закону Божественной правды, права́ которого попраны грехом человека, мысль о необходимости уплаты долга Богу со стороны́ человека, и уплаты этого долга Христом вместо человечества — эта идея в са́мом начале древней Церкви была ее неотъемлемым достоянием и нашла себе ясное выражение уже́ у первых христианских писателей». Следствием данной идеи была мысль о том, «что страдания и смерть Иисуса Христа суть умилостивительная жертва Богу Отцу, которою род человеческий избавлен от греха, проклятия и смерти и примирен с Богом. Эта мысль собственно и есть сущность церковного учения об искупительной жертве Христовой, и есть догмат» (Орфанитский И. Историческое изложение догмата об искупительной жертве Го́спода нашего Иисуса Христа. М., 1904 с. 147-150).

¹³ Эта фраза (τῇ δὲ συνειδήσει ἀποθανὼν), вероятно, предполагает широко распространенное в святоотеческой письменности представление о совести как внутреннем судье и обвинителе человека. Обычно отцы Церкви называют совесть «внутренним, собственным судилищем», в котором происходит суд (κρίσις) и составляются приговоры (ψῆφοι). Иногда совесть именуют «судией непрестанно бодрствующим, неусыпным, необманчивым и неподкупным»; обвинителем, выступающим до, во время и после совершения греха, увещевателем, убеждающим отстать от греха, порицателем и карателем. «Вообще совесть является противником (ἀντίδικος) нашим, когда мы желаем сотворить волю плоти нашей, по выражению аввы Исаии» (Попов К. Блаженного Диадоха (V-гo ве́ка), епископа Фотики древнего Эпира, учение о рассудке, совести и помыслах // Труды Киевской Духовной Академии, 1898, № 7, с. 458-460). Поэтому христианин, согласно св. Аммону, ежедневно должен предстоять пред своей совестью, как умерший пред Богом — Судией всех.

¹⁴ Ср. у преп. Петра Дамаскина: «делатель Божественных заповедей Христовых» (ὁ ἐργάτης τῶν θείων ἐντολῶν τοῦ Χριστοῦ) верует, что для Го́спода всё возможно, что всякая воля Его является благом и без Него не может быть ничего благого. Поэтому такой «делатель» не желает ничего творить помимо воли Божией, «даже если это есть жизнь» (κἄν ζωή ἐστι), но взыскует лишь одну волю Божию, ибо она «есть жизнь вечная». См.: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Γʹ, σ. 116.

¹⁵ Многосмысленное понятие γνώμη («мысль, разум, дух, воля, решение» и т. д.) употребляется здесь, скорее всего, в подобном значении. Данное значение встречается и в одном из посланий св. Игнатия Богоносца, который увещевает христиан жить в согласии (букв. «сходиться») с волей (или «мыслью») Бога (συντρέχητε τῇ γνώμῃ τοῦ Θεοῦ). См.: Ignace d'Antioche. Polycarpe de Smyrne. Lettres, p. 60.

¹⁶ Или: «исповедовать [Его]» (δίδῳς ἐξομολόγησιν); однако значение благодарения для термина ἐξομολόγησις применительно к данной фразе св. Аммона дается в словаре Лампе (см.: Lampe G. W. H. Op. cit., p. 500). Впрочем, «исповедание» и «благодарение» отосительно Бога являются практически синонимами. Так, Дидим Слепец, толкуя Пс. 42:4, прямо говорит: «Исповедание означает благодарение» (ἡ ἐξομολόγησις εὐχαριστίαν σημαίνει) (ΔΙΔΙΜΟΣ Ο ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΥΣ. ΜΕΡΟΣ Δʹ // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ, τ. 46. ΑΘΗΝΑΙ, 1973, σ. 322).

¹⁷ Преп. Иоанн Кассиан Римлянин замечает, что стремящийся к совершенству должен начинать с первой ступени, которой является страх, именуемый «рабским» (de illo primo timoris gradu quem proprie diximus esse servilem); с этой ступенью и соотносятся слова́ в Лк. 17:10 (см.: Jean Cassien. Conférences, t. II, p. 105). Наоборот, для преп. Симеона Нового Богослова выражение «ничего не сто́ящий раб» соотносится с высшей ступенью духовного преуспеяния: такое наименование прилагается им к любимому ученику Го́спода (св. Иоанну Богослову). Также, говоря о неком почившем брате Антонии, преп. Симеон восхваляет его добродетели (чистоту, целомудрие, смирение), рожденные в этом строгом подвижнике благодаря заповеди, данной Господом в Лк. 17:10. См.: Syméon le Nouveau Théologien. Catéchèses, t. II, p. 340, 352.

¹⁸ Опыт «видения Бога», запечатленный уже́ в Священном Писании (см.: 1 Ин. 3:1; 1 Ин. 3:2; 1 Кор. 13:12), всегда сопрягался в христианстве с кажущейся антиномией — с подчеркиванием того, что «Бога нельзя видеть» (ср. 1 Тим. 6:16; Ин. 6:46). Эта антиномия, а, точнее, сопряжение двух противоположных полюсов единого целого, во многом определило всё последующее развитие христианского Богословия. Особенно это касалось аскетической письменности, где наметилось несколько типов тайнозрения: «мистическое Богословие» Евагрия Понтийского тяготело к «умному тайнозрению», преп. Макарий Египетский — к типу «опытно-чувственного тайнозрения», а аскетическое Богословие блаж. Диадоха Фотикийского занимало как бы среднее место между двумя этими типами (см.: Lossky V. The Vision of God. N.Y., 1983, p. 25-44, 103-120). Такой опыт «видения Бога» делает Православие вечно живым и неиссякающим источником духовной жизни. Об этом хорошо писал преп. Симеон Новый Богослов, согласно которому, «каждый христианин призван к возвышенной религиозной жизни... мистический опыт и благодатное просвещение Святого Духа могут быть достигнуты всяким, если он серьезно и искренно желает этого. Св. Симеон выразил свою веру в необходимость всеобщего участия в высшей духовной жизни со свойственной ему парадоксальностью: "Тот, кто не увидел Бога в этой жизни, не увидит Его и в будущей". Он считал величайшей ересью и кощунством против Святого Духа думать, что Церковь не обладает теперь теми же духовными дарами, как и в древние времена, и что христиане не могут более получать благодать Св. Духа, которую имели Апостолы и древние святые. Если христиане не достигают теперь этих высоких степеней святости, единственная тому́ причина — их невежество, недостаток веры и нерадение» (Иеромонах Василий (Кривошеин). Православное духовное Предание // Вестник Русского Западноевропейского Патриаршего Экзархата, 1952, № 9, с. 19). Св. Аммон, научая подвижника быть «всегда зрящим Бога», выражает ту же самую веру в необходимость всеобщего участия в благодатной жизни, даруемой причастием Святому Духу. Им намечается и путь к этому, который можно было бы обозначить как мистику смирения, восходящую к Новому Завету (ср. Мф. 5:8): только смиренным и чистым сердцем открывается доступ к высотам тайнозрения.

¹⁹ Выражение δι᾿ ἡμᾶς πλούσιος ὤν достаточно необычно для святоотеческой лексики. Им обозначается, скорее всего, преизобилие Человеколюбия Божиего.

²⁰ Идеал бесстрастия (ἀπάθεια) до христианства был достаточно четко намечен в стоической этике, где «мудрец», достигший его, становился подобным богам и обретал такое же блаженство, как и они. В христианское Богословие понятие ἀπάθεια активно ввел Климент Александрийский, видевший в «бесстрастии» вершину христианской аскезы. После него учение о «бесстрастии» всесторонне разработал Евагрий Понтийский, «акклиматизировавший» данное понятие в аскетической письменности. Однако этот термин в IV в. оставался еще дискуссионным: некоторые отцы Церкви (свв. Василий Великий, Григорий Богослов и др.) относились к нему с определенной долей настороженности, считая, что слова́ ἀπαθής и ἀπάθεια приложимы преимущественно к Богу, а не к человеку. Блаж. Иероним в разгар пелагианских споров (нача́ло V в.) именно учение о «бесстрастии» Евагрия сделал объектом своих нападок, считая его еретическим (человеку, по мнению блаж. Иеронима, невозможно полностью освободить себя от страстей) (см. предисловие А. Гийомона к изданию: Evagre le Pontique. Тraité pratique, t. I // Sources chrétiennes, № 170. Paris, 1971, p. 98-112). Высказывание св. Аммона показывает, что он являлся связующим звеном между Климентом Александрийским и Евагрием и что в египетском монашестве первого поколения указанное понятие уже́ обрело «права́ гражданства». В дальнейшем оно стало общеупотребительным аскетическим термином. Так, св. Исаак Сирин, говоря о «человеческом бесстрастии» (ἀπάθεια ἡ ἀνθρωπίνη), замечает, что оно состоит не в том, чтобы «не чувствовать страстей» (τὸ μὴ αἰσθῆναι τῶν παθῶν), но в том, чтобы «не принимать их в себя» (τὸ μὴ δέξασθαι αὐτὰ) (ΟΣΙΟΥ ΠΑΤΡΟΣ ΗΜΩΝ ΙΣΑΑΚ ΕΠΙΣΚΟΠΟΥ ΝΙΝΕΥΙ ΤΟΥ ΣΥΡΟΥ ΕΥΡΕΘΕΝΤΑ ΑΣΚΗΤΙΚΑ. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1977, σ. 310). Несколько веков спустя св. Григорий Палама́ в полемике с Варлаамом ссылается на учение о «бесстрастии» как на вполне уже́ традиционное (ἐδιδάχθημεν), называя его не «умерщвлением страстного нача́ла [в человеке]» (τὴν τοῦ παθητικοῦ νέκρωσιν), но «перемещением» (μετάθεσιν) этого нача́ла «от худшего к лучшему» и направлением его на «вещи Божественные» (см.: Gregoire Palamas. Defense des saints hesychastes. Ed. par J. Meyendorff. Louvain, 1973, p. 361).

²¹ Тема умерщвления страстей является постоянным лейтмотивом святоотеческой аскетики. Ср., например, у преп. Нила: «Те, которые разумом украсили деятельную [способность души́] (τὸ πρακτικὸν λόγῳ κοσμήσαντες), а страстную часть [ее] умертвили с помощью [того же] разума (τὸ παθητικὸν λόγῳ νεκρώσαντες) заслуженно окружают Царя, будучи одновременно украшением и защитой Его (κόσμον ὁμοῦ καὶ ἀσφάλειαν παρέχοντες), наподобие Серафимов, окружающих престол Божий (Ис. 6:2)» (Nil d'Ancyre. Commentaire sur le Cantique des cantiques, p. 342).

²² Фразой «истинная связь и общение» (или «беседа» — γνησίαν σχέσιν καὶ συνομιλίαν) св. Аммон явно указывает на молитву. Ср. у Евагрия, который в сочинении «О молитве» использует аналогичный термин ὁμιλία и говорит: «Молитва есть беседа ума с Богом» (см. наш перевод: Творения аввы Евагрия. Аскетические и Богословские трактаты. М., 1994, с. 78). Причем данный термин у Евагрия (как и его латинский эквивалент — conversatio) обозначает не просто словесную беседу, но также тесное соединение и постоянное общение (см.: Hausherr I. Les leçons d'un contemplatif. Le Traité de l'Oraison d'Evagre le Pontique. Paris, 1960, p. 16-17).

²³ Св. Аммон цитирует свободно, изменяя полностью вторую часть цитаты. Вообще, всё данное изречение, как и некоторые другие, выдержанно в русле мыслей Богодухновенного автора «Притчей», который постоянно подчеркивает, что «кто̀ идет правильным путем, тот благословляет Бога, а кто идет кривым путем, тот порочит Его. За то благоволение и любовь Божия всегда почиет на праведности, где бы она ни проявлялась, в деле, в мысли, в молитве; напротив, неблаговоление Божие и гнев Его на всём, что̀ ни делает нечестивый, даже на самой жертве его» (Олесницкий А. Книга Притчей Соломона (Мишле) и ее новейшие критики. Киев, 1884, с. 4).

²⁴ Здесь св. Аммон указывает на практику молчания, характерную вообще для православного монашества и, особенно, для исихастской традиции, являющейся стержнем этого монашества. Данная практика теснейшим образом связана со своего рода «Богословием молчания», основывающимся на тайнозрительном опыте. Данное Богословие ясно запечатлено у преп. Максима Исповедника, сравнивающего человека с Церковью: «ибо телом своим, словно храмом, он добродетельно украшает деятельную способность души́, осуществляя заповеди в соответствии с нравственной философией; душой, как алтарем, он приносит Богу, при посредничестве разума и в соответствии с естественным созерцанием, логосы чувственных веще́й, тщательно очищенные в духе от материи; умом же, словно жертвенником, он призывает при помощи возвышающегося над многословием и многозвучанием молчания многовоспеваемое в Святая святых Молчание незримой и неве́домой велиречивости Божества» (см. наш перевод: Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. М., 1993, с. 160-161). Уже́ на исходе земной истории Византии это «Богословие молчания» обрело законченные формы у Каллиста Катафигиота, некоторые гла́вы сочинения которого весьма показательны. Так, он говорит: «Когда взор ума (букв. «лицо ума» — τὸ τοῦ νοὸς πρόσωπον), склоняясь внутрь се́рдца, видит осияние Духа, текущее из се́рдца не иссякая, тогда именно — время молчания (καιρὸς τοῦ σιγᾶν). Когда весь умственный взор (τὸ νοερὸν πρόσωπον) увидит Бога, скорее же, когда весь ум будет в Боге, или, так сказать, когда Бог будет во всём уме, тогда в особенности и более естественно бывает время молчания... Когда ум, освещаемый каждым из светоизлияний Духа, приходит в смущение и недоумение и замечает, что он сам простирается к бесконечному и безграничному и изменяется, тогда — время молчания» (Аскетические творения святых отцев. Каллист Катафигиот. О Божественном единении и созерцательной жизни. Иоанн Карпафийский. Слово подвижническое, с. 56-57. Греческий текст: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ ΤΩΝ ΙΕΡΩΝ ΝΗΠΤΙΚΩΝ. ΤΟΜΟΣ Εʹ. ΑΘΗΝΑΙ, 1977, σ. 34-35).

²⁵ Эта фраза (ἄνοιγε τὸ στόμα σοῦ λόγῳ Θεοῦ) предполагает, что истинный подвижник (духовник, старец) должен говорить не сам от себя, но, наподобие древних пророков, служить своего рода «проводником» Сло́ва Божиего.

Текст по изданию «Творения древних Отцов-подвижников» (перевод и комментарии А. И. Сидорова; издательство «Мартис», 1997 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.