Преподобный Симеон Новый Богослов

Как опишу я, Владыко, видение Лица Твоего?
Как разскажу о несказанном созерцании красоты (Твоей)?
Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое?
Сидя при свете светящего мне светильника,
Освещающего мрак ночи и тьму,
Я думал, что нахожусь во свете, внимая чтению,
Изследуя, каковы речения и наблюдая (их) сочетания.
Итак, когда я, занимался этим,
Ты внезапно явился вверху гораздо большим солнца
И возсиял с небес (даже) до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмою.
Светлый же столп посредине, разсекши весь воздух,
Прошел с небес даже до меня жалкого.
Тотчас же забыл я о свете светильника,
Выпустил из памяти, что нахожусь внутри жилища,
А сидел я в мысленном воздухе тьмы,
Даже и о самом теле я совершенно забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца:
Помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый
Спасителю, никогда отнюдь не послужившего Тебе,
Но прогневляющего Тебя от юного возраста.
Я испытал всякий плотской и душевный порок
И соделал грехи непристойные и безмерные,
Хуже всех людей, хуже всех безсловесных,
Гадов и зверей всех превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне,
Более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют , как Сам Ты, Христе, сказал,
Здравые врачества, но болящие (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на многоболезненного и нерадящего,
Излей, на меня, Слове, столь великую Твою милость.

Но о игра света! О движения огня!
О круги пламени, во мне несчастном
Производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я разумею и называю Духа Твоего
Святого, соестественного и равночестного (Тебе), Слове,
Однородного, единославного и одного единосущного
Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня
Хотя несколько познать силу Божества Твоего.
Благодарю, что Ты Сам седящему во тьме
Открылся мне, возсиял и удостоил меня видеть
Этот свет Лица Твоего – для всех нестерпимый.
Я пребывал, (как) знаю, седящим во тьме,
Но и среди нее ко мне, покрытому тьмою,
Явился Ты – Свет, всего меня просветил всем светом (Своим),
И я сделался светом во (время) ночи, являясь (им) среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света Твоего,
Ни свет не прогнал видимой тьмы,
Но они (были) вместе неслиянными и совершенно раздельными,
Далеко друг от друга, как и следует – отнюдь не растворившимся.
Однако в одном и том же [месте] они наполняют, как я думаю, все [пространство].
Таким образом я нахожусь во свете, будучи среди тьмы,
И наоборот я пребываю во тьме среди света:
Вот – и среди света, вот и – среди тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди (тьмы) найти свет,
Восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма вместит
Внутри свет, не убежав, но оставшись среди
Света тьмою? О страшное чудо, видимое
Двояко, двойными очами, телесными и душевными.

Послушай теперь, говорю тебе, о страшных (делах) двоякого Бога,
Бывших и для меня, двоякого, как человека.
Он (Сын Божий) восприял плоть мою и дал мне Духа,
И я сделался богом по благодати Божественной,
Сыном по усыновлению, однако (сыном) Божиим.
О (высокое) достоинство! О слава!
Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным;
И помышляя о своей немощи, воздыхаю,
Будучи совершенно недостоин жизни, как хорошо я знаю.
Уповал же на благодать Его и размышляя
О той доброте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя (ее).
Итак, с одной стороны как человек, я не умею созерцать ничего Божественного,
Будучи совершенно отделен от невидимого,
С другой стороны, вижу, что чрез сыноположение я сделался богом,
И бываю причастником (того), что неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего возвышенного и Божественного,
А как помилованный ныне благостию Божиею,
Имею [в себе] Христа – Благодетеля всех.
Поэтому я снова припадаю (к Тебе), Владыко, моля (о том),
Чтобы мне отнюдь не лишиться надежды моей на Тебя,
И пребывания [с Тобою], и чести, славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня, Спасителю, видеть Тебя,
Так и по смерти дай мне видеть Тебя,
Не говорю, насколько (видеть), но милостиво и благоутробно [воззри тогда],
Благоутробне, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня,
Исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости.

Ей, Творче и Создателю мой, покрой меня рукою Твоею,
И не остави меня, и не памятозлобствуй,
Не поставь (в осуждение), Владыко, великой неблагодарности моей.
Но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем
Неленостно ходить путем заповедей Твоих,
И в него – во свет рук Твоих, Всемилостиве,
Предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов,
Тьмы, огня и вечных мучений.
Ей, великий в щедротах и неизреченный в милости,
Сподоби в руки Твои предать душу мою,
Как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути моему,
Да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь – душетлитель,
Видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко,
Как и ныне он не смеет приблизиться ко мне,
Видя меня покрываемым Твоею благодатию.
Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини,
Не сведи душу мою во глубину смерти,
Так как я дерзаю именовать Твое имя,
Нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный.
Да не разверзется земля и да не поглотит, Слове, меня преступника,
Совершенно недостойного ни жить ни пользоваться речью.
Да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно,
Так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй.
О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец!
Не вниди в суд со мною.
Ибо что вообще я провещаю [на суде], будучи (весь) грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать [в свое оправдание], осужденный (уже),
От чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший
И доныне пребывающий безчувственным к Твоему долготерпению,
Тьмочисленно низведенный во глубину ада
И извлеченный оттуда Твоею Божественною благостию,
Члены и плоть души и тела своего
Осквернивший, как никто другой из живущих на свете,
Неистовый и безстыдный любитель удовольствий,
Злой и лукавый от душевной порочности
И ни одной Твоей, Христе, заповеди отнюдь не соблюдший?
Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе,
С какою душою снесу Твои обличения, о Боже мой,
Когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния?
О безсмертный Царю! не покажи их всем,
Так как я трепещу, помышляя о делах моей юности.
Говорить (о них) было бы ужасно и постыдно,
Так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми,
То стыд мой будет хуже всякого мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство,
Кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои деяния,
Которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме,
Не ужаснется, весь не содрогнется
И не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть всескверному этому!
Повели, Владыко, связать этого несчастного по рукам и ногам
И вскоре же ввергнуть во мрачный огонь,
Чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим.
(Ибо) поистине – достойно, Владыко, поистине праведно.
(Так) все они скажут, и Ты Сам сотворишь (это),
И я распутный и блудный буду ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц,
Не посрами меня, Христе, в день судный,
Когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя,
А меня и козлищ ошуюю Себя.
Но свет (Твой) пречистый, свет Лица Твоего
Да покроет дела мои и наготу души моей,
И да облечет меня в светлую (одежду), дабы я со дерзновением
Непостыдно сопричтен был к десным овцам
И с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.

Кто возможет, Владыко, поведать о Тебе?
Заблуждаются неведущие (Тебя), ничего совершенно не зная;
Познавшие же верою Божество Твое
Великим страхом одержимы бывают и ужасаются от трепета,
Не зная, что сказать им (о Тебе), ибо Ты – превыше ума,
И все (у Тебя) недомысленно и непостижимо:
Дела, и слава Твоя, и познание Твое.
Мы знаем, что Ты Бог, и свет Твой видим,
Но каков Ты и какого рода – (этого) никто решительно не знает.
Однако мы имеем надежду, обладаем верою
И знаем ту любовь, которую Ты даровал нам,
Безпредельную, неизреченную, никоим образом невместимую,
Которая есть свет, свет неприступный и все совершающий.
Он называется то рукою Твоею, то оком,
То пресвятыми устами, то силою, то славою,
То познается, (как) лицо наипрекраснейшее.
Он – солнце незаходимое для высоких в божественных (вещах),
Он – звезда вечно сияющая для тех, которые не вмещают (ничего) более.
Он противоположен печали, прогоняет неприязнь
И совершенно истребляет сатанинскую зависть.
В начале он умягчает и, очищая, утончает,

Прогоняет помыслы и сокращает движения.
Он сокровенно научает смиряться
И отнюдь не позволяет разсеиваться и шататься.
С другой стороны, он явно отделяет от мира
И производит забвение всего скорбного в жизни.
Он и многообразно питает и жажду утоляет,
И силу дарует добре трудящимся.
Он погашает раздражение и печаль сердечную,
Совершенно не позволяя гневаться или возмущаться.
(Когда) он убегает, уязвленные (им) гонятся за ним
И с великою любовию от сердца ищут его.
(Когда) же он возвратится, и явится, и человеколюбно возсияет,
То внушает гонящимся уклоняться (от него) и смиряться;
И будучи многократно взыскуем, (побуждает) удаляться от страха,
Как недостойным такого блага, превосходящего всякую тварь.
О неизреченный и непостижимый дар!
Ибо чего (только) не делает он и чем не бывает?
Он – наслаждение и радость, кротость и мир,
Милосердие неисчетное, бездна благоутробия.
Он видится невидимо, вмещается невместимо
И содержится в уме моем неприкосновенно и неосязаемо.
Имея его, я не созерцаю, созерцая же, пока он не ушел,
Стремлюсь быстро схватить (его), но он весь улетает.
Недоумевая и воспламеняясь, я научаюсь просить
И искать (его) с плачем и великим смирением
И не думать, что сверхъестественное возможно
Для моей силы или старания человеческого,
Но – для благоутробия Божия и безпредельной милости.
Являясь на краткое время и скрываясь, он
Одну за одной изгоняет страсти из сердца.
Ибо человек не может победить страсти,
Если он не придет на помощь;
И опять же не все от разу изгоняет,
Ибо невозможно сразу воспринять всего Духа
Человеку душевному и сделаться безстрастным.
Но когда он сделает все, что может:
Нестяжание, безпристрастие, удаление от своих,
Отсечение воли и отречение от мира,
Терпение искушений, молитву и плач,
Нищету и смирение, насколько есть силы у него;
Тогда на краткое (время) как бы тонкий и наималейший свет,
Внезапно окружив ум его, восхитит в изступление,
Но, чтобы не умер он, скоро оставит (его),
С такою великою быстротою, что ни помыслить,
Ни вспомнить о красоте (света) невозможно увидевшему,
Дабы, будучи младенцем, не вкусил он пищи мужей совершенных
И тотчас не расторгся или не получил вреда, изблевав (ее).

Итак, оттоле (свет) руководствует, укрепляет и наставляет;
Когда мы нуждаемся в нем, он показывается и убегает;
Не тогда, когда мы желаем, ибо это (дело) совершенных,
Но когда мы находимся в затруднении и совершенно обезсилеваем,
Он приходит на помощь, восходя издали,
И дает мне почувствовать его в моем сердце.
Пораженный и задыхаясь, я хочу удержать его.
Но [вокруг] все – ночь. С пустыми и жалкими руками,
Забывал все, я сижу и плачу,
Не надеясь в другой раз таким же образом увидеть его.
Когда, вдоволь наплакавшись, я хочу перестать,
Тогда он, придя, таинственно касается моего темени.
Я заливаюсь слезами, не зная, кто это;
И [тогда] он озаряет мой ум весьма сладостным светом.
Когда же узнаю я, кто это, он тотчас улетает,
Оставляя во мне огонь божественной любви к себе,
Который не позволяет ни смеяться, ни смотреть на людей,
Ни принимать (в себе) желания чего-либо из видимого.
Мало-помалу чрез терпение он разгорается и раздувается,
Делаясь великим пламенем, досязающим до небес.
Его угашает разслабление и развлечение домашними (вещами),
Ибо в начале бывает и забота о житейских (делах);
Возвращает же молчание и ненависть ко всякой славе,
Скитание по земле и попрание себя, подобно навозу,
Ибо этим он услаждается и благоволит соприсутствовать,
Научая [чрез то] всемогущему смирению.

Итак, когда я стяжаваю это и делаюсь смиренным,
Тогда он бывает неразлучен со мною:
Беседует со мною, просвещает меня, взирает на меня, и я на него взираю.
Он и в сердце моем находится и на небе пребывает.
Он изъясняет мне Писание и умножает во мне знание,
Он научает меня таинствам, которых я не могу изречь.
Он показывает, как он восхитил меня от мира,
И повелевает мне быть милосердным ко всем находящимся в мире.
Итак, меня содержат стены и удерживает тело,
Но я поистине, не сомневайся, нахожусь вне их.
Я не ощущаю звуков и не слышу голосов.
Я не боюсь смерти, ибо я превзошел и ее.
Я не знаю, что такое скорбь, хотя все опечаливают меня.
Удовольствия горьки для меня, все страсти бежат [от меня],
И я постоянно ночью и днем вижу свет.
День для меня является ночью, и ночь есть день.
Я и спать не хочу, ибо это потеря для меня.
Когда же меня окружат всякие беды
И, казалось бы, низвергнут и преодолеют меня,
Тогда я, внезапно оказываясь с ним (светом) вне всего
Радостного и печального, и мирских наслаждений,
Наслаждаюсь неизреченной и божественной радостью,
Увеселяюсь красотою его, часто обнимаю его,
Целую и поклоняюсь, питая великую благодарность
К тем, кто дал мне (возможность) видеть то, чего я желал,
И причаститься неизреченного света, и сделаться светом,
И дара его приобщиться отселе,
И стяжать Подателя всех благ,
И оказаться не лишенным и дарований душевных.

Кто, привлекши, направил меня к этим благам?
Кто возвел меня из глубины мирской прелести?
Кто отделил (меня) от отца и братий, друзей
И сродников, наслаждений и радостей мира?
Кто показал мне путь покаяния и плача,
По которому я нашел день, не имеющий конца?
(То) был Ангел, а не человек. Однако то такой человек,
Который посмевается над миром и попирает дракона,
Присутствия которого трепещут демоны.
Как я поведаю тебе, брате, о том, что я видел в Египте,
О совершенных им чудесах и знамениях?
Разскажу тебе покамест одно (вот) это, ибо всего поведать я не в силах.
Он сошел и нашел меня рабом и пришельцем [в Египте].
(Иди) сюда, чадо мое – сказал он – я поведу тебя к Богу.
Я же от великого неверия ответил ему:
Какое знамение ты мне покажешь, чтобы уверить меня,
Что ты сам можешь освободить меня из Египта
И исхитить из рук льстивого фараона,
Дабы, последовав за тобою, я не подвергся еще большей опасности?
Возжги, сказал он, великий огонь, чтобы я мог войти в средину,
И если я не останусь неопаленным, то не последуй мне.
Слова эти поразили меня. Я сделал приказанное.
Разжено было пламя, и он сам стал посредине.
Целый и невредимый, он и меня (еще) приглашал.
Боюсь, владыко, сказал я, (ибо) я грешник.
Выйдя [из огня], он подошел ко мне и поцеловал меня.
Отчего ты боишься, сказал он мне, отчего робеешь и трепещешь?
Велико и страшно это чудо? – Большее сего узришь.
Я в ужасе, господине, сказал я, и не смею приблизиться к тебе,
Не желая оказаться дерзким более огня.
Ибо я вижу, что ты человек, превосходящий человека,
И не дерзаю смотреть на тебя, которого огонь устыдился.
Привлекши меня ближе, он заключил меня в объятия
И снова облобызал меня лобзанием святым,
Сам благоухая весь благоуханием безсмертия.
[После этого] я поверил и с любовию последовал за ним.
Возжелав сделаться рабом его одного.
Фараон держал меня (в своей власти), и страшные приставники (его)
Принуждали меня заботиться о кирпичах и соломе.
Я один не мог убежать, так как не имел и оружия.
Моисей молил Бога оказать помощь.
Христос поражает Египет десятеричными язвами.
Но не покорился фараон и не освободил меня.
Молится отец, и Бог внемлет (ему)
И говорит рабу (Своему), чтобы он взял меня за руку,
Обещая (Сам) идти вместе с нами,
(Дабы) избавить (меня) от фараона и от бедствий египетских.
Он вложил дерзновение в сердце мое
И дал (мне) смелость не бояться фараона.
Так и сделал раб Божий:
Держа меня за руку, он пошел впереди меня,
И таким образом мы начали совершать путь.

Дай мне, Господи, по молитвам отца моего, разумение
И слово, (чтобы) поведать о дивных (делах) руки Твоей,
Которые Ты соделал ради меня заблудшего и блудного,
Рукою раба Твоего изводя (меня) из Египта.
Узнав о (моем) уходе, царь египетский
Пренебрег (мною), как одним, и сам не вышел,
Но послал подвластных ему рабов.
Побежали они и настигли (меня) в пределах египетских,
(Но) все возвратились ни с чем и разбитыми:
Мечи свои изломали, стрелы повытрясли,
Руки их ослабели, действуя против нас,
И мы остались ни в чем невредимыми.
[Пред нами] горел столп огненный, и [над нами] было облако;
И мы одни проходили в чужой стране,
Среди разбойников, среди великих народов и царей.
(Когда) узнал и царь о поражении людей своих,
То пришел в бешенство, считая великим безчестием
Быть поруганным и побежденным одним человеком.
Запряг он свои колесницы, поднял народ
И погнался сам с большим хвастовством.
Придя, он нашел меня одного лежащим от усталости;
Моисей же бодрствовал и беседовал с Богом.
Приказал он связать меня по рукам и ногам,
И, удерживая меня чрез мнение, они покушались вязать;
Я же, лежа, смеялся и, вооружившись молитвою
И крестным знамением, всех их отражал.
Не смея прикоснуться или приблизиться ко мне,
Они, стоя кое-где поодаль, думали устрашить меня:
Держа в руках огонь, они грозили сжечь меня,
Поднимали громкий крик и производили шум.
Дабы не хвастались они, что сделали нечто великое,
Увидели они, что и я сделался светом, по молитвам отца моего,
И, посрамленные, внезапно (все) вместе удалились.
Вышел от Бога Моисей и, найдя меня дерзновенным,
Обрадованным и трепещущим от этого чудотворения,
Спросил: что случилось? Я возвестил ему все это:
Что был фараон, царь египетский,
Придя ныне с безчисленным народом,
И не мог связать меня; хотел он сжечь меня,
И все пришедшие с ним сделались пламенем,
Испуская против меня огонь из уст своих;
Но так как они увидели, что я сделался светом, по молитвам твоим,
То превратились все в тьму; и [вот] теперь я один.
Смотри – ответил мне Моисей – не будь самонадеянным,
Не смотри на явное, (тем) более бойся тайного,
Скорей! воспользуемся бегством, так Бог повелевает;
И Христос вместо нас будет поборать египтян.
Пойдем, господине, – сказал я, – я не разлучусь от тебя,
Не преступлю твоих заповедей, но все сохраню. Аминь.

Как разскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных (делах)?
Как поведаю словом о глубине судеб Твоих,
Которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?
Как презираешь Ты безчисленное множество согрешений моих
И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?
Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь,
Как исполняющего все Твои заповеди?
И не только милуешь, но и более того,
Сподобляешь меня предстоять пред Твоею
Славою и силою и величием,
И изрекая глаголы безсмертия, беседуешь со мною
Немощным и презренным и недостойным жизни?
Как просветляешь Ты оскверненную мою душу,
Соделывая ее чистым и божественным светом?
Как делаешь светоносными мои жалкие руки,
Которые, греша, я осквернил греховными сквернами?
Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего,
Из нечистых претворяя их в святые?
Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой,
Соделывая меня причастником вкушения Плоти Твоей?
Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым,
И быть держимым руками моими, Ты – содержащий всю (вселенную),
Незримый для всех небесных чинов
И неприступный (даже) для Моисея, первого во пророках?
Ибо увидеть Лицо Твое не сподобился ни он,
Ни кто другой из людей, дабы не умереть.
Итак, каким образом Тебя непостижимого и единого неизреченного,
Тебя для всякого невместимого и для всех неприступного
И держать, и целовать, и видеть, и вкушать,
И иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я,
И остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща,
И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?

Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя,
Не чувствуя, лучше же показывая свою
Болезнь и помрачение и всех благ
Лишение, дерзают говорить:
Какая нужда иметь человеку священство,
Если он не приобретает чего-либо одного из трех:
Либо пищи телесной, либо дохода золота,
Либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр?
О помрачение! О ослепление! О крайнее безумие!
О большое несчастие! О великое неведение!
О земные и пустые, суетные слова!
О дерзость! О мудрование Иуды предателя!
Ибо как тот страшную Владычнюю Вечерю
И пречистое Тело вменил в ничто,
И даже лучшими счел немного сребреников;
Так и эти тленное нетленному и Божественному
Предпочитая, избирают душевное удавление.
Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете:
Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином
Каком-либо из благ настоящего века?
Кто, имея в сердце благодать Духа,
Не стяжал честную Троицу, в нем обитающую,
Просвещающую и богом содевающую?
Кто, сделавшись богом по благодати (Святой) Троицы
И сподобившись вышней и первой славы,
Счел бы что-либо более славным (того),
Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество,
Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?
Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни,
В этой ли, помысли, кратковременной,
Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца?
Если бы знал ты сокровенную глубину таинств,
То не понудил бы меня говорить об этом или писать.
Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) божественное
И (как тень) изображая письменами для всех неизреченное.
Если бы ты увидел Христа и получил Духа,
И чрез Них обоих приведен был бы ко Отцу,
То знал бы, что говорю я и о чем повествую тебе,
И что велико и страшно, и превыше всякой
Славы и блеска, начальства и власти,
Богатства и могущества и всякого царства –
С чистою совестию сердца литургисать
Чистой и Святой и непорочной Троице.
Не говори мне о безгрешности тела
И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь,
Но (послушай), что сказал Бог чрез Апостолов,
И чрез премудрого и огнеязычного Василия,
И чрез простые свидетельства Златоустого отца,
И чрез Григория, хорошо богословствующего об этом;
Послушай и уверься, каковым должен быть
Литургисающий Богу, Творцу всех;
И от твоего благоговения и добродетели
Ты подивишься и величию этого достоинства.

Не обольщайтесь, братие, и отнюдь не дерзайте
Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством.
Ибо кто не отречется мира и того, что в мире,
И не отвержется души своей и тела,
И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым,
Ни на что из приятного в мире сем не взирая с пристрастием,
Ничего совершенно не желая из вещей мира
И не услаждаясь никакими речами человеческими,
Кто не сделается глухим и слепым для мирских
Дел и обычаев, действий и слов,
Хотя и видя то, что оку свойственно видеть,
Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце,
И запечатлеваться в нем чертам и образам этих (предметов),
Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий,
Но пребывая как бы бездушным и безчувственным камнем
И не помня ни звуков, ни значения слов;
Тот не может таинственную и бескровную жертву
Приносить чисто по естеству чистому Богу.
Ибо если поистине на деле восчувствует это,
То удалится от всего мира и того, что в мире,
И познает и поверит мне (в том), о чем я снова хочу писать.

Всяк, (кто) перешел тот темный воздух, который Давид называет стеною (Пс. 17, 29-30)
И отцы наименовали морем житейским,
И вступил в пристань,
Тот, придя в нее, находит всякое благо.
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, там питие Божественное,
Там неисчерпаемое богатство дарований.
Там купина горит неопалимая,
И сапоги на ногах моих разуваются тотчас.
Там разступается море, и я прохожу один
И вижу в водах врагов потопляемых.
Там созерцаю я древо, в мое сердце
Ввергаемое, и все горькое (в нем) претворяется.
Там обрел я скалу, мед источающую,
И оттоле душа моя не была скорби причастна.
Там нашел я Христа – Подателя этих (благ),
И от всей души своей последовал за Ним.
Там ел я манну – хлеб ангельский,
И не возжелал более ничего человеческого.
Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим,
И подивился чудодействиям Божиим.
Там безплодную душу свою я увидел плодоносящею,
И как сухое дерево дает прекрасный плод.
Там нечистое и блудное сердце свое
Я узрел чистым, целомудренным и девственным,
И слышал [в душе своей]: радуйся, благодатная,
Ибо Бог с тобою и в тебе во веки!
Там услышал я [повеление]: омойся в купели слез,
И сделав, уверовал и внезапно прозрел.
Там я погребся во гробе чрез совершенное смирение,
И Христос, придя с безмерною милостью,
Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих
И сказал: сюда гряди как бы из рова – от мира сего!
Там увидел я, как безстрастно пострадал Бог мой
И как, будучи безсмертным, Он сделался мертвым
И воскрес от гроба, не рушив печатей.
Там увидел я будущую жизнь и нетление,
Которое Христос дарует взыскующим Его.
И обрел Царство Небесное, внутри меня находящееся,
Которое есть Отец, Сын и Дух –
Божество нераздельное в трех Лицах.
Не предпочевшие Его всему миру,
Не счевшие славою, честию и богатством
Одного только поклонения, служения и предстояния (Ему)
Недостойны и этого чистого видения,
И наслаждения, и радости, и всех благ,
Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния,
Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего (этого),
И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим.
И тогда едва кто [достоин] с великим страхом и благоговением,
Если бы Бог повелел, коснуться неприкасаемого.
Ибо не всем позволительно служить таковым (вещам),
Но если (кто) приимет всякую благодать Духа
И от [утробы] матери чист будет от греха.
Помимо же повеления от Бога и Его избрания,
Удостоверяющего душу человека чрез Божественное озарение
И возжигающего ее желанием Божественной любви,
Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать божественные (вещи)
И прикасаться к неприкасаемым и страшным Тайнам,
Которым подобает всякая слава, честь и поклонение,
Ныне и всегда, непрестанно во все веки.

Ты ради меня явился на земле от Девы,
Прежде всех веков пребывающий невидимым,
И соделался плотию и человеком показался,
Неприступным светом одеянный,
И всеми считался ограниченным,
Ты совершенно невместимый,
Которого никакое слово не в состоянии выразить.
Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) чрез любовь,
И не может удержать, поражаемый страхом,
И снова ищет, палимый внутри.
Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем,
Он с трепетом убегает и радуется радостию.
Ибо не может человеческая природа выносить того,
Чтобы ясно созерцать всего Тебя – Христа моего,
Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем
Чрез Духа, Которого подаешь Ты, Боже мой,
И пречистую Кровь и Плоть Твою,
Приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим
И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно
И неслиянно, ибо Ты не причастен
Тления или скверны, но и мне сообщаешь
Нетленную чистоту Твою, Слове,
И отмываешь скверну пороков моих,
И прогоняешь мрак беззаконий моих,
И очищаешь позор сердца моего,
И утончаешь грубость злобы (моей),
И светом творишь меня, прежде омраченного,
Соделывая меня обоюду прекрасным
И осиявая меня светом безсмертия.
И я изумляюсь и возгораюсь внутри,
Желая Тебе Самому поклониться.
Когда же я, несчастный, помышляю об этом,
То, о чудо, нахожу Тебя в себе
Пребывающим, движущимся, говорящим
И делающим меня тогда безгласным
От изумления пред неприступною славою.
Итак, меня обнимает ужас и недоумение,
Так как содержащего все деланию
Я вижу в сердце своем содержимым.

Но, о чудная милость Твоя, Христе мой!
Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове!
Зачем пришел Ты к нищете моей?
И как вошел в оскверненную храмину
Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой?
Как Ты сохраняешь ее неопалимою,
Будучи огнем нестерпимым для смертной природы?
Что же сотворю я достойное Твоей славы
И что найду для столь великой любви?
Что принесу Тебе, таковою славою
И честию прославившему меня недостойного?
Ибо меня, на которого люди не считают достойным смотреть,
А (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать
Совершенно не хотят со мною несчастнейшим,
Ты, питающий всякое дыхание и естество,
Неприступный для Серафимов,
Создатель, Творец и Владыка всех,
Не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня),
Но и Плоть Твою существенным образом
Сподобил меня и держать и вкушать,
И пить Кровь Твою всесвятую,
Которую ради меня излиял Ты закланный,
Поставив меня служителем и литургом и таинником
Этих (Таин), меня, которого Ты знаешь,
Всеведущий, прежде нежели веки сотворил
И прежде чем произвел что-либо из невидимого,
Ибо видимое Ты составил впоследствии,
(Знаешь, как) грешника, блудника, мытаря,
Разбойника, сделавшегося самоубийцей,
Презрителя добра, делателя беззакония
И преступника всех Твоих заповедей.
Итак, Ты знаешь, что это истинно.
Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой?
Как приближусь к трапезе Твоей?
Как буду держать пречистое Тело Твое,
Имея руки совершенно оскверненные?
Как воспою Тебя? Как буду ходатаем за других,
Не имея ни добрых дел от веры,
Ни любви к Тебе, ни дерзновения,
Но будучи сам должником, как Ты знаешь,
Многими талантами, многими беззакониями.
Недоумевает ум, безсилен язык,
И никакого слова не нахожу я, Спасителю,
Чтобы поведать о делах Твоей благости,
Которые Ты сотворил на мне, рабе Твоем.
Ибо внутри меня горит как бы огонь,
И я не могу молчать, не вынося
Великого бремени даров Твоих.
Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами,
Даруй и мне недостойному слово,
Дабы всем письменно и не письменно
Поведал я о том, что Ты соделал на мне
По безпредельной милости, Боже мой,
И по одному человеколюбию Твоему.
Ибо превыше ума, страшно и велико то,
Что подал Ты мне страннику,
Неученому, нищему, лишенному дерзновения
И всяким человеком отверженному.

Родители (мои) не питали ко мне естественной любви.
Братья и друзья мои все насмехались надо мною;
Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно.
Сродники, посторонние и мирские начальники
Тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть,
Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями.
Часто желал я безгрешной славы,
Но не нашел еще ее в настоящей жизни.
Ибо мирская слава, как я убедился,
Без (всякого) другого деяния есть (уже) грех.
Сколько раз я хотел быть любимым людьми
И стать к ним близким и откровенным,
Но из благомыслящих никто не терпел меня.
Другие же напротив желали видеть и знать меня,
Но я убегал от них, как от делателей зла.
Итак, все это, Владыко, и иное большее того,
Чего не могу я ни разсказать, ни припомнить,
Ты, промышляя, соделал на мне блудном,
Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы
И страшной прелести наслаждений сей жизни.
Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешнего вида,
А злых я убегал по своему произволению.
Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство,
Великолепные одежды и изнеженные нравы.
[О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе,
Ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах),
Чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить,
И будет (тогда) неизгладимым ложно написанное.
Когда призывал меня кто-либо к делам безумия
И грехам поистине прелестного мира сего,
Сердце мое все сжималось внутри
И как бы скрывалось, стыдясь себя самого,
Будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою.
Любил и я все прочее житейское,
Что увеселяет зрение и услаждает гортань,
И украшает это тленное тело;
Но мерзкие деяния и сладострастные желания
Ты изгладил из сердца моего, Боже мой,
И ненависть к ним вложил в мою душу.
Хотя произволением своим я и прилежал к ним,
Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы,
Или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно чудом.
По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех:
От царей, князей и богатых мира сего.
Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам),
Сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что-либо из этого.
Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни,
Я ненавистию, Владыко, возненавидел от сердца,
Так что даже в беседу никогда не вступал с ними;
И (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками.
Другие же укоряли и злословили меня пред всеми.
Называя меня делателем всякого беззакония
И желая отвратить меня от правого пути.
Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым,
А они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям.
Обещающим же дать (мне) славу мира сего
Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом:
Если бы ты обладал, говорил я, всею славою мира,
И на главе твоей был бы царский венец,
А на ногах твоих пурпуровая обувь,
И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином,
Сам же стал простецом, желая быть рабом моим;
То к лукавому мудрованию твоему
Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни.

Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния
И великие Твои блага, которые Ты соделал на мне?
Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук,
То (и тогда) я не мог бы изречь или описать все,
Потому что их бездна, конечно, по безчисленному множеству,
И они недомысленны по величию славы;
И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим,
Что не могу поведать о Тебе, Боже мой.
Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я,
И сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня
И от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал,
Не вспоминая зол, которые я соделал,
Но, как бы сотворившего много и великого добра
И чистого от святой матери – купели,
Так воспринял меня, так почтил,
Так украсил меня царскою одеждою;
То весь объят бываю трепетом и прихожу в изступление от радости,
Становлюсь безгласным и сильно разслабеваю,
Так как Бог – Творец мира дан мне,
Человеку мерзкому и отвратительному для всех
Людей и бесов, как соделавшемуся уже
И превзошедшему совершением непристойнейших дел
И этих (последних). Увы мне постыдному и скверному! И как я буду говорить (еще)?

По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче,
Великий в непорочности, (еще) больший святостию,
Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе,
И снизошел свыше от безмерной высоты
До последних врат ада грехов моих,
До мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины,
От многих беззаконий и величайшего нерадения
Совершенно запущенной и оскверненной, –
Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащего,
И поставил на камне Божественных заповедей Твоих,
И омыв, очистил от тины пороков моих,
И облек в хитон светлейший снега,
И вымел загрязненную храмину
И, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой!
Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего,
Жилищем неприступной Твоей славы и царства,
Светильником, имеющим внутри неугасимый и божественный свет,
Сосудом поистине доброго бисера,
Полем, на котором скрыто сокровище мира,
Источником, пьющие из которого никогда не жаждут,
И который десятикратно источает весьма (обильную) воду
И с верою пьющих (ее) соделывает безсмертными,
Раем, имеющим к тому же посреди древо жизни,
И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимого,
Которого я взыскал некогда от всего сердца своего,
Желая всегда слушать Твое слово.
Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить
Тебя чисто, будучи совершенно осквернен,
Ни глаза (не могли) увидеть, ни слух – услышать,
Ни сердце мое воспринять божественных восхождений,
Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление,
Поражаясь страхом и трепетом;
То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя
И созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть)
Всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ее,
И напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая,
Всего непостижимого в Божественном Божестве (Твоем),
Для всех невидимого и сокровенного,
Тебя неприступного и доступного, для кого Ты изволил,
Подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле],
(Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов
Неприступного и страшного сиянием Божественного естества, –
Среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в изступление.
Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию,
Так как Ты очищаешь нечистые души, и ум просвещаешь,
И обнимаешь земную и вещественную сущность,
И возжигаешь великое пламя божественной любви,
И, как бы огонь, ввергаешь в меня божественное желание любви,
И уготовляешь меня достигать до третьего неба,
И делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай,
В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы,
Коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно.
Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие,
И вечная держава, (как) Владыке всего (мира),
Со Отцом и Духом – по естеству Пресвятым,
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Что это за новое таинство, Владыко всех,
Которое Ты показал на мне заблудшем и блудном?
Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое
И непостижимое, но сокровенное?
Ибо во мне видится как бы звезда, восходящая вдали,
И соделывается опять как бы великим солнцем,
Не имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине (своей),
И становясь малым сиянием, снова видится, (как) свет,
В средине сердца моего и во внутренностях моих,
Часто обращающийся и сожигающий все,
Что во глубине моих внутренностей, и делающий их светом,
И таким образом любезно учащий и вещающий
(Мне), совершенно недоумевающему и ищущему на учения:
Я – та звезда прекрасная, которая некогда, (как) ты слышал,
Взошла от Иакова, это Я – не сомневайся.
Я показываюсь тебе и солнцем, вдали восходящим,
Которое для всех праведных есть свет
Неприступный в будущем веке и жизни вечной;
Я и сиянием (также) являюсь и, (как) свет, тобою созерцаюсь,
Неопалимо пожигая страсти сердца твоего,
И росою сладости и Божественной благодати Моей
Омывая скверну твою и совершенно угашая
Телесные угли греховных сластей,
И соделывая все то по человеколюбию Своему,
Что и древле творил Я во всех святых.

Помилуй сетующего, сжалься над сокрушенным
И не прогневайся на меня, что я снова хочу сказать:
Как ты, совершенно невместимый, звездою от Иакова и являешься
И (даже) доныне бываешь для всех?
Как, подобно восходящему солнцу, показываешься Ты,
Нигде не находящийся и везде, и превыше всякой твари,
И проповедуемый невидимым для всех?
Как и сиянием Ты бываешь, и светом мне видишься,
И пожигаешь вещество, будучи по существу невещественным?
Как, орошая, Ты омываешь телесную скверну мою,
Весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для Ангелов?
Как обнимаешься тленною сущностью тела моего
И без смешения смешиваешься с душою человеческою?
Как, бывая чрез нее во всем теле неслиянно,
Ты, неосязаемый, всего меня обоготворяешь? –
Скажи и не отошли меня печальным и скорбным.

О дерзость! О несмыслие! О неразумные речи!
Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом?
Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе известно?
Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая,
И как бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том, что знаешь,
Желая со (всею) ясностию описать всем свое знание.
Но однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к тебе
И снова (стану) учить тебя, так говоря тебе следующее:
Я по естеству невыразим, будучи невместим,
Неоскудевающ, неприступен, невидим для всех,
Неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен;
Один в единой вселенной и один со всеми
Познающими Меня во тьме сей жизни,
Но вне всего мира, вне видимых (вещей),
Вне чувственного света, и солнца, и тьмы,
И места мучения и страшной кары,
В которое попали гордые рабы,
Злобно поднявшие выю против Меня – Владыки (своего).
Я неподвижен, ибо где Меня нет.
Чтобы через перемещение я достиг Своего места?
Я и приснодвижен безгранично,
Ибо куда ты пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там?
Небо, как ничто, произведено словом Моим;
Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня
Были, и все прочее также, что видишь ты.
Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое),
Задолго прежде них произведены Мною.
Ибо (лишь) только помыслил Я произвести (Небесные) Силы,
И они тотчас предстали, славословя державу Мою.
Ты же, седящий в той самой юдоли изгнания,
Куда ниспали все первые преступники:
То есть Адам и с ним Ева, праматерь твоя,
И злой диавол, их обольстивший,
Где глубокая тьма, где великий ров,
Где змеи, всегда жалящие вас в пяту,
Где плач, горе и непрестанное рыдание,
Где всякая теснота, безпокойство и печаль,
Смерть вместе и тление всех вас содержит,
Как ты остаешься спокойным и беззаботным? Как нерадишь, скажи Мне?
Как не печешься о злых (делах), которые ты в мире соделал?
И не ценишь высоко одного только покаяния?
И не стараешься показать его истинным?
И не вопрошаешь о нем с великою мольбою?
И тщательно не изследуешь, как тебе исправить его,
Дабы чрез него по человеколюбию Моему мог
Получить ты и великое оставление беззаконий твоих?
Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше естества,
Изследуешь то, что на небесах, лучше же и не то (даже),
Но испытуешь (самое) естество Мое, Того, Кто произвел,
Как сказано, небо и все (прочее), как ничто,
И хочешь познать то, что касается Меня, как никто другой не знал.
О диво! О произволение человеческое!
Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я напротив и хвалю тебя,
Потому что и ты – Мое дело и творение.
Как ты, образованный из земли, из глины и праха,
На ней держимый и с нею живущий,
Все вменяешь в ничто и даже считаешь как бы тенью?
И минуя все, ищешь Меня одного,
Желаешь говорить обо Мне, разсказывать про Меня
И смотреть на Меня, если возможно, в продолжение всей жизни,
Не отведывая ни сна, ни пищи я питья,
И не заботясь совершенно об одежде телесной?
Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути,
Таковым считаешь все славное в мире,
Опуская (его), как ничто, на пути жизни,
И не обращаясь (вокруг) оком ума
И не позволяя душевным очам взирать на (все) это,
Но воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь,
И любишь Меня, как никто из находящихся с тобою?

Ибо кто о имени Моем радуется сердцем
И возбуждается тотчас к любви и желанию?
Кто, услышав многократное упоминание обо Мне,
Прослезился от души, имея в мыслях Меня одного?
Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения
Божественных слов или заповедей Моих?
Кто счел Меня, как ты, Богом над всеми,
И немедленно пожелал служить Мне одному,
И ради того родителей и братий и дом,
Землю и вместе сродников, и соседей, и друзей
Так презрел и так приступил ко Мне,
Как бы никогда не видел никого из них
И не знал на земле человека в сем мире,
Но как бы пришел в некую чужую страну и город,
Где все – варвары и говорят на ином языке?
Так ты среди близких, знакомых и друзей,
Своих и начальников и богатых мира
Живешь и настроен, находясь среди них.
Но это, считаемое безчувственными пустым и маловажным,
У Меня, взирающего на это, велико и высоко.
Кто из великих земных властей и владык,
Или из утверждающих на Мне (свое) начальствование и царствование,
Или из изображающих лицо Моих божественных Апостолов
Либо помыслил, либо мог соблюсти то,
Чтобы во время исполнения заповеди Моей и закона
Как на одного взирать на всех: на сродников и чужих,
Богатых вместе и бедных, славных и безславных,
На вельмож же вместе с нищими?
Какой судья безпристрастно смотрит на грабеж среди них?
Если бы Я нашел душу, соблюдшую это в мире,
В особенности в настоящем поколении и (в настоящее) время,
То Я прославлю (такового) наравне с Апостолами Моими и пророками,
И он возсядет со мною в пришествии Моем,
Ибо будет судить праведно и тогда, как на земле,
И получит славу Судии живых и мертвых.
Благо – взыскать этого и прочего с этим,
И, сколько есть силы, соблюдать и точно хранить,
Не изследуя естества Моего, сыне человеческий,
Ни действий Духа Моего Святого,
Как Он показывается солнцем и видится звездою,
Появляясь где-то вдали и поднимаясь выше гор.
Когда же Он скрывается от глаз твоих,
То причиняет тебе неутешную скорбь и печаль;
И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не явился тебе,
Он обретается где-то внутри твоего сердца,
Неожиданно доставляя тебе и изумление и радость;
И так как не показывается тебе (уже) пламенем и не видится сиянием и огнем,
То ты удивляешься и изследуешь. – Ибо не полезно тебе это.

Итак, веруй, что Я – Cвет совершенно неизобразимый,
Весь простой, несложный, нераздельный естеством,
Неизследимый и вместе доступный недоступным образом.
Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбно являюсь,
Преобразуясь сообразно восприятию каждого из людей;
Не со Мною [впрочем] это бывает,
Но видящие так сподобляются Меня видеть,
Ибо иначе не могут, не вмещая больше.
И поэтому одни и те же иногда видят (Меня)
Солнцем, когда имеют ум очищенным,
Иногда же звездою, когда окажутся
Под мраком и ночью этого тела.
Ибо горение любви делает Меня огнем и светом,
Потому что когда возжется в тебе уголь любви,
Тогда и Я, видя ревность сердца твоего,
Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет
И показываюсь как бы огнем, Я – словом создавший огонь.
Ибо душевные добродетели являются как бы веществом,
Охватывая которые, божественный свет Духа
И называется соответственно подлежащему веществу,
Ибо собственного имени у людей он не имеет.
Поэтому когда человек придет в умиление и прослезится,
Тогда и он называется водою, ибо очищает,
И соединяясь со слезами, омывает всякую скверну.
Когда же плач угасит раздражительность сердца,
При его содействии, то он именуется кротостию.
Возгораясь же опять против нечестия,
Что делается чрез него же, он называется ревностию.
Миром же напротив, и радостию, и благостию он именуется,
Потому что плачущему подается и то и другое,
И он производит в сердце, как бы источник, обильную благодать,
От которой изливается всякое сострадание и милосердие,
Истекающее вне от души на всех (окружающих),
В особенности на желающих каяться и спастися.
Ибо (хотя) и всех он милует, но этим и помогает,
И содействует, и одобряет, и состраждет во всем,
Соединяясь с душевным произволением их;
И усматривая в (их) уме красоту покаяния,
Приобретает к ним более искреннюю любовь.
Смирением же он называется потому, что все мирское,
И даже самую душу, и собственное тело,
И всякое совершаемое действие человек считает
Как бы ничем, вкусив его сладости
И узрев неизъяснимую красоту этого света.
Зная это, ты отнюдь более не просил бы Меня
Говорит о таковых (вещах) или точно изъяснить тебе,
Ибо они по природе невыразимы и совершенно неизглаголанны,
Для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов,
И для всякой иной тварной сущности поистине непостижимы.
Познай же лучше то, что касается тебя, или гораздо более себя самого,
И тогда познаешь, что Я совершенно непостижим,
И сопребываю и люблю одних любящих Меня,
И всегда горячо помнящих Мои заповеди,
И никоим образом не предпочитающих им чего-либо скоротечного,
С каковыми, собеседуя, Я и буду сопребывать ныне и во веки. Аминь.