II. Иулиан
1. Иулиан, которого окрестные жители почтили именем "Сава", что в
переводе на греческий язык означает "старец", утвердил свою
подвижническую келлию в краю, бывшем тогда парфянским, а ныне
называемом Осроена. Эта страна к западу простирается до самого берега
реки, имя которой Евфрат, а на востоке граничит с владениями Римскими и
переходит в Ассирию, западную часть Персидского царства, которую позже
назвали Адиабена. В этой стране было множество больших и многолюдных
городов; много в ней было земли - как обитаемой, так и необитаемой и
пустынной.
2. Удалившись в глубину пустыни и найдя здесь нерукотворную пещеру,
хотя и не изготовленную хорошо и красиво, но могущую дать тесный приют
желающим уединения, сей божественный муж с радостью поселился в этом
месте, считая его лучше великолепных чертогов, блистающих золотом и
серебром. Здесь-то и проводил он жизнь свою, единожды в неделю принимая
пищу; а пищей ему был хлеб ячменный (и тот из отрубей), приправой -
соль, самым приятным питием - родниковая вода. Всё это употреблялось не
с пресыщением, но в мере, принятой раз и навсегда. Подлинной же пищей,
роскошью и наслаждением служили для него псалмопения Давида и
непрерывная беседа с Богом. С жадностью наслаждаясь ими, он никогда не
мог пресытиться, но, всегда насыщаясь ими, постоянно воспевал: Коль сладка гортани моему словеса твоя, паче меда устом моим (Пс. 118, 103). Слышал он и другие глаголы Давида: судьбы Господни истинны, оправданны вкупе: вожделенны паче злата и камене честна многа, и слаждшя паче меда и сота (Пс. 18, 10-11); слышал также и другие: насладися Господеви, и даст ти прошения сердца твоего (Пс. 36, 4), возвеселися сердце мое боятися имени Твоего (Пс. 85, 4 и 11) и вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9). Внимал он еще и таким словам: возжажда душа моя к Богу крепкому живому (Пс. 41, 3) и прильпе душа моя по Тебе (Пс. 62, 9).
Внимая же этим глаголам, он принял в себя и любовь изрекшего их. Ведь и
великий Давид, воспевая эти песни, говорил, что он желал бы приобрести
многих сообщников и соучастников в любви к Богу. Вот и не обманулся он
в надежде, но привлёк к Божественной любви и этого благочестивого мужа,
и множество других. Иулиан воспламенился такой любовью к Богу, что был
как бы упоен ею; ничего земного он не замечал, днём и ночью грезя и
помышляя только об одном Возлюбленном.
3. Многие из живших и вблизи его, и в отдаленности от него, учились
у него возвышенному любомудрию (ибо молва о нём быстро пронеслась
повсюду); многие приходили и умоляли его принять их в свою школу
подвижничества, прося позволить жить при нём, как при наставнике и
руководителе. Так не только птицы заманивают птиц своей породы своим
пением, привлекая себе подобных и завлекая их в расставленные сети, но
и люди увлекают подобных себе: одни - к погибели, другие - к спасению.
Вскоре около Иулиана собралось десять человек, затем это число
удвоилось и утроилось, и, наконец, достигло ста.
4. И хотя их было достаточно много, его пещера всех вмещала; потому
что они научились от старца пренебрегать попечением о теле. Питались же
они, подобно своему наставнику, ячменным хлебом, приправленным солью. А
позднее они собирали дикие овощи, складывали их в сосуды и заливали их
нужным количеством рассола - это был запас их, сберегаемый на случай
нужды для больных. Для запасаемых овощей нахождение их в той же пещере
было вредно: от сырости они могли покрыться здесь плесенью и сгнить.
Когда это действительно случилось с овощами (потому что в пещере во
всех углах было сыро), то братия стали просить у старца позволения
построить какой-нибудь маленький домик, которого было бы достаточно для
того, чтобы хранить там запасы. Он сначала не внял их просьбам, но
потом, будучи убеждён ими и научившись от великого Павла не искать
своего (1 Кор. 13, 5), но уступать низшим, определил размеры маленького и
узкого домика, а сам удалился далеко от пещеры, чтобы совершить свои
обычные моления к Богу. Ибо он имел обыкновение, углубляясь в пустыню
часто стадий на пятьдесят, а иногда и вдвое дальше этого, уходить от
всякого общества человеческого, углубляться в себя, наедине беседовать
с Богом и созерцать, как в зеркале, божественную и неизреченную
красоту. Воспользовавшись отсутствием Иулиана, те, которые жили под его
присмотром, построили домик соразмерно необходимости, но больше тех
размеров, которые указал старец. Он же, возвратившись через десять дней
от тех неизреченных созерцаний, словно Моисей, спустившийся с горы,
увидел, что домик получился больше, чем он хотел, и сказал: «Боюсь,
братия, как бы, расширяя свои земные жилища, нам не уменьшить небесных;
тогда как земные - временны и лишь на краткое время пригодны, а
небесные - вечны и не могут иметь предела». Сказал же он им это,
наставляя свой иноческий хор относительно высшего совершенства, а вину
им простил, вняв слову Апостольскому: Ищу не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись (1 Кор. 10, 33).
5. Он научил братию сообща восхвалять Бога в песнях, когда все
пребывали в пещере, а после утренней зари по два удаляться в пустыню, и
там одному преклонив колена, приносить Владыке подобающее поклонение, а
другому, стоя, петь в это время пятнадцать Давидовых псалмов; потом,
наоборот, первому, стоя, петь, а второму, припадя к земле, молиться; и
это они делали постоянно с утра до сумерек. Перед закатом же солнца,
отдохнув немного, одни - отсюда, другие - оттуда, все с разных сторон
сходились в пещеру, и вместе воспевали Владыке вечернюю песнь.
6. Старец имел также обыкновение допускать кого-нибудь из лучших
между братиями к соучастию в своём служении. Чаще всего сопровождал
старца один муж, перс родом, имевший величественный и достойный
удивления вид, но еще более удивительную душу. Имя ему было Иаков. Он и
после смерти старца блистал всеми добродетелями, был знаменит и уважаем
не только между своими, но и в училищах любомудрия в Сирии, где и умер,
прожив, как говорят, сто четыре года. Когда великий старец удостаивал
его соучастия в своём песнопении в пустыне, он следовал за ним издали;
потому что учитель не позволял ему идти возле себя, дабы не было случая
ко взаимному разговору, а разговор не отвлёк бы ум от созерцания Бога.
Однажды, сопровождая старца, Иаков увидел огромного дракона, лежащего
на дороге. Увидев же, не осмеливался идти вперёд; но, объятый страхом,
хотел вернуться назад, колеблясь душой. Потом, нагнувшись, взял камень
и, бросив его в дракона, заметил, что дракон остался в прежнем
положении без всякого движения. Уверившись, что дракон был мёртв, он
подумал, что смерть зверя была делом рук старца. По окончании пути и по
совершении псалмопения, когда настало время отдохновения, старец, сев
сам, повелел и Иакову дать малый отдых своему телу и сидел сначала
молча. Когда же он начал какой-то разговор, то Иаков с кроткой улыбкой
попросил его объяснить непонятное явление. На вопрос старца, что он
хочет узнать, Иаков отвечал: «Видел я огромного дракона, распростёртого
на пути; сначала убоялся, считая его живым, но когда понял, что он
мёртв, без боязни продолжал путь. Скажи мне, отче, кто умертвил его? Ты
шел впереди, а никто другой не проходил этим путём». Старец ответил:
«Перестань любопытствовать о том, что не может принести никакой пользы
для испытующих». Однако дивный Иаков продолжал настаивать, желая узнать
истину. Наконец, старец, который попытался это скрыть, будучи уже не в
состоянии более мучить любимца, сказал: «Отвечу тебе, если ты так
желаешь знать это, но заповедую тебе при моей жизни никому не
рассказывать то, что я расскажу тебе; ибо следует скрывать то, что
часто возбуждает гордость и тщеславие. А когда отойду из этой жизни и
освобожусь от подобных страстей, тогда можешь рассказывать о силе
Божией благодати. Так вот, - сказал великий Иулиан, - знай, что зверь
тот напал на меня, когда я свершал свой путь, и открыл пасть, чтобы
проглотить меня. Я же, начертав перстом знамение креста и призвав имя
Божие, отогнал от себя всякий страх и увидел, что зверь тотчас же пал
на землю бездыханным. Воздав славу Спасителю всех, я продолжал путь».
Окончив этот рассказ, старец встал и возвратился в пещеру.
7. В другой раз некий юноша благородного происхождения, воспитанный
в неге, но имевший ревность о благочестии, превосходившую его силы,
стал умолять старца позволить сопровождать его в пустыню не в
обыкновенном, всеми совершаемом ежедневно путешествии, но в путешествии
гораздо более продолжительном, продолжавшемся иногда дней семь, а
иногда и десять. Это был знаменитый Астерий. Благочестивый старец
отговаривал юношу, указывая, что в пустыне нет воды, но юноша не
переставал умолять удостоить его такого благодеяния. Убеждённый старец,
наконец, согласился на его просьбу. Юноша последовал за ним, сначала
весь преисполненный ревностью, однако, по прошествии первого, второго и
третьего дня, будучи опаляем солнечными лучами (потому что тогда было
лето, а в середине лета солнечный зной бывает нестерпимым), он стал
совершенно изнемогать, мучимый жаждой. Сначала он стыдился объявить о
своём страдании, припоминая то, что предсказывал ему учитель; но,
совершенно ослабев и впадая в обморок, начал просить старца сжалиться
над ним. Старец, напомнив юноше о своих предостережениях, приказал ему
вернуться назад. Когда же юноша сказал, что он ни пути, ведýщего к
пещере, не знает, да если бы и знал, всё равно не может идти, потому
что от жажды силы его истощились, человек Божий, сжалившись над
страданиями юноши и снисходя к слабости его тéла, преклонил колена,
начал молить Господа и горячими слезами оросил землю, прося спасти
юношу. Господь, исполняющий желания боящихся Его и внемлющий молитвам
их, превратил упавшие в пыль капли слёз в источник воды. Когда юноша
напился её, старец повелел ему удалиться.
8. Этот источник сохранился и поныне, как свидетельство молитвы
божественного старца, подобной молитве Моисея. Ибо как некогда Моисей,
ударив жезлом по бесплодному камню, извёл из него потоки воды, дабы
напоить много тысяч людей, изнемогавших от жажды (Исх. 17, 1-7), так и
этот человек Божий, оросив слезами самый сухой песок, произвёл источник
воды, чтобы утолить жажду не многих тысяч, а лишь одного юноши.
9. Просвещенный Божией благодатью, он ясно провидел будущее
совершенство этого юноши. И действительно, спустя много времени,
призванный Божией благодатью наставлять других в той же добродетели,
Астерий основал школу подвижничества в окрестностях Гиндара (селения
близ Антиохии). Он привлёк к себе и многих других подвижников
любомудрия, и среди прочих - Акакия, мужа великого и, скажу даже,
знаменитого. Этот Акакий отличался возвышенностью монашеского жития
своего и воссиял светлыми лучами добродетели, когда удостоен был сана
епископского и получил в пастырское окормление Верию. Управляя
вверенным ему стадом Христовым пятьдесят восемь лет, он не отказался от
образа подвижнической жизни и умел совместить добродетели
отшельнические с общественными. Точным соблюдением подвижнических
правил и домостроительной снисходительностью в делах общественных, он
крайности соединил в одно целое.
10. Но ловцом и наставником людей для таких добродетелей был
упомянутый Астерий, который так горячо любил великого старца Иулиана,
что иногда по два раза, а иногда и по три раза в год предпринимал
путешествие к нему. Отправляясь к учителю, Астерий обыкновенно запасал
для братии смоквы, нагружал ими трёх или четырёх мулов, а два медимна
смокв, собрав отдельно, взваливал на свои плечи и нёс, как мул своего
учителя. Нёс же он эту тяжесть не десять и не двадцать стадий, а в
продолжение семидневного путешествия. Однажды, увидев, как ученик несёт
мешок со смоквами на своих плечах, старец огорчился и сказал, что эти
смоквы не будут употребляемы им в пищу, потому что несправедливо, чтобы
Астерий переносил такой труд, а он наслаждался бы его пóтом. Когда же
Астерий поклялся, что не сложит тяжести со своих плеч, пока старец не
согласится принять принесённую ношу, то старец сказал: «Сделаю, как
велишь, только прежде сложи поскорее с плеч тяжесть».
11. Здесь старец подражал первому из Апостолов, который, когда
Господь хотел умыть его ноги, сначала отказался, торжественно
утверждая, что этого не будет (Ин. 13, 8-9), но услышав, что он не будет
иметь части с Господом, если не позволит умыть себе нóги, не только это
допустил, но и попросил умыть, вместе с ногами, и рýки и главу.
Подобным же образом и славный Иоанн Креститель, когда Спаситель
требовал, чтобы он крестил Его, сначала исповедовал своё рабство и в
ищущем крещения указал Господа, а потом исполнил приказание
(Мф. 3, 13-16) - не по дерзости, но из покорности Спасителю. Так и этот
святой муж тяготился принять пищу, добытую трудом другого, но когда
увидел горячее усердие оказавшего ему услугу, то предпочел эту услугу
своей собственной воле.
12. Иные из недоверчивых, которые умеют только порицать доброе,
может быть, скажут, что этот рассказ не заслуживает упоминания. Я же к
другим чудесам присовокупил и это с целью не только показать уважение к
Иулиану со стороны мужей известных, но также приветливость и мягкость
его нрава, считая полезным указать и на них. Он обладал столь высокой
добродетелью, что не считал себя достойным даже малейшей почести и
отвергал её, как нисколько не заслуженную им, но иногда всё же принимал
её, чтобы это пошло на пользу его почитателям.
13. Именно убегая от почестей (ибо сделавшись всем известным, он
молвою о себе привлёк к себе многих ревнителей добродетели), Иулиан с
немногими близкими учениками отправился к горé Синайской, не проходя ни
через городá, ни через деревни, но совершая путь по непроходимой
пустыне. На плечах братия несли необходимую пищу, т.е. хлеб и соль, а
также деревянную чашу и привязанную к верёвке губку - она нужна была
для того, чтобы, если где вода находилась глубоко в колодцах, опускать
эту губку и, вынув, выжимать из неё воду в чашу и пить. Путешествуя
таким образом много дней, они пришли к вожделенной горé и, помолившись
Господу, пребывали там долгое время, считая для себя величайшим
наслаждением пустынное место и покой души. Построив на этой горé, на
которой Моисей, глава пророков, удостоился видеть (насколько это было
ему возможно) Господа, церковь с алтарём, сохранившуюся и до сего
времени, Иулиан возвратился в свой монастырь.
14. Когда Иулиан узнал об угрозах соименного ему нечестивого царя
(так как Юлиан перед походом против персов грозил совершенно истребить
христиан, и его единомышленники нетерпеливо ожидали его проклятого
возвращения, после которого должна была совершиться угроза), то дал
Богу обет посвятить молитве десять дней и ночей: во время же молитвы
услышал он голос, глаголющий, что нечистый и мерзкий поросёнок погиб.
Еще срок обета не кончился, а он уже прекратил моление, и молитву
ходатайственную заменил псалмопением, воссылая благодарственное пение
Господу - Спасителю людей своих, а для чуждых Ему - терпеливому и
всемогущему Противнику. Ибо Господь явил весьма великое долготерпение к
нечестивцу; когда же это долготерпение довело злодея до крайнего
безумия, то Господь благовременно наказал его. Окончив молитву и
возвратившись к братии, Иулиан был весел и спокоен, и это спокойствие
души делало лицо его веселым. Когда же братия удивились такой перемене
его лицá (будучи всегда печален в последние дни, он теперь внезапно
стал веселым) и начали спрашивать о причине её, то он сказал: «Мужи
мои, настоящее время есть время веселия и радости: по слову Исаии, преста бо нечестивый
(Ис. 24, 9), и дерзкие получили достойное наказание; восставший против
Господа, Творца и Спасителя, был поражен послушной десницей. Поэтому-то
я и радуюсь, видя, что воюемые им церкви торжествуют, а отступник не
получил никакой помощи от демонов, которых чтил». Такое откровение имел
Иулиан о гибели нечестивца.
15. Когда император Валент, наследовавший престол Римской империи
после Юлиана, уклонился от истины Евангельских догматов и увлёкся
заблуждением Ария, тогда воздвигнуто было величайшее гонение на
Церковь. Кормчии церквей отовсюду были изгоняемы, а на их местá
назначали морских разбойников и злодеев. И дабы не рассказывать в
настоящее время обо всей этой печальной истории, я всё прочее опущу, а
упомяну только об одном событии, которое ясно показало благодать Божия
Духа, обитавшую в старце Иулиане. Из Антиохийской церкви был изгнан
великий Мелетий, поставленный Господом всяческих пасти её; из храмов же
Божиих изгнались все клирики с единомысленным народом, чтившие единое
существо Божественной Троицы. Изгнанные, одни удалялись в расселины гор
и там имели свои священные собрания; другие же избрали местом молитвы
крутой берег реки, бывший иногда местом для воинских упражнений и
находящийся перед северными воротами гóрода, потому что враги не
позволяли людям благочестивым сходиться в одном месте.
16. Питомцы лжи пронесли и распространили в этом городе молву, будто
и Иулиан, тот самый старец, придерживается догматов, проповедуемых ими.
Православных особенно беспокоило то, как бы молва, обманув людей самых
неопытных и простых, не завлекла их в сети еретиков. Но благочестивые и
блаженные мужи Флавиан и Диодор, удостоенные рукоположения и
управляющие православным народом, а также Афраат, жизнь которого, при
помощи Божией, я впоследствии изложу, убеждали того самого Акакия, о
котором мы уже рассказывали, взять к себе в спутники знаменитого
Астерия - своего учителя и ученика святого старца - и идти к общему
светилу Церкви, к столпу Евангельского учения, чтобы просить его
оставить свою подвижническую школу и прийти на помощь к тысячам
православных, погибающих от обольщения, и росою своего пришествия
потушить арианское пламя. Божественный Акакий отправился в путь, взяв с
собой, как ему было заповедано, великого Астерия. Придя к величайшему
светилу Церкви и поприветствовав его, он изрёк: «Скажи мне, отче, для
чего ты с таким удовольствием принимаешь на себя этот труд?» И когда
тот ответил: «Служение Богу для меня ценнее и тéла, и души, и жизни, и
всего необходимого в жизни, а поэтому я стараюсь, по возможности,
чистосердечно служить Господу и беспрестанно угождать Ему во всём», то
Акакий сказал: «Я покажу тебе способ послужить Богу более, нежели
сколько ты служишь теперь. И говорю это, руководствуясь не только
собственным рассуждением, но и наставлением Самогó Слóва Божия. Ибо
Господь, спросивший некогда Петра, любит ли он Его больше других, и
узнав, о чём знал прежде ответа Петра: Ты знаешь, что я люблю Тебя,
показал ему, каким подвигом он угодит Ему больше: Если любишь Меня,
паси овец Моих (Ин. 21, 15-17). Так же, отче, нужно поступить и тебе:
стаду угрожает опасность погибнуть от волков, а овец сих крепко любит
Возлюбленный тобою; любящим же свойственно делать приятное любимым.
Иначе немалая опасность и вред угрожают твоим великим и многим
подвигам, если ты равнодушно будешь смотреть, как истина нагло
угнетается, а поклонники её обольщаются; приманкой же к обольщению их
служит само имя твоё, ибо предводители богохульства Ариева бесстыдно
разглашают, будто ты причастен их нечестивому учению».
17. Услышав это, старец на время попрощался с безмолвием и, не
оробев перед непривычной городской сутолокой, отправился в Антиохию.
После двух или трёх дней путешествия по пустыне он к ночи достиг
некоего селения. Здесь одна богатая женщина, узнав о прибытии
священного хора, пришла получить благословение у старца и, пав к ногам
его, просила остановиться для отдохновения в её доме. Старец
согласился, несмотря на то, что более сорока лет воздерживался от
подобного рода зрелищ. В то время, когда эта дивная жена прислуживала
святым мужам, семилетний сын её, единственный у матери, подобной по
гостеприимству Сарре, вечером в темноте упал в колодезь. По этому
случаю, конечно, произошла тревога, но мать, узнав о несчастии, просила
всех быть спокойными и, положив крышку на колодезь, продолжала служить
святым мужам. Когда стол для них уже был накрыт, то божественный старец
повелел её позвать сына, чтобы благословить его. Дивная жена сказала,
что он болен, но старец настоятельно требовал привести его. Матери
пришлось рассказать о несчастии. Старец тотчас же оставил трапезу,
поспешил к колодезю, велел снять с него крышку и принести огня;
посветив, он увидел, что дитя сидит на поверхности воды и по-детски
плещется рукой: игрушкой и забавой было для него то, что все сочли его
погибелью! Привязав одного человека к верёвке и опустив его в колодезь,
вытащили дитя. Мальчик сразу же пал к ногам старца, говоря, что он
видел, будто он носил его по воде и не позволял ему утонуть. Вот какое
вознаграждение получила дивная жена от блаженного старца за своё
гостеприимство!
18. Однако обойдём молчанием многое другое, случившееся во время
этого путешествия. Когда путники пришли в Антиохию, то отовсюду стал
стекаться к ним народ, желая видеть человека Божия, и каждый надеялся
получить от него уврачевание своей болезни. Он же удалился в те самые
пещеры у подножия горы, где, как говорят, обитал и укрывался святой
Апостол Павел. Но дабы все знали, что и он человек, вскоре случилась с
ним сильнейшая горячка. Великий Акакий, видя множество стекшегося
народа и скорбя о жестокой болезни старца, подумал, что собравшиеся
люди смутятся, если узнают о болезни мужа, от которого сами надеялись
получить исцеление своих болезней. Но старец сказал ему: «Не смущайся.
Если здоровье моё необходимо, Бог тотчас же дарует его». Немедленно
после этих слов обратившись к молитве и, по обычаю, преклонив колена и
голову к земле, он попросил Господа возвратить ему здоровье, если оно
может принести какую-либо пользу собравшимся к нему. Еще не кончил он
молитвы, как внезапно выступивший пот угасил пламя горячки.
19. Исцелив здесь многих от различных болезней, он пошел на собрание
православных. Когда старец проходил под вратами царских палат, то один
нищий, которому отказали нóги и он ползал по земле на ягодицах,
протянул руку и, прикоснувшись к его плащу, верою освободился от
болезни: вспрыгнув, он побежал, как до болезни, словно хромой,
исцеленный Апостолами Петром и Иоанном (Деян. 3, 1-16). После этого всё
население города стеклось, и место военных упражнений до отказа
наполнилось собравшимся народом. Клеветники и изобретатели лжи были
посрамлены, а питомцы благочестия - обрадованы и успокоены.
20. Имевшие нужду в духовном врачевании унесли отсюда в домá свои
свет благочестия. Некоторый же муж, занимавший важную должность и
управлявший всем диоцезом Востока, прислал слугу просить старца прийти
к нему и исцелить его от болезни. Иулиан немедленно пришел к нему и,
помолившись Владыке всяческих, словом освободил от страданий и повелел
ему принести благодарение Господу.
21. Совершив здесь так много чудес, Иулиан решил, наконец,
возвратиться в свою подвижническую келлию. Проходя через Кирр - город,
отстоящий от Антиохии на два дня пути, - он посетил могилу
победоносца-мученика Дионисия. Тамошние предстоятели благочестия,
собравшись к нему, просили оказать им помощь, ожидая явной погибели.
Она исходила, по их словам, от некоего Астерия, воспитанного в
софистическом лжемудрии, который, переметнувшись в церковь еретическую
и удостоившись там сана епископского, умело защищает ложь и употребляет
своё нечестивое искусство против истины. «И мы опасаемся, - говорили
они, - чтобы он, прикрывая ложь красноречием, как приманкой, и
расставляя сплетение силлогизмов, словно сéти, не обольстил многих из
людей простых: ведь для этого он и поставлен во епископа противниками».
Старец ответил им: «Мужайтесь и помолитесь вместе со мной Богу,
присоединив к молитве пост и подвиги». Когда они таким образом молились
Богу, то в один день перед наступлением великого праздника, в который
защитник лжи и враг истины намеревался держать речь перед верующим
народом, он поражен был свыше и, поболев только один день, был
вычеркнут из списка живых, услышав, как и должно было, глас: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя (Лк. 12, 20), а уготованные злые сети и тенета тебе будут, а не другому».
22. Подобное случилось и с Валаамом, который был призван против
народа Божия. Валак, замышлявший некое нечестие против этого народа,
сам был наказан, будучи поражен рукой израильтянина (Чис. 31, 8. 16). Так
и Астерий, только он замыслил нечестивое против народа Божия, то сразу
же был лишен жизни через этот народ Божий. Такое-то спасение получил
город Кирр благодаря молитвам Иулиана!
Мне же то, о чём я повествовал, передал божественный предстоятель
верийской церкви - великий Акакий, который хорошо знал всё, относящееся
к Иулиану. Итак, покинув Кирр и соединившись со своими собратиями,
Иулиан провёл среди них немалое время и с радостью перешел в жизнь
нестареющую и беспечальную, приобретя в смертном теле бесстрастие и
стяжав упование на бессмертие тéла. Окончив на этом повествование о
нём, я приступаю к другому, моля святых, о которых повествую, чтобы они
своим предстательством низвели на меня вышнее благоволение.
III. Маркиан
1. Как нам достойно восхвалить знаменитейшего Маркиана? Сравнить ли его с Илией и Иоанном, которые
скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скóрби,
озлобления; те, которых весь мiр не был достоин, скитались по пустыням
и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11, 37-38)? Он сначала
имел своим отечеством Кирр, о котором я упоминал прежде, потом -
пустыню, а ныне, оставив то и другое, имеет отечеством своим Небо.
Первый его родил, вторая воспитала, а третье приняло его увенчанным.
2. Презрев знатность происхождения (он происходил от благородных
родителей) и блеск дворца, в котором процветал, получив от Творца
природы великое и красивое тело и имея душу, украшенную светлым умом,
всю любовь он перенёс на Бога, возжелав одного только Божественного.
Простившись со всем прежним, он избрал самое сердце пустыни и, устроив
малую и даже несоразмерную со своим телом хижину, обнеся её небольшой
оградой, заключился в ней навсегда и, прервав всякое общение с людьми,
беседовал с Владыкой всяческих и внимал Его сладчайшему гласу. Ибо,
читая Божии глаголы, думал, что слышит он самый Божественный Глас, а
молясь и принося прошения Владыке, полагал, что беседует с Ним. И
наслаждаясь этой духовной пищей постоянно, он не знал насыщения: внимал
он Духу Божию, поющему чрез великого Давида: кто
поучится в законе Господнем день и нощь, будет яко древо насажденное
при исходищах вод, еже плод свой даст во время свое: и лист его не
отпадет (Пс. 1, 2-3). Желая этих плодов, он с любовью принял на
себя труд и молитву сменял псалмопением, псалмопение - молитвою, а ту и
другое - чтением глаголов Божиих.
3. Пищей его был один хлеб, и притом вкушал он его в определённой
мере; мера же была такова, что она не могла удовлетворить потребности
дитяти, недавно отнятого от сосцов матери. Рассказывают, что он фунт
хлеба, разделив на четыре части, назначал себе на четыре дня, и каждый
день были еще остатки. У него было в обычае есть однажды в день
вечером, и никогда не есть досыта, но всегда алкать, всегда жаждать, а
телу доставлять только необходимое для жизни. Тот, говорил он, кто
после многих дней поста принимает пищу, во дни поста слабее совершает
Божественные службы; а кто в тот день, в который позволено принимать
пищу, употребляет более обыкновенного, тот отягощает чрево; отягощенное
же чрево делает душу ленивой для бдения. Поэтому лучше, говорил он,
принимать пищу каждый день, но только никогда не до сытости. Постом для
себя он считал постоянный голод. Такие правила этот человек Божий
полагал для себя, и, имея большой рост и будучи сам по себе виднее и
красивее всех, довольствовался такой малой мерой пищи!
4. Некоторое время спустя он принял к себе двух сподвижников -
Евсевия, который сделался наследником его священной хижины, и Агапита,
который пересадил семена его правил в Апамею. Здесь есть селение,
называемое Никертами, очень большое и многолюдное; в нём Агапит устроил
два весьма обширных училища любомудрия, одно из которых названо его
именем, а другое - именем дивного Симеона, который пятьдесят лет
блистал своим любомудрием. В них и до сего дня живёт более четырёх сот
мужей - подвижников добродетели, поборников благочестия, взыскующих
Небо своими трудами.
Законоположниками этого общества святых были Агапит и Симеон,
принявшие правила от великого Маркиана. От этих училищ рассадилось
множество других, руководившихся теми же правилами, подвижнических
пристанищ, которые нелегко и перечислить. Насадителем же их всех был
благочестивый Маркиан. Ибо кто преподнёс прекрасные семена, тому по
справедливости вменяются в заслугу и добрые всходы.
5. Сначала Маркиан жил один, как я сказал, в своей добровольно
избранной тюрьме; да и после, когда принял еще двух сподвижников, он не
обитал вместе с ними; потому что хижина, будучи чрезвычайно маленькой,
являлась недостаточной даже для него одного и доставляла ему много
неудобств, стоял ли он или лежал. Стоя, он не мог в ней выпрямиться,
так как крыша давила ему на голову и на шею, а лежа, он не мог вытянуть
ног, поскольку хижина была короче его тела. Поэтому Маркиан позволил
двум сподвижникам построить для себя другую хижину, и самим по себе
воспевать гимны, молиться и читать Божественные глаголы. Когда же
обрелось еще большее количество благочестивых мужей, пожелавших стать
причастниками этой духовной пользе, Маркиан посоветовал им возвести
вдали еще одно прибежище, повелев жить в нём всем желающим. Руководил
ими Евсевий, который принёс сюда учение великого Маркиана. А
божественный Агапит, получив должное воспитание и обучение, научившись
доброму подвижничеству, удалился, как я сказал, чтобы рассеять семена,
полученные им от богочестивой души своего наставника. Он стал столь
знаменитым и славным, что удостоился первосвященнической кафедры - ему
поручено было пастырское попечение и забота о своём отечестве.
6. Дивный же Евсевий, управляя собравшимся стадом Христовым, принял
на себя заботу об учителе; и он один получил право навещать иногда
Маркиана и спрашивать его, не желает ли он чего-либо. И вот, однажды
ночью восхотев посмотреть, чтó делает Маркиан, он осмелился
приблизиться к окну, которое было очень маленьким, и, наклонившись,
увидел свет - свет не от светильника и не рукотворный, но дарованный
Богом, от горней благодати, сияющий над главой учителя и позволяющий
ему различать буквы Божиих глаголов. Ибо в руках Маркиан держал Библию
и искал в ней нетленного сокровища Божественной воли. Увидев это,
дивный Евсевий был объят страхом и преисполнился трепета, ибо познал он
благодать, изливающуюся на своего учителя, и понял благоволение Божие к
рабам верным.
7. В другой раз, когда великий Маркиан молился в преддверии своей
хижины, дракон, заползши на стену, обращенную к востоку, повис сверху
и, раскрыв пасть, со страшным взором грозил Маркиану жуткой бедой.
Евсевий, стоя вдали, ужаснулся этого страшного зрелища и, думая, что
наставник не видит этого, стал давать ему знаки, крича и умоляя его
бежать. Маркиан же с негодованием повелел ученику оставить робость (ибо
и она - пагубная страсть), изобразил перстом крестное знамение и дунул
устами, обозначив тем самым древнюю вражду. И змей духом уст, словно
неким огнём, объятый и сожженный, распался на многие части, подобно
сожженной трости.
8. Посмотри, как Маркиан подражает Господу подобно благоразумному
слуге Его! Ибо и Господь некогда, когда море угрожало опасностью судну
учеников, видя их борющимися с опасностью, усмирил ярость мóря лишь
после того, как упрёком утишил неверие учеников (Мк. 4, 35-41;
Лк. 8, 22-25). Подражая этому, дивный муж сей также сначала рассеял
робость ученика, а потом уже зверя предал смерти.
9. Таковы мудрость, чудотворения и дерзновение перед Богом великого
Маркиана! Но, удостоенный столь великой благодати и обладая великой
силой творить чудеса, он старался скрыть эту силу, опасаясь козней
похитителя добродетели, который, внушая страсть хвастовства, стремится
ограбить трудом собранные плоды. Поэтому, скрывая данную ему благодать,
Маркиан неохотно творил чудеса, ибо тогда свет добродетели его
обнаруживался и проявлял сокрытую в нём силу. Например, однажды
случилось вот что. Один муж благородного происхождения, родом из Верии
Сирийской, много раз стоявший во главе войска, имел дочь, которая
долгое время неистовствовала и бесновалась, мучимая лукавым духом.
Будучи прежде знакомым с великим Маркианом, он пришел в пустыню,
надеясь, что подвижник, ради прежней дружбы, примет участие в нём и
помолится Богу о его беде. Но, обманувшись в своей надежде, ибо он не
сумел встретиться со служителем Божиим, он попросил одного старца,
который в то время прислуживал человеку Божию, принять сосуд,
наполненный елеем, и поставить его у дверей домика Маркиана. Старец
много раз отказывался, однако после многократных уговоров уступил
просьбе. Великий Маркиан же, чувствуя шорох, спросил: кто там и по
какой нужде пришел? Прислужник, скрыв истинную причину, сказал, что это
он пришел узнать, нет ли каких повелений у Маркиана. Сообщив это, он
был отослан от келлии. На утренней заре отец девицы попросил возвратить
ему сосуд; старец испугался, однако пошел, насколько возможно тихо и,
протянув руку, взял сосуд и попытался незаметно удалиться. Маркиан
опять спросил, чего хочет пришедший? И когда прислужник назвал ту же
самую причину, которую объявил вечером, то человек Божий рассердился
(потому что приход старца был сверх обыкновения) и приказал говорить
правду. Старец испугался, смутился и, не в силах скрыть что-либо от
исполненного Божественной благодати, сказал, ктó именно приходил,
объяснил трагедию болезни и показал сосуд. Маркиан сделал вид, что
рассердился, по обыкновению не желая показывать свою добродетель; и
пригрозив, что если в другой раз прислужник решится на подобное, то
будет лишен его общества и удалён от служения (а эта потеря была весьма
велика для тех, кто понимал духовную пользу), приказал отдать сосуд
тому, кто принёс его, и отослал прислужника. Лишь только Маркиан
повелел это сделать, бес, находившийся от него на расстоянии четырёх
дней пути, возопил и был изгнан из девицы, засвидетельствовав силу
святого мужа. Так Маркиан, словно судья, вынес свой приговор бесу,
бывшему в Верии, и наказал его как бы через неких палачей: душегубца
этого изгнал, а девицу соделал чистой и освободил от его власти. Отец
девицы полностью в этом удостоверился. Когда он возвращался и был от
своего города в нескольких стадиях, его встретил один из рабов,
посланных госпожою навстречу. Увидев господина, он принёс ему весть о
случившемся чуде, говоря, что оно произошло четыре дня тому назад.
Посчитав дни и точно определив время, господин узнал, что это
свершилось в тот самый момент, когда старец вынес сосуд.
10. И мне приходит на ум мысль, чтó мог бы сделать сей великий муж,
если бы захотел чудодействовать. Ибо даже и стараясь скрыть благодать,
которую получил, он явил такое сияние, то какое бы чудо он сотворил,
если бы возжелал? И духовную мудрость свою Маркиан точно таким же
образом далеко не всем показывал, даже и тогда, когда после праздника
спасительных страданий и Воскресения Господня, он позволял входить к
нему всем желающим.
11. В это время, действительно, все старались его увидеть. Однажды,
собравшись вместе, пришли к нему первые из архиереев, знаменитые своими
добродетелями: Флавиан, великий пастырь Антиохийской церкви,
благочестивый Акакий, о котором я упоминал прежде, Евсевий, епископ
Халкидонский, и Исидор, которому тогда было вверено управление церковью
Киррской. С ними пришел и Феодот - предстоятель Иеропольский, сияющий
аскетической жизнью и кротостью. Пришли также некоторые из людей
знаменитых и важных, ревновавших о вере. Когда все они сидели в
молчании, ожидая священного гласа Маркиана, сам он также долго сидел
молча, не отверзая уст, но имея отверстым слух; в это время некто,
любимый им за попечение о своей душе и сияющий другими достоинствами,
сказал: «Отче, все сии блаженные отцы жаждут твоего наставления и
ожидают сладостного твоего слóва; доставь же всем присутствующим пользу
и не заграждай источника благодеяний». Маркиан же, тяжело вздохнув,
изрёк: «Господь всяческих каждый день глаголет чрез творение Своё,
беседует и чрез Божественные Писания, внушает должное, показывает
полезное, устрашает угрозами, ободряет обещаниями - а мы не получаем
никакой пользы. Каким же образом принесёт пользу словом своим Маркиан,
который вместе с другими пренебрегает такими благодеяниями и не хочет
извлечь из них никакого плода?» Эта речь Маркиана побудила отцев
высказать много возвышенных размышлений, передать которые в своём
повествовании я счел излишним. Встав и помолившись, они хотели
рукоположить его во иерея, но не решались возложить на него руки. Все
предлагали сделать это друг другу, но, тем не менее, каждый
отказывался, и они затем удалились.
12. Я хочу прибавить к этому другой рассказ, свидетельствующий о
божественном разумении Маркиана. Некто Авит первый устроил в другой
пустыне подвижническую хижину. Эта пустыня была севернее той, в которой
обитал Маркиан, и даже уклонялась несколько на восток, откуда дует
северо-восточный ветер. Авит, муж любомудрый и воспитанный суровой
жизнью, по возрасту и по подвигам был старше Маркиана, но, узнав о
прославляемой повсюду добродетели его, счел свидание с ним полезнее
продолжительного безмолвия и поспешил увидеть то, что он желал. Великий
Маркиан, проведав о его приходе, открыл дверь, принял его и повелел
дивному Евсевию сварить, если есть, бобов и репы. Когда они насладились
взаимной беседой и узнали добродетели друг друга, то в девятый час
вместе совершили молитвословие, после чего Евсевий вошел к ним, неся
кушанье и хлеб. Великий Маркиан сказал благочестивому Авиту: «Поди
сюда, возлюбленнейший мой, и вкусим вместе от этой трапезы». Тот же
ответил: «Не помню, чтобы я когда-нибудь принимал пищу прежде вечера;
бывает, что я по два и три дня подряд провожу без пищи». На эти словá
великий Маркиан ответил: «Ради меня измени ныне своё обыкновение,
потому что я, имея болезненное тело, не могу дожидаться вечера». Когда
и это не убедило чудного Авита, то, говорят, он вздохнул и сказал: «Я
очень беспокоюсь и мучаюсь тем, что ты предпринял такие усилия, чтобы
увидеть человека трудолюбивого и любомудрого, но обманулся в надеждах и
увидел обжору и человека невоздержного». Но когда чудный Авит
опечалился такими словами и сказал, что для него приятнее было бы
съесть мясо, чем услышать подобное, тогда великий Маркиан изрёк: «И мы,
любезный, проводим жизнь подобно тебе, держимся того же порядка
подвижничества, предпочитаем труды покою, пост ценим выше пищи и
принимаем её обыкновенно при наступлении ночи; но мы знаем, что дело
любви дороже поста. Первая есть дело Божественного законоположения,
последний же - нашего произволения. Но Божественные законы дóлжно
уважать гораздо более трудов, предпринимаемых нами по собственной
воле». Ведя подобные беседы, приняв немного пищи и восхвалив Бога, они
прожили вместе три дня и разлучились, отныне созерцая друг друга только
духом.
13. Так кто же не подивится мудрости этого мужа? Управляемый ею, он
знал и время поста, и время братолюбия, и различие отдельных
добродетелей: какая из них должна уступать другой и какую по временам
следует предпочитать другой.
14. Я знаю и еще одно повествование, показывающее его совершенство в
вещах божественных. Пришла к нему из отечества сестра его со своим
сыном, который был уже мужем зрелым и одним из первенствующих в городе
Кирре, и принесла ему в изобилии всё необходимое для жизни. Сестру он не
допустил увидеться с собой, племянника же принял, потому что то было
время, определённое у него для встреч. Когда же они попросили его
принять то, что было принесено, он спросил: «Мимо скольких монастырей
вы прошли и какому из них сколько уделили?» На ответ же племянника, что
они нигде ничего не дали, он сказал: «Отойдите с тем, что принесли. Мы
ни в чём этом не нуждаемся, а если бы даже и нуждались, то не приняли
бы, потому что вы захотели облагодетельствовать нас, движимые чувством
естественного родства, а не ради служения Богу. Если бы вы уважали не
одно только кровное родство, то не одним нам сделали приношение». И
сказав это, он отослал племянника с сестрой, повелев, чтобы даже самая
малая толика из их приношений не была принята.
15. Живя таким образом как бы вне пределов естества, Маркиан уже
здесь переселился в жизнь небесную. Кто представит более яснейшее
доказательство того, что он был достоин Бога, согласно гласу Самогó
Бога? Ибо Господь сказал: кто не оставит отца и матери, братьев и сестер, жены и детей, не достоин Меня (Мф. 10, 37). Если же не оставляющий их недостоин Господа, то очевидно,
что Маркиан, всё оставивший, и притом исполнивший эту заповедь с
совершеннейшей точностью, был вполне достоин Бога.
16. Сверх того я удивляюсь его строгости в Божественных догматах. Он
возгнушался безумия Ария, усилившегося в то время под покровительством
царя. Равным образом презрел он и сумасбродство Аполлинария.
Мужественно боролся и с единомышленниками Савеллия, сливающими три
Божественные Ипостаси в одну. Совершенно отвращался он и так называемых
евхитов, которые под видом монашества страдали манихейством.
17. Он имел столь горячую ревность о догматах церковных, что вступил
в справедливый спор с одним достоуважаемым и дивным мужем. В той же
пустыне жил некий старец Авраамий, у которого были белые волосы и еще
более светлый разум; он сиял всякой добродетелью и постоянно проливал
слёзы сокрушения. По своей детской простоте он первоначально
придерживался давнего обычая празднования Пасхи: оставаясь, видимо, в
неведении относительно того, чтó определено правилом отцами в Никее, он
продолжал древний обычай своей страны. В то время и многие другие
страдали таким же неведением. Великий Маркиан много раз многими
убеждениями пытался привести старца Авраамия (так называли его местные
жители) в согласие с Церковью. Однако, увидев его непреклонность, он
открыто порвал с ним общение. Спустя некоторое время благочестивый
Авраамий, пренебрегая бесчестием и дорожа согласием в совершении
Праздника, отказался от прежнего обычая и искренно воспел: Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни (Пс. 118, 1). И это было плодом вразумления великого Маркиана.
18. Многие люди повсюду устроили для Маркиана надгробные часовни,
как-то: в Кирре - его племянник Алипий, в Халкидоне - некая Зиновиана,
славная своим происхождением, отличающаяся добродетелью и весьма
богатая; и многие другие сделали то же, стараясь привлечь к себе этого
победоносного подвижника. Человек же Божий, узнав об этом, призвал
дивного Евсевия и обязал его клятвой, чтобы он положил его тело в
тайном месте и чтобы никто, кроме двух ближайших его сообщников, не
знал, где он похоронен до тех пор, пока не пройдёт значительное число
лет. Достоуважаемый Евсевий исполнил это завещание. Когда наступила
кончина победоносца, и лик Ангелов перенёс его святую и блаженную душу
в обители небесные, он не прежде объявил о кончине святого, как вырыв
вместе с названными двумя его любимцами могилу, похоронил тело и
сровнял поверхность земли. Так что и по прошествии пятидесяти и более
лет, когда собралось бесчисленное множество народа и стало отыскивать
тело, могила осталась неизвестной. Впоследствии уже, когда каждая из
вышеназванных часовен приняла одна - останки Апостолов, а другая -
мучеников, наследники хижины Маркиана уже смело, приготовив за два
года до того каменную гробницу, переложили в неё останки
драгоценного тéла его. Ибо один из трёх учеников, бывших при кончине
Маркиана и оставшийся еще в живых, указал его могилу.
19. Ревнитель его добродетели, дивный Евсевий старался изнурять тело
своё многими трудами. Нося постоянно сто двадцать фунтов железа, он
наложил на себя еще пятьдесят, принадлежавших дивному Агапиту, и к
этому присоединил еще восемьдесят фунтов, оставшихся после великого
Маркиана. Местом молитвы и жизни для него было одно высохшее озеро, и
он проводил такую жизнь три года. Я упомянул об этом, с тем чтобы
показать, каких других мужей, великих своими добродетелями, вырастил
Маркиан.
20. Любомудрие его пошло на пользу и дивному Василию, который спустя
много времени возле Селевковила (это был город в Сирии) устроил
иноческую обитель и который прославился многими видами добродетели,
преимущественно своей боголюбезной любовью и божественной добродетелью
страннолюбия. Сколь многих делателей этот Василий представил Богу,
говоря словами Апостола, неукоризненных, верно преподающих слово истины (2 Тим. 2, 15), трудно и перечислить.
21. В настоящее время я, чтобы не сделать слишком пространным своего
повествования, умолчу о других, а упомяну только об одном из них. Был
некий его ученик, по имени Савин, который изнурял тело бесчисленными
трудами. Он не употреблял ни хлеба, ни других снедей, но пищей ему
служила только мукá, смоченная водой. Её он смешивал обычно один раз на
целый месяц, чтобы она, заплесневев, издавала неприятный запах. Таким
видом пищи он хотел ослабить похотения плоти, а неприятным запахом
уничтожить наслаждение, получаемое от еды. Живя сам по себе таким
образом, он, если кто приходил к нему из знакомых, просто принимал в
пищу то, что было под рукой.
22. От Бога же он получил такую благодать, что, прослышав про неё, к
нему из Антиохии пришла одна женщина знатного рода и весьма богатая, и
попросила его помочь её дочери, мучимой злым духом. Она сказала:
«Видела я во сне кого-то, кто повелел мне прийти сюда, чтобы молитвами
настоятеля обители сей обрести спасение моей дочери». Когда же тот, кто
передавал ответы настоятеля, сказал, что он не имеет обыкновения
разговаривать с женщинами, она со слезами и рыданьями стала усиленно
умолять и настаивать. Тогда настоятель вышел, но женщина, увидев его,
сказала, что это - не он, и попросила, чтобы ей показали другого,
красноватого, с сыпью на щеках. С трудом догадались, кого она ищет (ибо
Савин был третий, а не первый в обители), попросили его и привели к
женщине; и как только она узнала лицо Савина, злой дух, возопив,
покинул девицу.
23. Таковы были дела учеников великого Маркиана! Такие вот растения
насадил повсюду сей дивный садовник! А я опять, оканчивая и это
повествование, молю всех о молитвенной помощи мне в моём начинании.
Источник: портал «Слово».
