Схиигумен ПарфенийЕсть иная жизнь1
I. Если бы в период первых трех веков христианства спросили святых Христовых мучеников: что побуждает их так смело идти на ужасные мучения и даже на смерть, то они в один голос ответили бы, что они признают жизнь Евангельского Христова Учения единственно достойной именоваться жизнью, жизнью святой, ибо превосходство и слава ее воочию подтверждается всеми видами добродетелей и их братолюбием и обильными духовными плодами: изумительными чудесами, прозорливостью, исцелениями, воскрешением мертвых и способностью, не учившись, говорить иностранными языками. Что же касается перенесения мучений и даже смерти, то они готовы всё терпеть с радостью и любовью ради Христа, Который Сам есть воистину источник этой блаженной жизни, совершитель в ней чудес, податель несказанной духовной радости и мужества и терпения в мучениях. Лучшие люди всех времен всегда отличались и отличаются склонностью к истине и добродетели. Они всегда скорбят и томятся душой среди людей развращенных, которые даже изощряются в своих злых поступках и почитают это доблестью. И вот, когда Любовь Божия снизошла на землю и воплотилась в лице Иисуса Христа, Сына Божия, и Сей Божественный Учитель с Небес стал проповедовать святое Евангельское учение — жизнь в любви, честности и святости с поклонением Единому Истинному Богу, Который Сам есть Совершеннейшее Добро и Святыня, тогда эти, можно сказать, естественные сторонники и любители истины и добродетели всей душой последовали за Ним. Их преданность Небесному Учителю и Его святому, надмирному учению была сильнее смерти: они брезгливо отвергли укоренившуюся в обществе низкую чувственную жизнь, жертвовали всеми земными благами и смело отдавали свою жизнь за Христа и Его учение, ибо веровали крепко и в загробную вечную жизнь с Ним в ужé как бы наставшем для них Царстве Небесном. Из этих-то по природе лучших людей, а также из раскаявшихся грешников, которые вразумлялись учением и чудесами Христа Спасителя, и основалась Церковь Христова. Много пришлось Ей выстрадать от ослепленного невежества языческих мiролюбцев и ожесточенной ненависти еврейских фанатиков, ненавистников Христа. Такие же страдания, по слову Господа (Мф. 24, 9), предстоит Ей пережить и в конце мiра: ибо «Весь мiр лежит во зле» (1 Ин. 5, 19) и «Злые же люди... (следовательно) будут преуспевать во зле» (2 Тим. 3, 13) и совершенствоваться в нём как демоны. Но несмотря на все эти жестокости к Церкви Христовой, Она пребудет непобедима до конца мiра, как сказал Христос Господь: «И врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18). II. Окрепнув во время гонений в мученических подвигах за Христа, ревнители христианского благочестия, сознавая, что «Наша брань не против плоти и крови, но... против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12), и что «Мы сильны, когда немощны» [«...Когда я немощен, тогда силен»] (2 Кор. 12, 10), вышли уже на другой подвиг из любви ко Христу — на подвиг самоотверженного исполнения Евангельских заповедей в предоставленной им мирной жизни. Их подвиги направлены теперь уже против себя, т.е. против страстей своей испорченной грехом природы с тем, чтобы неуклонно идти путем Самогó Подвигоположника Христа, Который, не имея греха, смело говорил о Себе: «Кто... обличит Меня в неправде?» (Ин. 8, 46). Такая решимость сих ревнителей понятна, ибо Евангельская жизнь есть совершенно иная: она не имеет ничего общего с жизнью внешней, мiрской. Мiрская, низшая жизнь воспринимается чувствами, и, следовательно, не представляет интереса для высшего существа человека, для его духа, который питается высшей, небесной духовностью — любовью, честностью, святыней — и отображается благодатной теплотой ко всем окружающим. Христос Спаситель наш, придя на землю, властно учил и словом, и личным примером благим нравам, т.е. святой, добродетельной жизни и на суде перед Пилатом открыто заявил: «Царство Мое не от мiра сего» (Ин. 18, 36). То есть Царство Мое — не царство страстей сего «лукавого и прелюбоденного» мiра [«...род лукавый и прелюбодейный...»] (Мф. 12, 39), но Я Царь Высшего Духовного Царства: Царства любви, чистоты, благости, кротости, смирения. Эти духовные силы Моего Царства в совершенстве покоятся на Небе и являются Престолом Моим, на земле же они развиваются в сердцах благонравных людей чрез исполнение Моего Евангельского учения. Далее Спаситель говорит Пилату: «Я на то родился и на то пришел в мiр, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18, 37). Из этих слов Спасителя явствует, что кто склонен к истине и добродетели, те слушают Его гласа. Ибо «...как магнит привлекает не всё, к чему приближается, а только одно железо, так и Бог ко всем приближается, но привлекает только тех, которые способны и обнаруживают некоторое родство с Ним»2. Способность к этому родству обнаруживают те, кто благоговейно тает желанием святого, духовного, Божественного, хотя по скромности своей они этого и не представляют. Стремясь к жизни духовной и святой, они духом сокрушаются о своей нищете духовной и только с надеждой на помощь свыше воодушевляются и взывают: «Сердце мое к Тебе, Слове, да возвысится, и да ничтоже усладит мя от мiрских красот на слабость»3. III. Большим ревнителям совершенной Евангельской жизни Господь предоставил честь приблизиться к Нему более строгими правилами жизни — дал им Чин Монашества. Правила этой жизни Господь преподал чрез Ангела Своего преподобному Пахомию Великому, а чрез него и всем руководителям монашества. Монахи, по этим правилам, чтобы иметь больше свободы для молитвы, Богомыслия и постижения вещей духовных, оставляют всё мiрское и вещественное как тяжесть, обременяющую и стесняющую их мысли, их устремления к сосредоточенной духовной жизни. Они во всём ищут только святого, духовного: этим они живут и словно предвкушают уже небесное, всё же земное, окружающее их, теряет в их глазах всю свою прелесть, всю свою цену. Честен этот Чин, потому что он подобен Ангельскому и для равноангельского служения Господу Благость Божия избирает Себе преданных Ему служителей на земле. С любовию подвизающиеся в этом Чине часто бывают под градом клеветы и козней неприязненных сил, старающихся мешать и даже препятствовать Богоугодным трудам сих избранников, но Господь рукою сильною их защищает и покрывает, рукою любви поливает и возращает, рукою искусною очищает, да множайший плод принесут. Именно для ревнителей совершенной Евангельской жизни и существует Монашество, оно вполне соответствует внутренним устремлениям их душ. Итак, монахи — это строители в себе таин духовной жизни, жизни совершенно иной, которая получает свое развитие в постоянной молитве, чтении Священного Писания и свв. Отцов, своего Богомыслия, терпения разных скорбей из любви ко Христу и скорбей, которые всегда бывают при исполнении данных ими обетов. И для воодушевления в сих скорбях они даже носят на раменах своих вышитый лоскут со словами Апостола: «Аз… язвы Господа Иисуса Христа на теле моем ношу» (Гал. 6, 17), и из шнурка вязанное многокрестие в напоминание о добровольно принятых на себя множествах скорбей из любви ко Христу. Хотя подвижником благочестия должен быть каждый христианин, по слову Спасителя: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24), но внутреннее содержание монашеской души весьма отличается от души немонашествующих, и здесь уже действует благодать монашества. Сердце монашествующего всегда теплится, как неугасимая лампада, страдательною любовию ко Господу и скрепляется строгими монашескими обетами. К ним именно относятся слова Спасителя: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). И монахи на это призвание как бы вместе с Апостолом ответили: «Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою» (Мф. 19, 27). Преп. Иоанн Кассиан так изображает сущность монашеской души: «...Для монаха мало — отречься однажды, т.е. в начале своего обращения презреть настоящее, но надобно ежедневно отвергаться этого. Ибо [даже] до конца этой жизни нам надобно говорить с пророком: «…Человеческого дня я не пожелал, Ты это знаешь» (Иер. 17, 16)»4. Такова ревность монашеской души из любви к Богу. Поэтому и стремиться к монашеству следует как к подвигу, искать его трудов и тягостей ради того воздаяния, которое готовит Господь оставившим всё, да Его Единого приобрящут, а с Ним — жизнь и радость вечную. Кто же думает, что монашество не есть тесный путь лишений, а льготная, свободная жизнь, тот не вступай в него. Кто не чувствует в себе захватывающей энергии на всю жизнь к исполнению монашеских обетов, и особенно к молитве, в которой отображается и воспитывается вся сущность монашеской души — ее благоговение, исповедание и равноангельская любовь ко Господу — тому и не следует давать монашеские обеты, чтобы не оказаться отлученным от Христа за нерадение, ибо, по слову преп. Исаака Сирина: «Кто не сохраняет правил иноческого жития, тот чужд иноческого образа, и Христа, даровавшего сей образ»5. Однако, кто об этих принятых на себя трудностях монашеской жизни раньше много не размышлял, но движимый безотчетным влечением, вернее же, движимый благодатью Христовой, уже дал монашеские обеты, и теперь, неся эти труды как бы подневольно, или изнемогая силами по состоянию здоровья, видит себя отстающим в подвижничестве, тому не следует отчаиваться, но дóлжно отдавать Богу всё свое усердие, болезнуя и о своей отсталости. Еп. Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Истинное христианство и истинное монашество заключается в исполнении Евангельских заповедей. Где нет этого исполнения, там нет ни христианства, ни монашества, какова бы ни была наружность»6. Так же и преп. Марк Подвижник, беседуя о монашеской жизни, говорит: «Подвиги не суть что-либо особое от заповедей. Они суть заповеди. Покажи мне подвиги, кроме заповедей. Если укажешь на молитву, — это есть заповедь; если скажешь о низложении помыслов, — и это заповедь (трезвитеся и бодрствуйте); если о посте и бдении, и сие тоже есть заповедь; если укажешь на самоумерщвление, и это заповедь (да отвержется себе); и какое бы ни сказал ты дело подвижнической добродетели — все они суть заповеди»7. Итак, по слову Спасителя Подвигоположника нашего, каждый христианин должен быть подвижником, но впереди всех, конечно, должен быть и идет монах. Буди же благословен путь всех сих избранников Божиих, благоговейно подвизающихся иной жизнью, жизнью во Христе! Да укрепит их благодать Божия понести крест Христов в любых условиях нашей земной жизни, и да вменит им Господь и малые их труды, но усердные, в великие, коль бóльшие им не под силу! IV. «...В вас [монахах] должен сохраниться остаток благочестия, какой Господь, пришедши, найдет на земле»8. Так обращается преп. Феодор Студит к монахам. И нас, действительно уже последних монахов, эти его словá должны весьма и весьма тревожить, ибо мы не видим среди нас Великих Антониев, Пахомиев, Арсениев, Пименов и других великих учителей монашества, для нашего воспитания и ободрения. О, монастырь, монастырь, Божественное учреждение! Сколько ты доставлял отрады благоговейному человеку, находившему в тебе высшее образование души и убежище от мiра самое надежное. Жажда жизни духовной как прежде, так и теперь живет у любящих Господа и не умрет она никогда. Ее не заглушит окрик толпы, ее не затмит технический прогресс времени, ее не ослабит формальность и косность теплохладных верующих — никогда не будут похоронены искатели жизни твоей, что бы их ни постигло в этой юдоли земной. И эту жизнеспособность Сам Господь обещал Великому Пахомию — что семя его духовное не оскудеет до конца века. О, монастырь, Обитель на земле Небесная! Душа, жаждущая твоей духовности, и находясь среди непонимающих ее (душу), томится в себе, сиротливо взирая к Единому Вдохновителю своему — Богу, Им Одним утешаясь, в Нём Одном ища сил для своего ревностного существования, и это охранение себя и своей преданности Господу стóит ей великого подвига. Монахи, подвижники первых веков, предсказывали о последних монахах, что они не будут иметь наставников и никаких подвигов, не будут совершать чудес и знамений, подобно первым, но будут спасаться больше скорбями. Они не по заслугам, а действительно «в скудельных сосудах»9 будут носить благодать монашества по великой к ним милости Божией, не хотящей, чтобы сей Чин на земле прекратился в страшные дни богоотступничества, но что Сам Господь спасет их Своим милосердием10. Ведь монашество же не есть честь какая-то в мiрском смысле слóва, а есть образ более проникновенного покаяния (потому-то монахи и носят черные — траурные одежды). В эти скорбные дни их малые труды, их благое намерение благоугождать Богу в Чине монашеском Господь принимает как искреннюю любовь к Нему, какова она действительно и есть у них, чающая только запечатления свыше. К ним теперь вполне применимы слова Божии чрез пророка Иеремию изреченные: «Я буду милостив к неправдам их, и грехов их и беззаконий их не воспомяну более» (Евр. 8, 12) — [«...Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более»] (Иер. 31, 34). Итак, мы, монахи, несем большие труды молитвы, поста и заповеди Божии с любовью исполняем, чего, живя по-мiрски, не соблюдают. Этим образом жизни мы не делаем ничего сверхдолжного, а только стараемся исполнять скудными силами своими то, что заповедано всем нам Евангельским учением Спасителя нашего. Господь Спаситель наш во время Своего пребывания на земле, всю Свою деятельность направил к исправлению нравов людей. Всё Его Евангельское учение есть настойчивое требование нравственного совершенства, есть обличение пороков людских, и потому вся наша монашеская деятельность теперь есть крепкое как смерть послушание этому Его учению. Монах всегда дышит своими жизненными обетами любви и верности Богу и этим показывает то благочестие последних монахов, о котором писал свят. Василий Великий. Если и есть среди нас неуспевающие, то это так же, как в школе, где ревностию подтягиваются и выравниваются. О, вожделеннейшая жизнь иноческая! Несмотря на все трудности нашего времени, ты всё же многих Боголюбцев к себе привлекаешь, и нам отрадно видеть, что и в мiру живущие дерзают вести жизнь иноческую, и им тоже дано полюбить твою духовность, и без нее они даже не представляют для себя жизни. Монашество ведь не связано с монастырями, как душа с телом, другим способом стараются монашить11. И нам приятно сознавать, что духовная жизнь, какой обладает иночество и ею нас так пленяет, есть жизнь действительно самая настоящая, самая стóящая, есть воистину преддверие будущей вечной блаженной жизни. Но, вкушая сего благоухания иноческого, мы сами же замечаем, что мы его легко теряем, или оно снижается у нас, когда по рассеянности опускаем свои главные обязанности:
Мы опытом убеждаемся, что эти три духовные делания всегда обязательны не только практически начинающим духовную жизнь, но и давно уже ее провождающим. Мы замечаем, что если эти делания почему-либо прекращаются у нас, то сразу же заметно тускнеет и личная духовность наша: ибо тогда свет и теплота Божией благодати умаляются, и в душе появляется всё пустое и противное. Так стала слаба наша человеческая природа, так испорчена она грехом, так неотступно требуется питать ее духовной трапезой, дабы жизнь духа не угасала! О необходимости оживлять себя сими упражнениями преп. Исаак пишет: «...Как скоро душа делается безпечною к делам добродетелей, непременно увлекается в противное тому. Ибо переход с какой бы то ни было стороны есть уже начало стороны противной»13. Итак, нам необходимо с любовью нести целодневные духовные труды, указанные выше, тогда наша жизнь действительно станет иной. Она будет тогда не только мысленным желанием, но будет отображаться и в речах, и в делах, и даже в мелких наших поступках. И Богообщение, о котором мы так много доселе говорили, действительно станет непрерывающимся дыханием нашей души. Об этой вожделенной настроенности и жизни Ап. Павел писал: «...Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, ... которой никто из властей века сего не познал» (1 Кор. 2, 7-8), — а нас, монашествующих, Господь удостоил Ее по Своей великой к нам милости. Аминь!
Объятия Отча отверсти ми потщися, блудно мое иждих житие, [но] на богатство неиждиваемое взираяй щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее не презри сердце, Тебе бо, Господи, умилением зову: согреших, Отче, на небо и пред Тобою. Бог Милосердый, яко Отец чадолюбивый, зря твое смирение и истинное покаяние, чадо, яко блуднаго сына приемлет тя, кающагося и к Нему от сердца припадающаго. Вопр.: Что пришел еси, брате, припадая к святому жертвеннику и ко святей дружине сей? Отв.: Желая жития постническаго, честный отче. Вопр.: Желаеши ли сподобитися ангельскому образу и вчинену быти лику инокующих? Отв.: Ей, Богу содействующу, честный отче. Воистину добро дело и блаженно избрал еси, но аще и совершиши е: добрая бо дела трудом стяжаваются, и болезнию исправляются. *** Познаим, братие, таинства силу, от греха бо ко Отеческому дому востекшаго блуднаго сына преблагий Отец предустрет лобзает, и паки Своея славы познание дарует, и таинственное вышним совершает веселие, закалая тельца упитаннаго: да мы достойно сожительствуем, заклавшему человеколюбному Отцу и славному заколению, Спасу душ наших. Ликуют Ангели вси на небеси о едином грешнике, кающемся на земли [«Радость бывает пред Ангелы Божиими о единем грешнице кающемся»] (Лк. 15, 10).
Примечания: 1 Глава IV из книги «Тропинка к единому на потребу — к Богообщению». 2 Блаж. Феофилакт, «Благовестник», с. 584. 3 Воскресный антифон 4 гласа на утрени. 4 Писания преп. Иоанна Кассиана, М., 1877, с. 608. 5 Слово 9, с. 46 [«...Если же понуждает к тому помысл, будь внимателен к себе, не слушайся его, и не делай этого. Ибо кто безстыден в этом, тот чужд иноческого образа и Самогó Христа, даровавшего нам сей образ»]. 6 Приношение современному монашеству, с. 39. 7 Добротолюбие, т. 1, с. 486. 8 Св. Феодор Студит, ч. I, писм. 48, к Афанасию, с. 287, 1867 г. 9 Житие преп. Пахомия Великого, 15 мая. 10 Житие преп. Пахомия Великого, 15 мая. 11 Еп. Феофан, Письма, вып. 7, с. 88. 12 Оптинский старец Анатолий, с. 24. 13 Преп. Исаак Сирин, Слово 2, с. 12.
Текст по изданию «Схиигумен Парфений. Тропинка к единому на потребу — к Богообщению (Опыт самоокормления по нужде. Руководство: Слово Божие и писания Святых Отцов)» («ΒΙΒΛΙΟΠΟΛΙΣ», Санкт-Петербург, 2007 г.).
|
|