Евергетин (том 1). Главы 11–15.

Евергетин


Том 1; глáвы 11, 12, 13, 14, 15


ГЛАВА 11.
О том, что после смерти
каждый окажется
вместе с себе подобными

1.
Из Григория Двоеслова

Об избранных в Евангелии говорится: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2). Если бы все праведные во блаженной вечности имели равное воздаяние, то там была бы одна обитель, а не много. Много же их оттого, что праведники будут размещены в них по своему чину, чтобы они могли вместе радоваться о своей праведности. А то, что живущие во многих обителях все получат по динарию (Ср. Мф. 20:1-16), означает, что блаженство одно и все, кто будет там, обретут его. Но одно и то же воздаяние имеет разную меру за разные делá.

Чтó же до грешников, то о дне судном Господь изрек: «Тогда Я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их» (Мф. 13:30). Это значит, что жнецы, ангелы, свяжут грешников в их муках с подобными им грешниками: гордецов с гордецами, блудников с блудниками, сребролюбцев со сребролюбцами, лжецов со лжецами, завистников с завистниками, неверующих с неверующими — и все будут брошены ангелами в местá мучений и будут гореть там.

2. Петр. «Скажи мне, пожалуйста, почему в эти последние времена о душах открывается много такого, чтó раньше было сокрыто? Не для того ли, чтобы явить нам и чтобы мы увидели грядущий мiр в явных откровениях?»

Григорий. «Именно так, как ты думаешь. Чем ближе конец этого мiра, тем в более явных знамениях познаётся пришествие мiра грядущего. В этом мiре мы не можем видеть даже мыслей друг друга, а в мiре грядущем мы будем видеть друг в друге всё, чтó есть в сердце. Поэтому нынешний мiр подобен ночи, а грядущий — дню.

Когда кончается ночь и день едва забрезжит, перед самым восходом солнца, свет и тьма каким-то образом смешиваются: ночная тьма уже миновала, а свет грядущего дня еще не наступил. Точно так же и конец этого мiра — он ужé смешался с восходом грядущего, и то, чтó не было видно здесь, подчас проявляется, смешиваясь с мiром духовным. Потому многое в этом мiре мы начинаем понимать. Но мы еще не знаем всё полностью, и ум это видит словно в полумраке, как в предрассветных сумерках».

2.
Из жития святого Евфимия

Когда преподобный отец наш Евфимий почил, многострадальное тело подвижника отпели по уставу и погребли в роскошной гробнице. А Дометиан, истинный и великий ученик великого Евфимия, был келейником святого и подражал его жизни более пятидесяти лет. И после его погребения он уже не ушел с того мéста, но целых шесть дней оставался у гробницы: он решил, что ни жить, ни даже видеть свет солнца ему больше незачем.

А в ночь на седьмые сутки ему явился Евфимий, блистательный обликом, и говорит:

— Приди, вкуси уготованной тебе славы, потому что Бог даровал нам и в следующей жизни жить вместе!

Об этом Дометиан рассказал, придя в собрание братии, а затем и сам расстался с жизнью в радости и надежде будущих благ.

3.
Из аввы Исаака

«Многими обителями у Отца» Спаситель называет меру разумения тех, кто обретается в мiре ином. Я имею в виду различное восприятие благодати: Спаситель назвал «многими обителями» различие не по местоположению, но по степени благодатных даров.

Каждый из нас наслаждается светом чувственного солнца в меру остроты зрительного восприятия, хотя солнце не разделяется на много источников света, но всем светит одинаково. Так и праведники в веке будущем: все они пребывают в одном и том же месте, но каждый воспринимает свет и радость мысленного солнца и наслаждается им по мере своей чистоты, то есть насколько кто может ее вместить.

4.
Из Григория Двоеслова

Петр. Кажется мне, досточтимый владыка, что род человеческий поражен столь многими и столь глубокими страстями, что Небесный Иерусалим будет заполнен по большей части младенцами.

Григорий. То, что все дети, которые крещены и умерли в младенчестве, войдут в Царство Небесное, думается, верно. Но не думаю, что в него войдут и все те, кто хотя бы нáчал говорить. Ведь многим детям не дают войти в Царство Небесное их родители, если плохо их воспитывают. Был, например, здесь в городе человек, которого все знают, и у него еще три гóда тому назад имелся сын. Этому сыну было, как я помню, лет пять. Отец чрезмерно, по-плотски любил его и растил избалованным. А потому ребенок, как только ему чтó не по нраву, взял себе привычку — и сказать-то об этом нехорошо — поносить величие Божие.

И вот три гóда назад, когда здесь был мор, мальчик заболел и был уже при смерти. Отец всё время держал его на руках, и, как свидетельствуют те, кто там был, ребенок увидел лукавых духов, чтó пришли к нему. Он задрожал, зажмурил глазá и стал кричать:

— Папа, заступись, заступись за меня!

И, крича, он спрятал лицо на груди отца, словно и сам хотел спрятаться.

Отец, видя, что мальчика бьет дрожь, спросил его, чтó он такого увидел.

— Пришли черные люди и хотят меня забрать, — ответил мальчик.

К этому он прибавил богохульство — и тут же испустил дух.

Всемогущий Бог попустил ребенку умереть с этим грехом, чтобы стало видно, за чтó тот предан служителям ада. Отец, когда сын был жив, не хотел запрещать ему — по долготерпению Божию мальчик жил, богохульствуя. И по праведному суду и попущению Божию он умер с богохульством на устах, чтобы отец знал грех сына. Потому что отец не заботился о душé своего ребенка и вырастил для геенны огненной не маленького, а великого грешника.

5.
Из патерика

Старцы говорили: «Братья, наставляйте своих чад, чтобы они не стали вашим наказанием».

ГЛАВА 12.
О том, что верующие родители
должны радоваться и благодарить Бога
за те испытания,
которые терпят их дети ради Господа.
Более того, они должны
побуждать своих детей
к подвигам и опасностям ради добродетели

1.
Из пóвести об избиении
святых отцов Синая и Раифы

Один юноша так храбро сопротивлялся варварам, что мужество его было на устах у многих. Его убили в той в сáмой келии, где он и подвизался. Весь покрытый ранами, он не вышел из келии и даже монашеских одежд не снял в угоду варварам, хотя они и обещали ему, что не убьют, если он сделает то или другое. С храбростью противостав варварам, он мужественно встретил смерть.

А его мать, когда узнала об этом, доказала на деле, что в жилах их текла одна кровь, и явила себя подлинной матерью. Она тотчас же оделась по-праздничному, с сияющим лицом вознесла рýки к небу и обратилась ко Спасителю Христу:

— Тебе, Господи, я вверила ребенка — и он обрел спасение отныне и до вéка. Тебе препоручила отрока и Тебя избрала Хранителем его — и сохранен был мне поистине живым и невредимым. Ибо помышляю не о том, что он погиб или распрощался с жизнью, но думаю о том, что он избег всякого греха. Не о том, что тело пронзено и умерло мучительною смертью, но о том, что он дýшу сохранил чистой и непорочной, а нескверный дух свой предал в Твои рýки.

В каждой ране вижу награду в состязании, в каждом ударе — венец за добродетель. О, если бы больше, дитя, могло снести твое тело, дабы стало бóльшим и вознаграждение твое! Это награда за мое чревоношение! Это возмещение за мучительные рóды! Это мне и почести за кормление и воспитание!

Что же, разве нет мне доли в твоей награде? Разве не причастна и я твоему подвигу? Ты подвизался — я страдала вместе с тобой! Ты выступил против ярости варваров — я выстояла против жестокости природы! Ты презрел смерть — я пренебрегла своим естеством! Ты смело перенес боль и заклание — я вынесла мýки терзаемой утробы!

Мои страдания не меньше, но равны твоим. Твоя победа — в невыносимой боли, мое преимущество — в нескончаемом сроке. И пусть смерть твоя была мучительна — она была кратковременной. Мне же еще долго влачить свое гóре, но я переношу его, как и подобает, с мужеством. Ибо знаю, что у Бога ты живешь подлинной жизнью и что будет мне на том свете попечитель моей старости — в час, когда разобьется этот глиняный сосуд, мое тело, и когда устремлюсь я к будущему веку.

Я счастливее всех матерей — ибо отдала Богу такого подвижника! И вновь счастлива я — ибо дерзаю хвалиться тем, что отошел ты ко Христу, что вечно с Ним пребудешь и вкусишь неисчерпаемую радость.

2.
Из жития священномученика Климента,
епископа Анкирского

Отец святого Климента умер, когда тот был еще совсем младенцем. А мать, потеряв мужа, все свои надежды после Бога возлагала на ребенка и всегда старалась стать для него и отцом, и воспитателем, и матерью. Таким было детство святого Климента, и так растила и воспитывала его любящая мать. Когда же она почувствовала свою близкую кончину, для нее было важнее, чтобы сын стал наследником небесных сокровищ, чем преемником фамильных ценностей. А потому, горячо и ласково обняв мальчика (а ему даже не было десяти лет) и нежно целуя его, она стала давать ему последние наставления:

— Дитя мое, милая моя деточка, сыночек! Стал ты сиротой, не увидев отца, но Бог был твоим Отцом и богатством, и в сиротстве ты нашел свое счастье. Хоть ты и родился от меня телом, но Христос родил тебя духом. Познай Своего Отца, не посрами имени сына! Служи одному лишь Христу, Христу повинуйся! В Нём истинное бессмертие, в Нём спасение. Это Он снисшел с неба, совосставив и нас с Собою, сделав нас сыновьями и богами. И тот, кто изберет себе этого Владыку, победит все несчастья: он не только одержит верх над тиранами и царями, которые кланяются истуканам, — он посрамит самих демонов, которым они кланяются, и даже самогó их вождя и начальника диавола.

При этих словах глазá ее наполнились слезами. И тут божественная благодать осенила ее зрение и она предрекла ему то, чтó должнó было случиться с ним.

— Прошу тебя, — сказала она, — прошу тебя, милый мой сыночек, за всё, чем ты мне обязан, сделай для меня радость. Времена сейчас трудные, и безбожные гонения в сáмом разгаре. Верно знаю, что и ты будешь приведен, по слову нашего Господа, «пред владыки и цари» ради Него. А потому, деточка, не опозорь меня: крепко стой за Него и храни твердо и до сáмого конца твое исповедание. Верую моему Христу, кровинушка моя, верую, что и на твоей голове скоро будет венец мученика!

Так что приготовься и укрепись душой: не оказался бы ты неготовым, когда начнутся состязания. Здесь борьба не со случайными людьми и не за случайную награду, но противники здесь — сам лукавый да его поборники и прислужники. А конец этой борьбы — вечная жизнь и слава, либо бесконечный позор и адские мýки: или думай о награде, или бойся ужаса поражения.

Стыдно, сынок, что солдаты охотно умирают за царя, который так же смертен и такой же раб, как и они, а мы за бессмертного Царя умереть не готовы. К тому же они от своего царя не имеют ничего, чтó могло бы стоить такой преданности: ведь какой дар равноценен жизни и чтó пользы в подарках после смерти? А ты, если умрешь за единого Владыку всех Христа, вместо временной жизни получишь вечную, вместо тленных радостей, славы и богатства насладишься вечным блаженством! И потóм, если не умрем сейчас, всё равно ведь скоро умрем и заплатим общую для всех пошлину! Да и саму кончину за Христа даже смертью нельзя назвать: искренняя надежда будущих благ лишает смерть ее силы.

Но особенно, дитя мое, надо помнить о том, что Сам Создатель всей твари и Творец нашего рода стал ради нас человеком и, придя на землю, жил вместе с людьми. Да чтó я говорю — жил! За нас, неблагодарных рабов, Господь был осужден, терпел побои, наконец умер. И всё это Он стерпел ради нас и ради нашего спасения. Стерпел, чтобы разрушить рабство греха, чтобы упразднить прежнее осуждение, чтобы нам были вновь открыты врата рая!

Столь великий Владыка так страдал ради нас, погибших грешников! Неужели простительно, дитя мое, если мы не снесем за Него даже малой боли? Помни об этом, сын, и пусть ничто не отлучит тебя от любви Христовой: ни угрозы правителя, ни пытки, ни страх перед теми, кто на время цари в этом мiре. Гнев их падет вместе с их гордостью, огонь угаснет, а меч изойдет ржавчиной. А ты ищи тех благ, которые ждут мучеников, и награды мученика — самогó неба!

Так весь день ободряла его мать, потому что был в ней дух истинной мудрости. Да и ребенок был уже не по возрасту зрел разумом и сам просил больше наставлять его. Под конец же она добавила:

— Дай мне, деточка, эту плату за твое воспитание! Пусть это будет, сыночек мой, наградой мне за то, что я тебя родила! Пусть и я, твоя мать, спасусь, по слову Павла, «через чадородие» (1Тим. 2:15) и буду прославлена в моем сыне. Теперь, деточка, милостью Божией я уже умираю, и завтра свет солнца уже не застанет меня в живых. Но ты — мой свет во Христе и жизнь, и я прошу тебя: ради своей матери, не обмани надежд!

Когда-то одна еврейская женщина (святая Соломония) вырастила семь сыновей-мучеников — и сама она через них получила венец. Мне же достаточно и тебя одного для вечной славы, и я счастливее всех матерей, потому что прославлюсь в тебе! Раньше тебя ухожу, дитя мое, и в этом теле больше не увижу тебя, драгоценного. Но когда умру, помни, что моя душа навеки связана с твоей. С ней вместе я и припаду к алтарю Христову в день Его Пришествия, когда прославлюсь в твоих страданиях, когда обрету новый облик чрез твои раны и вместе с тобой стану причастницей радости и бесценных даров.

И, наставляя своего сына, мать целовала ему рýки и нóги.

— Тело мученика целую, — говорила она, — тело, чтó будет принесено в жертву Христу!

Так его обнимая и ласково говоря с мальчиком, она обрела блаженное успение, оставив дух Богу, а тело на руках любимого сына.

Тогда он, как верный сын любящей матери, предал тело земле, а сам начал уединенную жизнь. Потому что он сразу решил по заповеди матери отвергнуть мiр ради Христа, чтобы после ради Него отвергнуть и жизнь свою. И с тех пор он всегда питался одной чечевицей в память о тех трех отроках, которых пост сделал недоступными для огня страстей и неуязвимыми к пламени чувственной печи.

3.
Из жития святого Алипия

Любовь к Богу сжигала сердце великого Алипия. Он спрашивал, чтó ему можно сделать в настоящей жизни, чтобы он смог всегда жить рядом с Тем, к Кому стремился, явственно и всецелым умом видеть Его и в чистоте прикасаться к Нему. Тогда он узнал, что для этого будто бы надо оставить всё, удалиться от друзей, родственников, знакомых, даже от той, чтó родила тебя, — и избрать благо уединения. А поскольку он доверял в этом одной лишь матери, то как-то сказал ей:

— Мама, очень мне хочется уйти на восток: многие из тех, кто избрал путь подвижничества, живут там благочестиво и счастливо. Так что ты отпусти меня туда и дай мне в дорогу твое благословение.

Услышав это, мать повела себя совсем не как обычная женщина. Она не поминала ни свое вдовство, ни одиночество, ни то, что такой хороший сын оставляет ее, хоть это и вещь для матери невыносимая. Ничего подобного она не сказала и даже не стала отговаривать его от любимой мечты: интересы сына были ей дороже собственных. Она подняла взор к небу и, простерши рýки, весь ум обратила к молитве. А поскольку была она истинной матерью своего сына, то добродетель в ней побеждала природу, и не в ее правилах было говорить или делать что-то недостойное.

— И пойди, деточка, — сказала она. — Пойди, раз уж к этому лежит у тебя душá. Богу, Которым мы живы, я вручаю тебя. Пусть Он пошлет Своего ангела пред тобою и управит тебя Своею волей, «пошлет тебе помощь от святого и от Сиона заступит тя» (Пс. 19:3), «облечет тебя в броню правды и шлем спасения дарует тебе» (Еф. 6:17). Воссияет, как на Востоке солнце, праведность деяний твоих за то, что возлюбил ты Господа паче родителей и отечества.

После этой молитвы сын обвил мать руками, а мать горячо обняла сына, оба заплакали и стали целовать друг друга. А потóм они расстались, и мать пошла к дому, а сын отправился в тот путь, о котором мечтал. Но через несколько дней, когда обнаружился его уход, все, как и следовало ожидать, пришли в отчаяние. Предстоятель Церкви, как услышал новость, без промедления бросился в погоню и настиг юношу в Евхаите, когда там праздновался мученик Феодор. Тут епископ стал его со слезами упрашивать, чтобы он вернулся к своей матери. Он даже сказал, что во сне был ему глас Божий, который велел юноше не впадать в отчаяние, если тот не достиг цели. «Ибо там святые местá, — сказал епископу Явившийся, — где ты станешь жить свято». Так, милостью Божией, был возвращен в родные земли их сладчайший плод.

Когда юноша вернулся, то сперва он ушел на одну из гор к югу от гóрода и затворился там в маленькой хижине, чтобы предаться подвигам. Но, прожив так какое-то время, он достаточно укрепился в подвигах добродетели. И тогда он отвергнул жизнь внизу и на земле и устремился к жизни более высокой, потому что всегда искал высокого и божественного.

Однажды, увидав на одной из могил поблизости невысокую колонну, он окружил ее на вершине со всех сторон досками. Этим небольшим укрытием от непогоды он решил ограничить свою жизнь. Притом очень помогла ему его мать, которая и здесь не оставила его. Но однажды лукавые духи из ненависти к ангельской жизни святого стали против него военным строем и начали метать в него такие большие камни, что проломили то укрытие, которое он себе построил, а некоторые дóски даже выбили из креплений. Один из камней, довольно большого размера, попал святому в плечо и сильно ранил его. Святой же Алипий решил показать бесам, что все их козни для него — детские шалости. Поэтому утром, после молитвы, он взял у матери тесло, полностью разрушил крышу и сбросил доски на землю.

— Это, — сказал он, — чтобы не мешать им бросать камни.

Мать, когда услышала треск досок и увидела, как они летят на землю, всплеснула руками и сказала:

— Чтó случилось, деточка? Зачем это ты разломал свое укрытие — оно было такое маленькое! Как же ты теперь будешь зимой? А как же проливные дожди? А солнце летом, когда жарко, как в пекле?

— Ну так и чтó, мама? — отвечал ей на это преподобный. — Может быть, нам не мерзнуть здесь, чтобы было жарко там? Прятаться от летней жары — а там попасть в вечное пламя? И потóм, кáк еще мы получим награду за наши труды?

Так он убедил мать разрешить ему не только сбросить дóски, но и снять с себя верхнюю одежду. Хотя ее материнское сердце и скорбело при этом, но, когда она видела, что сын страдает за Христа, не выказывала жалости. Ведь свое естество она отвергла, и Бог был ей дороже родной крови.

Вот где можно было видеть истинную мать рядом с любимым сыном, сына, который радуется боголюбивой матери, и Бога, Которого они вместе славили. Ктó бы не похвалил плод такого благочестия? Или ктó бы не подивился корню такого плода? Ведь, помимо всех своих прочих добродетелей, мать, как я ужé сказал, осталась с ребенком. Она служила его нуждам, сделала рядом со столпом шалаш и отказалась от всех жизненных удобств. При этом она радовалась так, словно жила в раю. Средства для пропитания она добывала, работая собственными руками, и даже заботилась о милостыне и нищих.

Однажды один благочестивый человек дал ей около трети бывшей тогда в ходу монеты. Она взяла эти деньги и с вéдома сына отправилась в город, чтобы купить там необходимое для жизни.

Но, когда она уже всё купила и возвращалась назад, просьбы нищих растрогали ее, и она раздала им всё. Увидев ее с пустыми руками, сын спросил:

— Мама, где твои покупки? Они нам сейчас нужны.

— Они остались Богу и бедным, — отвечала мать. — И нам от этого, наверно, тоже будет польза. Потому что я решила, что нельзя наше с тобой пропитание ставить выше просьб нуждающихся и гневить такой жизнью Бога. А я думаю, что и нам будет милость по их молитвам.

Когда божественный муж услышал это, он похвалил свою мать и, как истинный ее сын, принял это с радостью.

2. Из мученичества святой Софии и трех ее дочерей.

И дивная София перед мученичеством благочестиво беседовала и утешала своих дочерей, Веру, Надежду и Любовь, чтобы подготовить их к пыткам и смерти. А во время самогó мучения она стояла рядом и, смотря на страдания каждой, ласково ободряла их, пока не убедилась, что все они мертвы. Тогда она возликовала и всем сердцем стала благодарить Бога. А через три дня отошла и она вслед за дочерьми, обняв их телá, — и стала вместе с ними сонаследницей небесной славы.

4.
Из мученичества
святых сорокá мучеников

Святые сóрок мучеников, ужé в сáмом конце их подвига, когда всю ночь они простояли на льду óзера и с непоколебимым мужеством выдержали холод, были вытащены на берег. Им должны были ломать нóги палицами, и мать одного из них присутствовала при страданиях. Она смотрела на своего сына. Он был младше их всех по возрасту, и она боялась, что молодость и любовь к жизни сделают его малодушным и он опозорит воинское звание и честь. Она не сводила с него глаз и всем своим видом вселяла в него мужество.

— Сыночек мой милый, — говорила она, протягивая к нему рýки. — Ты ужé дитя Отца Небесного — потерпи немного, чтобы стать совершенным. Не бойся пыток. Сам Христос будет тебе помощником, значит, ничего страшного или ужасного с тобой больше не случится. Всё ужé кончено, всё ты победил своей доблестью! А после этого — радость, отрада, покой и ликование, и ты их получишь! Будешь соцарствовать со Христом и молить Его за меня, твою мать!

Святым раздробили нóги, и они предали Богу дýши. Солдаты привели повозки и стали сносить на них святые телá, чтобы везти их к берегу соседней реки. Тут они заметили, что этот юноша, а звали его Мелитон, еще дышит. Тогда они оставили его лежать в надежде, что он выживет. Но когда мать увидела, что его одного оставили, это показалось ей страшнее смерти сына и ее собственной. Невзирая на женскую слабость, забыв про материнские чувства, она взвалила сына на плечи и мужественно пошла за повозками. Для нее ведь сын был истинно жив только тогда, когда он умирал и оставлял этот мiр!

В то время как она несла его, он испустил дух. Мать же, исполнившую свой материнский долг, смерть сына наполнила ликованием. Она донесла его драгоценное тело до мéста, где лежали телá остальных мучеников, и положила его сверху: пусть его тело останется с телами тех, с кем он ужé соединил свою дýшу! А поборники диавола сложили огромный костер и сожгли телá мучеников. После этого из ненависти к христианам их мощи бросили в реку. Но по усмотрению Божию мощи снесло к какому-то берегу, где их собрали христиане, и так это бесценное богатство дошло до нас.

ГЛАВА 13.
О том, что отрекшийся от мiра
должен быть странником:
какое именно странничество имеется в виду
и какая от него польза.
А также о том, какие местá
наиболее подходят для подвига

1.
Из патерика

Авва Иаков говорил, что странствовать ради Бога — это выше, чем принимать странников.

2. Однажды авва Лонгин говорит авве Лукию:

— Моя душá жаждет странствовать.

— Если не обуздаешь свой язык, — ответил ему старец, — куда бы ты ни пошел, везде будешь у себя дóма. Так что обуздай свой язык — и ты уже в странствии.

3. Один старец сказал: «Если монах знает, что есть место, где можно достичь преуспеяния, и не идет туда, чтобы не лишиться необходимого, — он не верит, чтó есть Бог».

4. Брат спросил старца:

— Отец, почему наше поколение не может подвизаться так, как Отцы?

— Потому, — ответил старец, — что оно не любит Бога, не бежит от людей и не отвергает мiрских благ. Как станет человек бежать от людей и материального — с этого и начинается его покаяние и подвиг. Вот перекинулся огонь на твое поле и надо потушить его. Не успеешь подрезать перед ним всё, чтó может гореть, — не сможешь его потушить. Так и человек: если не уйти туда, где даже хлеб добываешь с трудом, то невозможно подвизаться. Потому что душá если чего не видит, то едва ли будет хотеть.

5. Брат спросил авву Сисоя:

— Отец, чтó такое странничество?

— Молчание, — ответил старец, — и не иметь ничего своего, куда бы ты ни пошел, — вот истинное странничество.

6. Брат спросил старца:

— В чём подвиг странничества?

— Знал я одного брата, — начал старец, — который странствовал и однажды пришел в церковь. А там он как раз оказался на трапезе и сел за стол, чтобы поесть с братьями. Тут кто-то из них спрашивает: «А этого кто впустил?» «А ну, — говорит ему, — вставай, пошел отсюда!» Брат встал и вышел. Тогда другие братья пожалели его, встали и привели обратно. После они спрашивали: «Слушай, чтó было у тебя на сердце, когда тебя сперва выгнали, а потóм вернули назад?» А он ответил: «В своем сердце я решил, что я как собака: прогонят — она уходит, зовут — возвращается».

7. Один из Отцов рассказывал, что по соседству с ним жили два брата. Один из них был чужеземец, а другой — местный. И чужеземец был немного нерадив, местный же очень ревностен. Случилось так, что чужеземец умер первым. А старец был прозорлив, и было ему видение, как множество ангелов уносят дýшу покойного. Когда тот ужé достиг неба и вот уже почти вошел, стали решать его судьбу. И был свыше голос: «Да, он был немного нерадив, но за то, что он жил на чужбине, откройте ему».

Затем почил и тот, кто был местным, и, когда он был при смерти, сошлась к нему вся его родня. А старец увидел, что нигде нет даже ангела, и удивился.

— Господи, — пал он ниц пред Богом, — как же тот чужеземец был нерадив, а получил такую славу, а этот был таким ревностным — и нет ему даже такой награды?

И был ему голос:

— Когда умирал тот, кто был ревностен, он открыл глазá, увидел, как плачет его родня, и душа его утешилась. А чужеземец, пусть нерадивый, так и не увидел никого из близких. Но он горько плакал — и утешил его Бог.

2.
Из аввы Исаии

Если будешь странствовать ради Господа, не сходись с местными жителями и не вступай с ними в общение — потому что тогда тебе было бы лучше оставаться со своими родственниками по плоти. Если займешь келию в месте, которого ты не знаешь, то не впускай к себе много друзей — достаточно одного на случай болезни. И не растеряй той пользы, которую имеет странничество. А пойдешь куда-нибудь жить — не торопись занимать келию под жилье, пока не разведаешь особенности жизни там. Не будет ли тебе там мешать что-либо: попечения, чрезмерный покой, друзья? Потому что если ты рассудителен, то быстро поймешь, ждет ли тебя здесь жизнь или смерть.

Так или иначе, странничество есть подвиг выше всех прочих, особенно если ты один, сам, бросаешь всё свое и уходишь в другое место, храня веру и надежду совершенными, а сердце — стойким против собственных похотений. Потому что бесы со всех сторон обступят тебя и станут пугать искушениями, полной нищетой и тяжкими болезнями. Они будут внушать тебе: «Вот окажешься в таком положении — чтó ты будешь делать без друзей и знакомых?» И благой Бог будет испытывать тебя, чтобы ты явил свою ревность и любовь к Нему.

А если всё же уединишься в своей келии, бесы посеют в тебе и другие коварные помыслы. Они будут говорить: «Разве человека спасает одно только странничество, а не хранение заповедей?» — и станут приводить тебе на память тех, кто общается с мiром и родней. «Чтó же, — скажут они, — разве это не рабы Божии?» Они внушат тебе мысли о перепаде климата, заронят в сердце страх физических трудностей и прочее в том же духе, чтобы ввести тебя в уныние.

Но бессильна их злоба, если в сердце будут любовь и надежда. Именно тогда будет видно твое стремление к Богу, если ты любишь Его более, нежели покой плоти. Ты должен не просто стать странником, а подготовить себя, привыкнуть к брáни с врагами, научиться обращать в бегство каждого из них, когда потребуется, — до тех пор, пока не избавишься от них и не достигнешь покоя бесстрастия.

Брат, если оставишь всё мiрское и материальное, остерегайся беса уныния. Иначе из-за внутреннего опустошения и скóрби ты не сможешь достигнуть великих добродетелей. Добродетели же эти — не думать о себе, терпеть дерзость и чтобы имя твое не упоминалось нигде в мiрских делах. Если станешь подвизаться, чтобы стяжать эти добродетели, они дадут венец твоей душé. Потому что беден не тот, кто лишь видимо отрекся от всего и ничего не имеет, а тот, в ком нет злобы, и кто всегда жаждет памяти Божией. И не тот, у кого скорбный вид, обретает бесстрастие, а тот, кто печется о внутреннем человеке и отсекает свою волю: он и примет венец добродетелей.

Следует вовремя понять и тех, кто смущает тебя, — чего ради они шумят. Зачастую они вселяют в тебя уныние с тем, чтобы ты без особой причины поменял место, а потóм сидел и жалел об этом. А делают они это, чтобы ум твой стал поверхностным и ленивым. Но те, кто знаком с их лукавством, остаются непоколебимы и благодарят Бога за то место, которое Он дал им для смирения. Потому что смирение, терпение и любовь к трудам и тяготам всегда благодарят. И напротив: нерадение, уныние и любовь к покою ищут то место, где им будет почет. А всеобщее уважение вредит чувствам: они неизбежно впадают в рабство страстям и от довольства и гордости теряют свою внутреннюю сдержанность.

3.
Из святого Диадоха

Не захочет душá выйти из тéла, если не станет безразличной к прелестям этого мiра. Ведь ни один óрган чувств не подтверждает веру, поскольку все они связаны с настоящим мiром, а вера дает только обещание будущих благ. Поэтому тот, кто избрал странствие и подвиг, не должен вспоминать о раскидистых и тенистых деревьях, о журчании ручейков, о лугах, усыпанных цветами, об уютных жилищах и о беседах с родственниками. Он не должен думать о почестях, щекочущих честолюбие. Но он должен с радостью довольствоваться необходимым и всю жизнь представлять себе как далекий путь, лишенный всякого плотского вожделения. Только так, стеснив наш ум, мы сможем обратиться к поиску вечной жизни. Потому что зрение, вкус и прочие чувства, если чрезмерно пользоваться ими, лишают сердце памяти Божией.

И Ева — первое этому подтверждение. Пока не посмотрела она на запретное древо — тщательно хранила заповедь Божию. Пламенная любовь к Богу словно бы осеняла ее своими крыльями, почему она и не чувствовала своей наготы. Но затем она посмотрела на древо с удовольствием и с сильным вожделением коснулась его, а потóм попробовала его плод с каким-то внутренним наслаждением. И тотчас она была прельщена и нагой устремилась в объятия плоти. Подчинив свою волю страсти, она отдалась наслаждению временным, а затем приятной внешностью плода увлекла к падению и самогó Адама. Вот почему человеческий ум с трудом удерживает память о Боге и Его заповедях. Но в непрестанной памяти Божией будем всегда смотреть в глубины нашего сéрдца, а в этой обманчивой жизни жить так, словно мы слепые. Потому что истинно духовному любомудрию свойственно хранить себя от любви к видимому. И многострадальный Иов учит нас этому, говоря: «Если сердце мое следовало за глазами моими...» (Иов 31:7). А это и есть условие и признак крайнего воздержания.

4.
Из аввы Исаака

Мiр подобен блуднице, которая манит собственной красотой и вызывает у тех, кто ее видит, желание обладать ею. Кто хотя бы отчасти охвачен этим желанием и порабощен им, не сможет вырваться из рук мiра, пока не расстанется с собственной жизнью. Тот разденет его догола, а после, в день смерти, выбросит из его собственного дóма. И только тогда человек понимает, что мiр был лжецом и обманщиком. Но если кто хочет удалиться из мiра и увидеть его сéти — путь станет вне его. И тогда он сможет увидеть всю его безобразность.

5.
Из патерика

Был в Скифополе один сановник. В жизни он делал много ужасного и осквернил свое тело, как только было возможно. Но однажды Господь привел его в сокрушение, и он ушел с должности. В уединенном месте он построил себе келию и жил там в попечениях о собственной душé. Кое-кто из его знакомых узнал это и стал постоянно присылать ему хлеб, финики и всё необходимое. Но когда сановник понял, что живет в покое и ни в чём не нуждается, он сказал себе:

— Пожалуй, этот покой лишает нас покоя в мiре ином. Я такого покоя недостоин.

Он оставил свою келию и удалился.

— Приведем дýшу в скорбь, — сказал он. — Мой хлеб — это пища скотов.

Другими словами, трава, которую ест скот, будет мне в пищу, потому что я жил так же, как и он.

2. Как человеку отказаться от прежних наклонностей и приучить себя к нужде и подвигу? Тело не может жить без необходимого. Но ум, насколько это возможно, не дает телу нежиться и расслабляться, если рядом нет причин, побуждающих к этому. Когда человек видит то, чтó побуждает к неге и расслаблению, в нём просыпается и вспыхивает похоть: он либо вновь обращается к ним, либо терпит жестокую брань. Посему и наш Искупитель заповедал тому, кто хотел следовать за Ним, сбросить с себя всё лишнее, отвергнуть всё, чтó расслабляет, а уж потóм следовать за Ним. Да и Сам Он, когда хотел вступить в брань с диаволом, боролся с ним в сáмой глухой пустыне.

3. И Павел советует выйти из гóрода, взяв Крест Христов: «Выйдем к Нему за стан, нося Его поругание» (Евр. 13:13) , ибо Он пострадал вне гóрода. А дело в том, что, когда человек отвергнет мiр и самое себя, он быстро забывает свои прежние привычки и память о них мучает его недолго. И в этой брáни очень полезно, если внутренний вид монашеской келии беден и без излишеств, и чтобы в ней не было ничего такого, чтó может вызвать в человеке стремление к покою.

Потому что, когда рядом с человеком нет какого-то повода к расслаблению, ему не приходится вести двойную брань внешнюю и внутреннюю, — с чувствами и с помыслами. Так что тому, кто удалил от себя повод к наслаждению, легче победить, чем тому, рядом с кем есть что-то, чтó раздражает страсти. Ведь человек испытывает брань в каждом члене тéла, и потому лучше хранить себя и стараться облегчить брань против себя самогó.

4. Авва Пимен сказал:

— Надо бежать от всего телесного, то есть от того, чтó раздражает страсти. Потому что, когда ты близок к телесной брáни, ты подобен человеку, стоящему над страшной пропастью. Враг, как только захочет на тебя напасть, запросто скинет тебя в бездну. А если ты далек от телесного, то ты подобен человеку, который стоит далеко от пропасти. Даже если враг примется тащить тебя к бездне, чтобы сбросить вниз, ты можешь упираться и в то же время просить помощи Божией. И она вскоре придет и вырвет тебя из рук врага.

5. Один человек рассказывал, что жили некогда трое усердных христиан. Они были друзьями, но избрали различный образ жизни. Один из них решил мирить врагов, по сказанному: «блаженны миротворцы». Другой стал посещать больных. А третий удалился в пустыню, чтобы там безмолвствовать и подвизаться вместе с Отцами. Первый устал от постоянных распрей между людьми и, не в силах угодить всем, не выдержал и отправился к тому, ктó служил больным. Оказалось, что и тот впал в уныние и не мог исполнить заповедь. Тогда оба вместе решили пойти к подвижнику, чтобы узнать, чтó ему дал подвиг безмолвия. Когда они увидели его, то первым делом рассказали то, чтó было с ними. Ведь каждый из них терпел тысячи скорбей, и оба так и не смогли довести до конца то дело, которое начали. А потóм попросили его рассказать им, чтó полезного дало ему безмолвие.

Подвижник налил в чашу воды и говорит им:

— Смотрите на воду.

Вода была мутная. Тогда через некоторое время он снова говорит им:

— Посмотрите теперь на воду.

Они посмотрели и в воде увидели себя, как в зеркале. Тогда он сказал им:

— Вот так и люди изнутри. От постоянного возмущения не видно своих грехов, но если удалиться от мiра и жить в пустынном месте, то можно утишить чувства и увидеть собственные прегрешения. А тогда, если есть желание, с помощью благодати Божией можешь исправить себя.

6. Один старец сказал:

— На большой дороге, по которой всё время ходят и ездят, трава не всходит, и даже если посеешь — не вырастет. А на той, где никто не ходит и не ездит, она есть. Так и с нами: пока мы остаемся среди мiрских благ, ум наш сотрясают и вытаптывают мiрские попечения. Такой ум не может познать скрытые в нём страсти. Но если он успокоится вдали от забот и треволнений — он увидит собственные страсти, как зарождающиеся, так и ужé явные. А до того, хотя они и будут в нём, он их не заметит, даже если долгое время будет жить с ними и в них оставаться.

7. Один брат спросил старца:

— Хорошо ли, авва, жить в пустыне?

— Сыны Израилевы, — отвечал старец, — когда отвергли суету Египта и поселились в шатрах, научились страху Божию. И корабли, пока стоят в открытом море и терпят шторм, остаются без дéла. А как войдут в гавань — тотчас начинают торговлю. Так и человек: если внутри него поднимется буря, и он не останется в уединенном месте — никогда не обретет познания истины.

— А чтó делать, отец, — спросил брат снова, — чтобы стяжать дары добродетелей?

— Если хочешь выучить какое-то ремесло, — отвечал старец, — то оставишь все заботы, будешь заниматься только им, со смирением слушать учителя, не станешь щадить себя — и тогда ты это ремесло выучишь. Так и монах: если не оставит все житейские заботы, не станет думать, что он хуже всех людей, и не вверит себя целиком духовному наставнику — никогда не стяжает добродетель.

8. Один старец рассказывал:

— Когда я был моложе, у меня был игумен, который любил уходить в отдаленные пустыни и там безмолвствовать. Однажды я спросил его: «Авва, почему ты всегда уходишь в пустыню! Мне кажется, что тот, кто живет ближе к мiру и всё, чтó видит, видит о Господе, получает бóльшую награду, чем тот, кто не видит». А старец мне ответил: «Поверь мне, чадо, что, пока человек не пришел в меру Моисея и не стал Богу как бы родным сыном, нет ему пользы от мiра. Я же пока еще сын Адама. И как и мой отец, как только увижу плод греха — захочу его, сорву съем и умру. Потому отцы наши и убегали в пустыни, что там нет пищи для страстей и легче их умертвить».

9. Авва Тифой сказал: «Странничество — это когда человек хранит свои уста, где бы он ни был».

6.
Из святого Ефрема

Тихая гавань — это место, где жизнь можно вести размеренно. А те, кто не могут соразмерять свою жизнь, «падают, аки листвие» (Притч. 11:14).

ГЛАВА 14.
О том, откуда прежде всего
берется в человеке страх и любовь к Богу
и в какой мере это необходимо

Из патерика

Один брат спросил авву Евлогия:

— Откуда прежде всего приходит страх Божий в дýшу человека?

— Если, — ответил старец, — человек станет блюсти смирение и нестяжание, то вскоре войдет в него страх Божий.

2. Авва Иаков сказал: «Как светит светильник в темном месте — так и страх Божий. Когда он входит в дýшу человека, то просвещает его и учит всем добродетелям и заповедям Божиим».

3. Один брат спросил старца:

— Как приходит страх Божий в дýшу?

А старец отвечал:

— Если изберет человек смирение и нестяжание, перестанет осуждать и по всякому поводу будет напоминать душé, что она даст ответ перед Богом, — к такому человеку приходит страх Божий.

ГЛАВА 15.
О том, что отвергнувший мiр
не должен ни поддерживать общение
со своими родственниками по плоти,
ни даже питать к ним привязанность

1.
Из Палладия

Некто по имени Пиор, родом египтянин, а по возрасту юноша, отрекся от мiра. Им овладела любовь к Богу: он ушел из своего родного дóма и дал обет Богу никогда не видеть никого из близких. Прошло пятьдесят лет, сестра его состарилась. От кого-то она узнала, что брат ее жив, и ей безумно захотелось увидеть его. Но идти в пустыню она была не в силах. Тогда она попросила местного епископа написать святым отцам-пустынникам, чтобы они послали его повидаться с ней. Долго его заставляли, и он послушался Отцов — взял с собой одного брата и пошел. Оказавшись у дóма, он дал ей знать: дескать, прибыл твой брат Пиор. Но как только он услышал, что сестра идет к нему навстречу, то крепко зажмурил глаза и закричал:

— Сестра такая-то! Я Пиор — твой брат! Это я и есть, так что смотри, сколько хочешь!

Тут она узнала его и прославила Бога. Впрочем, сколько она ни старалась, так и не убедила его войти в дом: он прочел молитву у порога и снова ушел в пустыню.

2. Однажды блаженному Евагрию диакону сообщили о смерти его отца. Тому, кто сказал ему это, он ответил:

— Не кощунствуй: мой Отец бессмертен!

2.
Из жития святого Пахомия

Родная сестра преподобного Пахомия услышала о его добродетельной жизни и пришла в монастырь, желая увидеть его. Когда Великий услышал о ее приходе, он послал привратника передать ей:

— Ты ужé слышала, что я жив, так что иди и не огорчайся, что я не увижу тебя. Но если ты тоже хочешь подражать моей жизни, чтобы мы вместе обрели милость у Господа, то подумай над этим. И если ты не против, то братья построят тебе келию, чтобы ты могла уединиться. А может, Господь призовет вместе с тобой и других, и через тебя спасутся они. Ведь на этой земле только одно утешение человеку — поступать хорошо и угодно Богу.

Сестра получила такой ответ и расплакалась. Умилившись, она обратила свое сердце ко спасению.

Пахомий узнал о ее решении. Он прославил Бога и приказал тем из братьев, кто был наиболее благочестив, сделать ей в стороне от монастыря небольшую келию. Так она подвизалась о Господе, а постепенно собрались и другие сёстры. Когда число их увеличилось, она стала их духовной матерью, учила их и показывала все пути ко спасению. Пахомий назначил некоего Петра, человека благочестивого и глубокого старца, чтобы тот навещал их. Также он написал и передал им правила, чтобы они приняли их и вели жизнь по Богу.

Вскоре в монастырь пришла мать Феодора. Этот Феодор был под началом у Пахомия, и Пахомий его очень любил — потому что видел, как глубоко и поразительно его послушание и как он отличается своими подвигами. А мать Феодора повсюду разыскивала сына и узнала, что живет он здесь. Тогда она принесла письма от епископов, велевших вернуть ей ее ребенка. Она остановилась в женской обители, передала письма Пахомию и просила у него разрешения увидеть своего сына. Тогда Пахомий позвал Феодора и говорит ему:

— Чадо, сюда прибыла твоя мать и хочет на тебя посмотреть — даже, видишь, принесла нам письма от епископов. Так что иди и скажи ей сам, что ты здесь, — только ради тех святых мужей, чтó писали нам.

— Отче, — ответил Феодор, — скажи мне ты: если я увижу ее после всего, чтó постиг здесь, я не буду отвечать за это пред Господом в день судный? Ведь я ужé оставил ее, а теперь снова встречусь с ней на соблазн братии. И до пришествия благодати сыновья Левия забывали своих родителей и братьев, чтобы соблюсти заповеди Божии. Тем более я, если удостоился такой благодати, не должен ставить своих родственников выше любви к Богу. Ибо сказано Господом: «Кто любит мать или отца более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10:37).

А Пахомий сказал ему:

— Если ты чувствуешь, чадо, что тебе это неполезно, то я не заставляю тебя. Ведь так и нужно поступать тому, кто оставил мiр и совершенно отрекся от себя. Монах должен уклоняться от бесполезных встреч с мiрскими и выказывать искреннюю любовь к тем, кто суть члены Христовы и всею душой работает Ему. Если же кем-то овладела привязанность и он говорит, что это, дескать, плоть моя и я их люблю, — пусть слушает Писание: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2Пет. 2:19).

И Феодор так и не захотел показаться матери. Тогда она решила тоже остаться в монастыре, рядом с другими монахинями, сестрами во Христе. «Если будет угодно Богу, — рассудила она, — то я еще увижу его вместе с братьями, а так по его почину я и собственную дýшу спасу».

Так строгость по Богу, если она во славу Божию, может быть на пользу человеку, даже если поначалу кажется жестокой.

3.
Из жития
преподобного Симеона Столпника

Двадцать семь лет прошло с тех пор, как сей богоравный муж, великий Симеон, отрекся от законов естества и всего, чтó в мiре. Но мать еще хранила в себе огонь любви к своему ребенку, и остудить это пламя она могла лишь отправившись к своему, хоть и по плоти, но бесплотному сыну. Ибо она страстно, если можно употребить такое слово, желала увидеть лицо сына и услышать его голос, которого так долго не слышала. Святой узнал о приходе матери. И обрати внимание: он не оскорбил матери, но и закона, наложившего заповедь, не нарушил. А именно, он не допускает встречи с ней, но посылает к ней сказать:

— Если ты, мать моя, не возражаешь, то отложим нашу встречу до будущего вéка. И если наша жизнь будет во всём угодна Богу, то после нашего отшествия во Христе увидим друг друга там, где всё гораздо более родное и близкое.

Такой совет он передал ей. Однако пламя, терзавшее дýшу матери, не дало ей прислушаться к его словам. Она настаивала, говоря, что хочет его видеть. Тогда он передает ей во второй раз:

— Я полагал, что ты согласишься с тем, чтó полезно для нас обоих, и не будешь так настаивать на встрече. Но раз я вижу, как стремишься ты к тому, чтó временно, то сейчас мне нужно быть одному, а тебя я увижу чуть позже: видно, так угодно Богу.

Мать охотно и с радостью поверила обещанному. Душá ее ликовала, она вся была в ожидании. Ей ужé представлялось, как она увидит своего сына, как будет его обнимать, целовать, слушать его голос. И когда всё обстояло таким образом, мать неожиданно расстается с жизнью и предает душу Богу. Прожив поистине счастливую жизнь, она была еще более счастлива в своей смерти. Ведь она хотя и мать, но послушалась своего столь великого сына, к тому же она оставила его, когда он достиг такой добродетели. А божественный Симеон повелел внести ее тело внутрь ограды (столп он со всех сторон окружил стеной, чтобы не было доступа женщинам). И когда умершая мать была принесена к нему, он увидел ее, как и обещал. Затем, прочтя над ней молитву, он погреб ее там же, возле столпа. Так он и матери воздал честь, и заповедь Господню не только исполнил, но собственным примером показал ее превосходство.

4.
Из патерика

Один брат, живший на чужбине, говорит старцу:

— Я хочу вернуться к себе домой.

— Одно только знай, брат, — ответил ему старец. — Когда ты шел из твоего крáя сюда, Господь был с тобой и вел тебя. А если вернешься, Его с тобой ужé больше не будет.

2. Брат торопился в город и попросил у старца молитвы. Старец сказал ему:

— Не спеши в город, но спеши из гóрода — и спасешься.

3. У одного очень благочестивого брата мать была бедной. Был страшный голод, и он взял хлеба и отправился, чтобы отнести его матери. И тут он услышал голос:

— Ты сам позаботишься о своей матери или позаботиться Мне?

Брат понял, Чей это голос, пал ниц на землю и стал просить:

— Ты Сам, Господи, заботься о нас.

Затем он встал и вернулся в свою келию. Через три дня пришла к нему его мать и говорит:

— Монах такой-то дал мне немного муки. Возьми ее и сделай немного хлéба, чтобы нам было чтó есть.

Когда брат услышал это, он прославил Бога. А укрепившись в надежде, он стал благодатью Божией еще более подвизаться во всякой добродетели.

4. У одного монаха, жившего в скиту, был сын в деревне. Однажды этот юноша был по обвинению взят под стражу. Мать юноши известила об этом монаха с тем, чтобы он написал архонту отпустить сына.

— Если он будет отпущен, — спросил монах посланного, — разве не возьмут другого вместо него?

— Возьмут, — ответил тот.

— Какая же мне польза из того, что я освобожу его и дам радость сердцу его матери, а ее гóре оставлю для сéрдца другой женщины?

5. Тот же старец много занимался рукоделием, причем оставлял для своих нужд чтó было необходимо, а остальное раздавал нищим. Когда наступил голод, мать послала к нему его сына с просьбой дать им немного хлéба. Старец в ответ говорит сыну:

— Есть ли там кто-то еще, кто нуждается так же, как и мы?

— Да, — ответил тот, — и много.

Тогда старец закрыл дверь прямо перед ним.

— Пойди, дитя мое, — сказал он, заплакав, — Тот, Кто заботится о них, позаботится и о вас.

Один брат был тогда при этом и увидел, чтó сделал старец. Он спросил его:

— Неужели тебя не мучит мысль о том, что ты родного сына отправил ни с чем?

— Если, — отвечал старец, — не будет человек понуждать себя во всяком деле, он не получит мзды.

6. У одного монаха был в мiрý бедный брат, и монах, если чтó зарабатывал, отдавал ему. Но сколько он ни давал, тот, кто получал, всё больше беднел. Монах, придя к одному старцу, рассказал ему про это. Старец ответил ему:

— Если хочешь меня послушать, больше ничего ему не давай и скажи ему: «Брат, когда у меня было чтó, я тебе давал. Так что ты тоже, как чтó выручишь от своей работы, приноси мне». Если он чтó принесет — возьми у него. И если увидишь странника или нищего старца, отдай и попроси помолиться о брате.

Брат пошел и так и сделал. Когда пришел его брат-мiрянин, он сказал ему, как его научил старец. Услышав это, брат ушел в обиде. Однако на следующий день он заработал своим трудом немного зелени и принес ее монаху. Тот взял ее, раздал старцам и попросил их молиться о брате. А мiрянин, получив благословение, вернулся к себе домой.

Вскоре он снова пришел к монаху и принес овощей и три хлéба. Монах взял это и поступил так же, как и раньше. И мiрянин пошел назад, получив благословение от старцев. Затем он пришел в третий раз и принес много еды, винá и рыбы. Монах увидел это и удивился. Он позвал бедных и сделал им трапезу. А затем он говорит мiрянину:

— Может, тебе нужно немного хлéба?

— Нет, господин мой, — отвечал тот. — Сколько раз я ни брал что-либо от тебя — словно огонь врывался в мой дом и пожирал даже то немногое, чтó у меня было. А с тех пор, как я ничего не беру от тебя, меня благословляет Бог.

Брат пошел к старцу и рассказал ему всё, чтó произошло.

— Видишь, — говорит ему старец, — труд монаха словно огонь: он сжигает всё, на чтó попадает. А твоему брату больше пользы от другого: пусть дает милостыню от своих трудов и получает взамен молитвы святых — и он будет благословлен.

7. Однажды мать аввы Марка, ученика аввы Силуана, пришла, чтобы увидеть сына. А прибыла она с большим блеском и роскошью. Авва Силуан вышел к ней, и она ему говорит:

— Авва, скажи, пусть мой сын выйдет — посмотреть на него.

Старец зашел внутрь и говорит:

— Выйди, пусть на тебя посмотрит твоя мать.

А тот был в переднике и весь черный от кухонной копоти. Ради послушания он вышел, зажмурил глаза и сказал:

— Спасайтесь. (Приветствие, которое распространено в то время среди монахов и благочестивых людей. — Прим. пер.)

При этом он их не увидел, а мать его не узнала. Тогда снова посылает к старцу:

— Авва, пришли же ко мне моего сына — увидеть его.

Авва позвал его и говорит:

— Я чтó, не сказал тебе выйти, чтобы твоя мать посмотрела на тебя?

— Авва, — возразил тот, — я вышел, как ты велел, и сказал им «спасайтесь». Но, пожалуйста, не говори мне выйти еще раз, чтобы мне не пришлось ослушаться тебя.

Тогда старец вышел сам и сказал ей:

— Это был тот, кто вышел к вам и сказал «спасайтесь».

И, утешив ее, он попрощался с ней.

8. Однажды собралось у аввы Пимена много старцев. Пришел также один из родственников аввы Пимена и привел с собой ребенка. У этого мальчика лицо по действию диавола было обращено назад. Вместе с ребенком он сел за монастырем и плакал. Случилось, что там проходил какой-то старец. Он увидел, что тот плачет, и говорит ему:

— Почему ты плачешь, человек?

— Я родственник аввы Пимена, — ответил тот, — а с моим ребенком вышло это искушение. Я хотел принести его старцу, но испугался, потому что он нас не хочет видеть. Даже сейчас, если он узнает, что я здесь, он пошлет кого-нибудь прогнать меня. Я отважился прийти только потому, что вижу вас здесь. Если можешь, авва, смилуйся надо мной. Возьми ребенка внутрь обители и помолитесь там о нём.

Старец взял мальчика и зашел внутрь. Но он поступил мудро: не понес его прямо к авве Пимену, а начал с самых младших братьев, говоря: «Перекрестите этого ребенка». Когда же сделал он так, что все по очереди перекрестили ребенка, напоследок поднес его к авве Пимену. Тот не хотел даже прикасаться к нему. Но тут все стали его упрашивать:

— Как все сделали, так и ты, отче.

Тогда он вздохнул, встал и начал молиться:

— Господи, исцели Свое творение, да не владеет им враг.

Затем он положил на него крестное знамение и тотчас исцелил. И ребенок был возвращен отцу здоровым.

5.
Из аввы Исаии

Если ты расстался со своими родными по плоти, чтобы стать странником ради Господа, не дай слабости к ним войти в тебя, когда ты сидишь в келии. Не надо жалеть отца или мать, не надо вспоминать брата или сестру, сокрушаться о детях, тосковать по жене — по всем тем, кого оставил. Но вспомни о своем исходе и о неотвратимости смерти. Ведь тогда никто из них тебе не поможет — так почему бы тебе не оставить их ради добродетели? Если же крайне необходимо, чтобы ты пришел в родное селение по какому-то делу, то храни себя от сродников по плоти: не обращайся с ними вольно и даже не вступай с ними в общение.

6.
Из патерика

Один из Отцов рассказывал об авве Пимене и его братьях, что они жили в Египте. Их мать хотела их повидать, но не смогла. Тогда она проследила за ними и, когда они шли в церковь, вышла им навстречу. Как только они увидели ее, повернули назад и закрыли дверь келии прямо перед ней. Она осталась стоять за дверью, горько и безутешно плакала и говорила:

— Хоть посмотреть на вас дайте, милые деточки!

А они оставались внутри и слышали ее. Тут авва Анув говорит авве Пимену:

— Что будем делать с этой старухой? Она так сильно плачет.

Тогда авва Пимен встал, подошел с другой стороны двери и говорит:

— Почему ты плачешь, женщина?

Лишь только она заслышала его голос, стала плакать еще больше:

— Деточки, хочу на вас посмотреть. Чтó такого, если я вас увижу? Разве я не ваша мать? Разве не я вас воспитывала? Я уже вся седая. Пожалейте мою старость и дайте хоть немного посмотреть на вас — хоть как-то утишить боль моего сéрдца. Страшно мучаюсь я от тоски по вам, а теперь еще и услышала, сыночек, твой голос!

Авва Пимен говорит ей:

— Где ты хочешь нас увидеть: здесь или в мiре ином?

— А если я вас не увижу здесь, — ответила она, — то чтó увижу на том свете?

— Если, — отвечал он ей, — понудишь себя не смотреть на нас здесь, то увидишь нас там.

А она, как услышала это, обрадовалась:

— Если я всегда буду видеть вас там, то здесь мне незачем вас видеть!

И с этими словами она удалилась.

7.
Из святого Григория Двоеслова

В обители святого Бенедикта был один монах. Чрез блуждание помыслов бес нерадения овладел им, и он никак не хотел исполнять правило по всей строгости устава. Человек Божий Бенедикт увещевал его, не преставая, и часто давал ему наставления, но тот не хотел слушать уговоров святого отца. Напротив, он постоянно и с бесстыдством просил святого, чтобы тот разрешил ему уйти к своим родителям.

Наконец, в один день, когда он чересчур докучал преподобному своей просьбой, тот в гневе велел ему убираться из обители. Брат вышел из монастыря, думая идти к своим родителям. И вдруг он увидел на дороге, прямо перед собой, огромного змéя: тот ужé разинул пасть, чтобы поглотить его. Трепет объял брата, он стал отмахиваться руками и кричать:

— На помощь! Меня хочет сожрать этот змей!

Сбежались братья и никакого змея не нашли. Но, видя, что брат дрожит и машет руками, они отвели его обратно в монастырь. А брат сразу же дал обет никогда по своей воле не покидать обитель и даже не выходить из нее до сáмой смерти. Этот обет, молитвами святого отца, он сдержал до своей кончины, и страшный змей больше ужé никогда не являлся ему.

Глáвы 16–20


Текст по изданию «Евергетин», т. 1 (Издательство Братства святителя Алексия «Феофания», М., 2008 г.).
Источник:
«НИ-КА».

 
  Аскетика, иконопись и т.п. Free counters!