ИЖЕ ВО СВЯТЫХ ОТЦА НАШЕГО
ГРИГОРИЯ [ПАЛАМЫ́] ЧУДОТВОРЦА
И АРХИЕПИСКОПА ФЕССАЛОНИКИЙСКОГО
И НОВОГО БОГОСЛОВА
СЛОВО НА ДИВНОЕ И РАВНОАНГЕЛЬНОЕ ЖИТИЕ
ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО ПЕТРА́,
НА СВЯТОЙ ГОРЕ́ АФОНСКОЙ ПОДВИЗАВШЕГОСЯ¹

1. Несправедливо, та̀к по крайней мере мне думается, что у нас ревностно прославляются те, кто совершил нечто достойное памяти [где-либо] в иных краях земли́. О них мы выслушиваем сочинения, изложенные одновременно точно и красиво, которые внушают душе́ величайшее устремление к стяжанию добродетели. А вот тем образцом всяческого бла́га, который имеем [у себя] до́ма² — я разумею жизнь Петра́, — им мы как-то пренебрегаем, хотя Петр почти ни в чём не уступает [иным людям], знаменитым добродетелью в каждом веке. Все вы, несомненно, знаете, о ко̀м я говорю, если только кто-то [из вас] не пребывает в [полном] неве́дении касательно этой прославленной горы́ Афон и Петра́, зовущегося Афони́том по имени этой горы́, — [нашего] земляка, коренного жителя и первого подвижника этого кра́я, который в борьбе одолел врага всей земли́, и воздвиг здесь первый трофей [победы] над его неистовством против нас, и тем самым в добрый час бросил [в почву] се́мя добра́. С тех пор оно проросло и, будучи заботливо взрощенным, принесло обильный плод, в чём теперь легко всякому убедиться, оглядевшись [вокруг].

2. Поэтому все согласятся, что будет справедливо, если кому-либо всё-таки удастся достойно отблагодарить похвальными речами столь славного основателя [монашеского жительства на Афоне] и нашего путеводца к добродетелям. Мне же кажется почти невозможным изложить на словах все [деяния] этого мужа и достойно воздать [хвалу] каждому из них. Ибо [столь великое] состязание³, которое и подобает ему, было ради «воздаяний, обещанных праведным пред Богом»⁴, и явило [нам] словно некое соразмерное совершенство [человеческой] жизни, которое превосходит [всё то, что̀ можно] выразить словом или воспринять слухом. Тем не менее полагаю, что не следует от этого отказываться, чрезмерно усердствуя в подвиге молчания. Ведь мы не удаляемся из пределов мо́ря и земли́, где нам надлежит путешествовать по воде и посуху, только потому, что далекие стра́ны не всюду удобны для путешествий водных и сухопутных. Те, кто прежде вел о них (подвигах прп. Петра́) повествование⁵, располагали не всеми [сведениями] и не могли всё с точностью изложить, однако же и таковым, по справедливости, показалось правильным рассказать всё, что̀ они знали, и так, ка̀к могли⁶.

3. Равным образом и мне ныне надлежит приступить [к труду], но не между делом, ибо всё, что̀ касается этой темы, безмерно сложно [выразить] в слове, и не мне одному, но и всем, кто̀ причастен к [искусству составления] речей. Ведь от каждого потребовался бы взнос⁷, соответствующий величию темы. А если та̀к, то сколько мне ни приходит на память из списка славных [вити́й], все они с легкостью сделают мне уступку⁸. Несомненно, и сами они нуждались бы [в скидке], если бы у них был такой же долг и все они равным [со мною] образом оказались бы в [полном] одиночестве, всеми оставленные. Я же, о священное собрание⁹, смею, прежде всего, уповать на некоторую помощь от вас через молитвы. Пусть даже предстоящее состязание¹⁰ и трудно [для меня], но милостивый к вашим призывам Господь Бог, в сию минуту призревший¹¹ свыше на нас, да поможет [мне] в [этом] повествовании, показывая путь в местах труднопроходимых¹², [как] восхитил Он некогда [Петра́] с Собою к вышеестественному житию, убрав все тернии из-под стоп [его].

4. Итак, время низвело в бездну забвения, как и должно́ быть, родителей и место рождения этого великого и дивного отца, ибо подлинным отечеством его подобает назвать небесную скинию¹³. Те, кто до меня описывал его деяния¹⁴, разумно не сочли необходимым упомянуть о том, что̀ этот благородный [муж] еще при жизни презирал как не соответствующее его особой добродетели [уединенника]. Я же указываю сие славное и священное место, куда он стремился, а точнее — куда был влеком Богом, где поселился и свершил божественные деяния и откуда воспари́л в выси. [Место это] — святилище добродетелей, жилище всякого бла́га, прообраз [обителей] небесных и нерукотворная скиния¹⁵, гора, свободная от всякой нечистоты́¹⁶ и возвышающаяся над всякой нечистой страстью; гора, имя которой знаменательно дается от [самого́ сло́ва] «святость». Она-то и есть родной удел святого [Петра́]. Вместе с ней [люди] упоминают и слышат его имя¹⁷: по месту сему он узнае́тся и отличается от иных соименников, по праву нареченный «Афони́том».

5. Ибо если в Афинах было принято, что после трехлетнего пребывания [в городе] чужаки уже́ считали город своим отечеством, — разве не справедливо назвать [гражданином] горы́ [Афон] святого, который провел здесь более пятидесяти лет¹⁸, причем в такой [тяжелой] духовной борьбе? Если же «родина каждого там, гдѐ он удачлив» (как заметил один из языческих мудрецов¹⁹) — кто̀ из всех [людей] когда-либо достигал или достигнет [чего-то] лучшего, чем благой удел этого мужа, [данный ему] здесь, [на Святой горе́ Афон]? Здесь он [таинственно] соединился²⁰ с Богом и сподобился божественных видений, и более того, скажу обо всём сразу: здесь он превзошел человеческую природу и был изменен поистине божественным изменением (како̀е слово способно передать это чудо?!), преображенный десницей Всевышнего²¹ в вышеприродное [божественное] достоинство. Так вот, он презрел свое отечество и бежал на сию гору, являющуюся на земле горним отечеством, и здесь же окончил многолетнюю жизнь и невидимое для людей [подвижническое] жительство.

6. Посмотри́те [же], какова благоискусность божественной мудрости, и преизобилье попечения Божия о людях, и непреодолимое стремление спасти [нас]. На родине этого дивного отца вновь разразилась война с арабами²². Петр, который, видимо, был вполне обучен военному делу²³, вместе с соплеменниками отправился в бой, и [случилось так, что] был захвачен в плен чужеземцами. Враги увели пленника далеко от родной земли́; и сто́пы его не желают идти вглубь чужой и враждебной страны́. Его заточили в темницу²⁴, откуда невозможно бежать, но́ги его скованы цепями, он мучается от недостатка пи́щи и претерпевает множество невыносимых [лишений]. [Петр] отчаивается, прощается с жизнью²⁵, и наконец обращается к Богу. Он дает обет посвятить свою жизнь Ему Одному, если увидит вольный свет и спасется от обступивших его ужасов. А ка̀к же [решил] Бог, Который одновременно скор [на помощь] и Промыслитель? Он сдерживает [Свою] стремительность²⁶ и позволяет, чтобы страдания продлились дольше, — несомненно, промышляя о том, чтобы просящий укрепился [в своем намерении]. Ибо людям, избавившимся от мучения, свойственно легко пренебрегать данными тогда обетами, если только они не приобрели твердости в таковых²⁷.

7. Что̀ же далее? [Господь] через сновидения подтверждает Петру́ нерушимость Своих обетований и посылает к нему, в сонном виде́нии, великого во иерархах и святых отцах Николая, которого Петр и сам со всею теплотой призывал, ибо знал о его дерзновении пред Богом и почитал его как чудотворца, ибо еще раньше сотворил он в отношении Петра́ множество чудес. Итак, Николай явился ему не один, но два раза, и сильно порицал нерешительность того мужа: ибо и прежде Петр часто давал обет бежать от мiра, но нисколько не стремился исполнить [его] на деле. Поэтому Николай тогда справедливо говорил: «Ты сам не повинуешься, так что я вряд ли смогу убедить [Бога], ходатайствуя перед Ним, дабы Он помогал тебе в будущем²⁸. Но если ты [ныне] покорен мне, — призови [в помощь] некоего другого заступника из тех, кто̀ велик пред Богом, дабы он содействовал мне старанием бо́льшим, чем то, которое я прилагаю ради тебя».

8. Петр же возразил: «Разве есть кто-то более великий, чем ты?» Тот ответил: «Симеон — тот Симеон²⁹, который когда-то давно простер свои старческие ру́ки и поднял сорокадневного предвечного Бога». Дав такой совет, [Николай] стал удаляться и скрылся³⁰. Петр же мгновенно очнулся ото сна, и [с тех пор] имя Симеона не сходило с его уст. И продолжал он взывать, и не отступил в молениях, пока не упал [наземь без сил]. На следующий день Николай вновь предстает [перед ним] и приказывает устремить взор ко святому Симеону. Петр же, быстро оглянувшись, видит весьма сладостное зрелище: величавый и совершенно седой муж, облаченный по древнему закону в одеяние ветхозаветного первосвященника³¹, с достоинством опираясь на золотой посох, кротко и приветливо взирает [на него] и приносит благую весть об освобождении, если только [узник] с усердием будет исполнять данный Богу обет. Когда же Петр охотно подтвердил свое [обещание], Симеон объявил, что тот [может] выйти из узилища и безбоязненно отправиться, куда только ни пожелает. [Петр] же в ответ принялся показывать на оковы вокруг своих ног, говоря, что это повеление никак нельзя [выполнить]. Тогда Богоприимец, спокойно воздев свой великолепный сверкающий посох, концом его касается цепей и без труда рассекает зо́лотом железо, «словно паутину»³², как сказал [некогда пророк Исаия]. И тотчас Петр в одно мгновение стал свободен не только от пут на ногах, но и [оказался за стенами] самой темницы — о чудо! И видит он одного лишь Николая, идущего рядом с ним и убеждающего, что свобода [Петру́] дарована не во сне, но наяву. [Николай] показывает ему и еду́ в дорогу: [Петр видит перед собой] какой-то цветущий сад с разными деревьями и обилием потяжелевших [от спелости] съедобных плодов. Но [проходя] мимо них, [Петр] остерегался их срывать и не отваживался дотронуться до тех плодов, как говорится, «и кончиком пальца». Николай же его опять ободряет и приказывает безбоязненно собирать [плоды]³³. Затем, отправив [получившего свободу узника] в милое [его сердцу] путешествие и напомнив о [данных] обетах, он скрылся из глаз Петра́, и, казалось, оставил его, хотя всегда незримо [ему] сопутствовал.

9. Вот так чудесным образом Петр увидел свет свободы и тотчас, взирая на великого Павла как на образец, решил также не советоваться с «плотью и кровью»³⁴, но поступив верно, всего себя предал Богу, устроившему [его жизнь] со столь великим попечением и призвавшему [его к Себе] столь удивительным образом. С необычайным рвением [Петр] следует [за Ним], не позволяя себе отступить даже на краткое время или удалиться от пути стоп Его. Ибо если кто возвел пристальный взор на солнце, а затем опускает долу, видит всё окутанным сплошной тьмой — так и Петр, устремив пристальный взор души́, то есть ум, в небеса, с легкостью презрел всё: дом, отчизну, родителей, кровных родственников, каких бы то ни было друзей. И всем сказав «прощай», точнее даже, никому не сказав слов прощания³⁵, он весь обратился к единому житию в Боге, и у него была одна лишь забота, превыше любого [другого] де́ла: крепко держаться воли Божией, во всём соделаться Христовым и вместо всего [мiрского] обрести Христа, по Его божественному повелению³⁶.

10. Итак, уязвленный божественной стрелою³⁷, Петр, ничуть не медля, направился в Рим³⁸, дабы там соделаться более совершенным, уже́ открыто облечься в одеяние монаха и исполнить данный им обет. А великий Николай вновь незримо сопутствовал ему и, опередив, прибыл в город раньше и мысленным образом³⁹ явился папе. Папа же восседал, по обычаю тех времен, на высоком троне, будучи человеком высоких достоинств, который [не раз] сподобился неких мысленных видений. Итак, [Николай] поведал ему о Петре́ еще до того, как [папа] его увидел, рассказал о его [жизни] и повелел по прибытии свершить над ним все [необходимые обряды], дабы он присоединился к избравшим уединенное житие. Перечислив приметы, по которым [папа] узна́ет того, о ком была речь, и назвав [его] имя, [святой Николай] прервал видение⁴⁰. А Петр уже́ вошел в город, ничего не ведая о помощи, оказанной ему его покровителем. И собираясь сразу же покинуть столицу, он подошел ко священным вратам [храма]⁴¹ и, опустившись на колени перед божественными иконами, принялся класть поклоны. Папа же тотчас посылает за ним, посвящает его в монашеское житие и облекает в одежду, соответствующую такому образу жизни. Петр, пораженный случившимся (а как могло быть иначе?), возвещает о своей радости Богу и, воздев ру́ки, возносит благодарственные слова́⁴². Благое и честное рвение росло в нём, и с пламенеющим духом он стал искать место, где его намерение осуществилось бы наилучшим образом. Итак, спустившись на побережье, он встретил — несомненно, по промыслу Божию — корабельщиков, которые уже́ снарядились оставить город и намеревались в скором вре́мени покинуть гавань, решив плыть через Крит⁴³ в Азию. И вот вместе с ними он всходит [на корабль], надеясь, что в этом дальнем путешествии он как-то сможет достичь того, что̀ задумал, а вернее [сказать] — и в этом доверившись Господу и [твердо зная], что для людей всё[, происходящее с ними по воле Божией,] полезно и целесообразно.

11. Итак, исполненный этой надежды, во сне [Петр] и видит Приснодеву Матерь Божью⁴⁴ и своего небесного покровителя Николая, который, стоя́ словно слуга, вопрошает Ее кротким и смиренным голосом: «Госпожа, где же Петр найдет пристанище?» Она, выслушав его с радостью, милостиво отвечала: «Есть в Европе гора, самая величественная и прекрасная, обращена она к Ливии и далеко выступает в море. Избрав [гору сию] из всех [пределов] земли́, решила Я дать ее в удел монашествующим и тем освятила как собственное Свое обиталище, и потому наречется она «Святой». И буду Я сражаться на стороне тех, кто̀ на этой [горе́] избирает на всю свою жизнь [себе в удел] битву против общего для всех людей врага. И во всём Я пребуду с ними — Непобедимая Союзница, Предводительница в добрых делах, Хранительница от дел недолжных, Покровительница, Врач и Кормилица, [если] будет нужда в пище или врачевании: как имеющих отношение к плоти и полезных [ей], так и тех, которые возвышают и укрепляют дух, не позволяя отпасть от бла́га. И предстану Я пред Сыном и Богом Моим, дабы молить Его о совершенном отпущении грехов тем, кому довелось праведно окончить здесь жизнь...»

12. Ведаю, что слово сие поистине принесло всем, [кто̀ и внимал ему,] сладостное утешение, ибо оно возвещает о желанном спасении души́ нам и всем благомыслящим. Да и кто̀ же, наделенный разумом, не возрадовался бы великой радостью, когда Матерь Божия соделала невозможное возможным и обещала быть помощницей — не только здесь и в настоящем, но даже и в будущем веке, и не в вещах незначительных, но подавая избавление от тех неизреченных [адских] мучений и наслаждение пречистыми благами? Однако же будем излагать всё по порядку. Когда Пресвятая Богородица [всё] рассказала о Горе́ и в конце добавила, что ему суждено провести там остаток своей жизни, Петр очнулся от сна и встал на молитву, исполненный такой радости, какой не испытывал никогда прежде, с душой будто окрыленной, как несомненно происходило бы с тем, кто̀ сподобился таковых виде́ний и таковых речей.

13. Через несколько дней корабль проходил мимо Крита⁴⁵, а запасы питьевой воды́ и хле́ба на нём кончились. Сам Петр в пище не нуждался, ибо решил с са́мого нача́ла смирять плоть согласно обету. Он проводил целые дни без пи́щи: лишь поздним вечером он съедал [всего] только унцию⁴⁶ хле́ба, а [воду] пил из мо́ря, и то весьма умеренно. А [корабельщики] нуждались в съестных припасах и решили зайти в гавань, чтобы, ступив [на берег], вдоволь запастись ячменной крупой и питьевой водой. Так они и поступили, тем более что один из жителей о́строва был в большой дружбе с кормчим и жил [в деревне] неподалеку от гавани; и тот, сойдя [с корабля], пошел к нему. И видит он неожиданное [зрелище]: [его] друг прикован [болезнью] к постели, а его супруга и дети не сидят рядом с ним, дабы посильно принести облегчение страдающему, но сами борются с жестокой болезнью и уже́ находятся на гра́ни ужасной смерти. [Кормчий] же вспомнил [аскетический] образ жизни Петра́: ибо видно было, что Петр велик в стяжании такой добродетели, которая присуща немногим людям. Он сказал болящему: «Любезный друг, у меня найдется лекарство от [недуга], терзающего тебя и твою семью», — и тотчас же покинул дом. Со всей возможной быстротой⁴⁷ тот человек бежит назад на корабль и молит Петра́ последовать за ним и ради Христа выслушать его просьбу; Петр же сразу ему подчиняется, ибо несомненно, его мысленно побуждал к этому Сам Бог.

14. И вот приходит Петр к той пораженной недугом семье, поднимает всю ее с одра болезни быстрее, чем может выразить слово, и придает ей силы. Ибо [хозяин до́ма] почувствовал облегчение от одного лишь лицезрения дивного отца: [он] пришел в себя и встал [с ложа], а когда припал к ногам исцелившего [его], тотчас стал совершенно здоровым. Затем, поднявшись [с колен], он молит Петра́ поспешить к его детям и супруге, тот же, словно в са́мом деле поднося здоровье в руках, щедро одарил им каждого. И в тот же миг все они поднялись [с одра болезни], невредимые от недуга, и разорвав [путы] страданий, не знали, что̀ бы сделать или сказать Петру́, что̀ соответствовало бы величию его благодеяния. Он же, будучи лишен всякого честолюбия, оставался вовсе безучастным к шуму их похвал, ибо возводил причину случившегося к Богу⁴⁸, и поспешил в обратный путь. Когда после его возвращения на корабль они принесли ему деньги, [Петр] не принял [их], говоря, что за те милости, что̀ сотворил им Господь, не до́лжно благодарить человека, но только Его [Самого́ благодарить] чистой и целомудренной жизнью, удалением от вольных обычаев и житием по Богу, никогда не пренебрегая Его заповедями и не совершая неугодного Ему. [На прощание] Петр сказал: «Ибо [исполняя это и пребывая] с Господом, вы, таким образом, не будете больше нуждаться во врачевании, ведь заведомо будете не подвержены болезни»⁴⁹.

15. Вот так, открыв путь ко благу для их «внутреннего человека»⁵⁰, [Петр] повелел им вернуться домой, а сам вместе со [своими] спутниками продолжал путь. Корабельщики считали добродетель сего мужа причиной своего благополучного плавания при попутном ветре. Они были уверены, что и в будущем останутся целы и днем, и ночью, пока их путешествие не окончится. Они были так настроены и держались этой мысли, как вдруг совершенно неожиданно корабль перестает идти вперед и становится неподвижен, хотя ветер был попутный и порывистый, дувший в корму́. И несмотря на то, что на корабле, как говорится, были распущены все снасти⁵¹, ничто не могло нарушить его неподвижность. Тогда моряки па́ли духом и самих их чуть было не охватило такое же оцепенение: во-первых, от изумления, а во-вторых — от невозможности что-либо сделать. Настолько необычным было это происшествие. Божественный Петр, поднявшись с [ме́ста], где сидел в молчании, и оглядевшись вокруг, спрашивает, ка̀к называется виднеющаяся вдали гора. Узнав, что это и есть [гора] Афон, он понял причину, по которой корабль не трогался с ме́ста, и объявил ее [корабельщикам]. «Здесь, — молвил он, — до́лжно по Божией воле мне провести остаток жизни». Он велел рулевому направить корабль левее прямо к [видневшемуся] бе́регу, тот же ничуть не медля исполнил приказание, и сразу же корабль освободился от [невидимых] оков и поплыл с еще большей легкостью.

16. Разве могло не охватить всех [видевших это] крайнее изумление? Ка̀к получается, что пригодная для плавания природа [мо́ря] — само неотъемлемое качество морских вод стремительно двигаться и поддерживать корабли, — которая раньше позволяла скользить по своей поверхности подгоняемым порывами ветров кораблям, теперь изменила своему естеству, приобретя взамен противоположную сущность, и стала удерживать корабль на месте, словно суша? Ка̀к оказалось возможным, что стремительный ветер, движущийся в пространстве с большей легкостью, нежели вода, постепенно ослабел и не увлекал корабль своей [для всех] очевидной силой, хотя на пути корабля не стояло никакой серьезной преграды? И то, что текучие [во́ды] мо́ря соделались твердыми как земля, достойно быть прославленным как чудо не менее, чем расступившееся море, явившее землю⁵². Поистине, [чудо] сие достойно того, чтобы чтить его вместе с чудесами ветхозаветных времен, и повествовать о нём не меньше, чем о тех, и прославлять за него Бога, для Которого совершенно осуществимо всё, что̀ бы Он ни задумал.

17. Итак, корабль пристал к земле, и спутники Петра́ по плаванью высадили благородного [мужа] у подножия горы́, заливаясь слезами. Он же принялся утешать их, по неразумию своему пришедших в совершенное уныние, и предсказал им безопасное плавание и успешное достижение [цели]. И они отправились [дальше] с добрыми надеждами, а он с трудом стал подниматься туда, где [до него] никто не ступал, и взошел на гору, и проник в места́, путь в которые обычному человеку закрыт⁵³. Всего себя вверив Богу, к Которому одному устремился и ради Которого обещал жить, — это он исполнял усердно, — [он] не только не вкушал почти ничего из того, что̀ питает и поддерживает человеческую природу, и в такой доле «мало чѐм уступал ангелам»⁵⁴, но нагой и под открытым небом много страдал от хо́лода и от жары́, от стужи, сне́га и дождя — о [невероятное] терпение!⁵⁵ Ведь муж этот, будучи разумным⁵⁶, понимал, ка̀к [в человеке естество] соединяется с перстным⁵⁷: что это соединение отягощает ум и, увлекая его к земле, не позволяет достичь жительства на Небесах. Именно так, перенося всяческие лишения и питаясь [лишь] растущими там травами, [да и то] весьма малым количеством, он в высшей степени изнурил плоть и достиг достохвального сосредоточения ума⁵⁸. Сердце свое, благодаря тщательному упражнению в исихи́и, он соделал совершенной божественной колесницей⁵⁹, новым небом и обителью Бога более приятной, чем само небо. А это означало, говоря кратко, что ум его возвратился к самому́ себе⁶⁰ и стал единодушен с самим собой⁶¹, и даже, как ни удивительно это звучит, все силы души́ возвратились⁶² к уму и действовали согласно и ему, и Богу.

18. В точности выразить дальнейшее невозможно. Ибо когда ум удалится от всего чувственного⁶³, вынырнет из водоворота смятения, который кружится вокруг чувственного, и вглядится⁶⁴ во «внутреннего человека», — тогда, узрев отвратительный грим⁶⁵, приставший [к нему] из-за блуждания долу, спешит смыть его скорбью. А как только это безобразное покрывало сдернуто, — именно тогда, когда душа́ не разрываема различными низкими привязанностями, — ум вряд ли успокаивается, нет, он воистину соединяется с исихи́ей, пребывает наедине с собой, и, насколько это вмещает, считает сам себя, вернее [себя] выше себя, — Богом, ради Которого существует. Когда же он превзойдет и собственную природу и обо́жится через приобщение [к Богу], тогда постоянно будет совершенствоваться в еще более прекрасном — правда, только в том случае, если ум со всех сторон оградил себя, и если ниоткуда не удается подступиться к нему изначальному виновнику зла, чтобы этот последний, проникнув [внутрь] и найдя ум выметенным, не остался в душе́ [человека] со своими приспешниками и не сделал ее — увы! — лагерем для лукавого своего во́йска: и будет, по слову Евангелия, «последнее для человека того хуже первого»⁶⁶.

19. Но пусть такого не случается вовсе! Ибо когда ум, как показало предыдущее слово, изгонит всякую живущую в нём страсть, стяжает для души́ бесстрастие, полностью возвратив к себе не только сам себя, но и все прочие душевные силы, — он извергает всё извне приобретенное им⁶⁷ из своей сердцевины. И вот тогда ум устремляет всё, что̀ было в нём дурного⁶⁸, к тому́, что̀ более совершенно, а вернее, к тому́, что̀ совершеннее всего и причастно лучшему уделу, дабы не только превзойти материальную дво́ицу⁶⁹, но и подняться к умозрительным и совершенно отрешенным от [всякого] представления мыслям. Богоугодно и боголюбиво совлекши все свои одеяния, он, согласно Писанию, «нем и безмолвен»⁷⁰ предстает перед Богом. В этот миг закон материи сдерживается умом, и ум в полной безопасности ваяется как вышнее создание, ибо не стучится более к уму никакая страсть, так как полученная извне благодать всего его настраивает на лучший лад. Поэтому причастный к стольким благам ум и на соединенное с ним тело переносит многие признаки божественной красоты́, будучи посредником между божественной благодатью и грубостью плоти и делая возможным невозможное.

20. Отсюда происходит боговидный и непревзойденный на́вык к добродетели и совершенная непреклонность или неудобопреклонность к пороку, а также чудотворение, прозорливость и прови́дение, и [дар] рассказывать о том, что̀ происходит где-то далеко, как о том, что̀ происходит на глазах [у повествующего]. Однако поистине превыше всего то̀, что все эти [дары] не являются целью тех блаженных людей, но, как если кто посмотрит на солнечный луч и различит взвешенные в воздухе частицы, хотя вовсе не они являются целью для смотрящего, так и блаженные, общаясь в чистоте с божественными лучами⁷¹, — которым по природе свойственно откровение обо всём, — попутно получают сверх того истинное знание не только о настоящем или прошлом, но даже о будущем. Цель же для них, как говорят монахи, — сверхсовершенное совершенство⁷², то есть истинная исихи́я, вернее, плод истинной исихи́и, о котором мы уже́ говорили. А плод этот — вещь труднопостижимая, трудновыразимая и труднодостижимая, и хотя выходит за пределы нашей темы, тем не менее, она заставила нас мельком дать понять о том, что̀ выше нас.

21. Итак, сей Петр, обладавший истинно великим умом, осознав то, к чему он призван, по поговорке, устремился к нему со всей возможной быстротой⁷³. И было это не изобилие дарований, избега́й такого [помысла]. Великий никогда бы не прельстился лакомиться дарованиями, ибо, как показало слово, не подобает это познавшим путь исихи́и. Но уступал он место благодати Божией, дабы она подготовила внутреннего человека к тому́, чтобы тот смог вместить благодать и благорасположить к Первообразу ту свою древнюю и дивно расцветающую красоту⁷⁴. Избрав это, он, по слову Псалмопевца, «положил восхождения в сердце своем»⁷⁵. Но что̀ же замышляет отец зависти, сама бездна коварства, добровольно бегущий всякого бла́га, вершитель или предводитель всякого зла (а вернее, и тот, и другой), первый отступник, склонивший первого человека к отступлению от Бога? И ка̀к он использует свое [лукавство] против души́ праведника? Коварно, но при этом осторожно, как ему и свойственно. Ибо замечает он, что великий человек стал, как говорится, «неуязвим для его стрел»⁷⁶ благодаря бегству от мiра и его наслаждений, через которые лукавый обычно похищает более низменные ду́ши. Ведь поэтому святой сподобился божественнейших видений⁷⁷ и подступил к са́мому совершенному не только в сновидении, через духовное воображение (которое философия обычно называет «колесницей разумной души́»⁷⁸), но превзошел уже́ и само́ воображение. Он в чистоте приближался к осязанию невещественного и непостижимым образом был просвещен светом «от гор вечных»⁷⁹, согласно речению Давида, и сей Горе́ [Афонской] передал отблеск того света, мрак же оставил вовне⁸⁰. А тот (лукавый), будучи противником света, не мог этого выносить, ибо из-за своего дурного произволения отпал от Бога. Но самым невыносимым для него было то, что Петр, даже влача с собой бремя телесной оболочки, не только поднялся из низин горе́, но «избрал высшую и лучшую часть»⁸¹, а тому́ [мраку] так и осталась низшая доля.

22. Исполнившись зависти, [диавол] старается устрашить и изгнать [святого] искушениями. Первое же из искушений кажется смешным, и даже достойным осмеяния! Ибо на одиночку, истощенного длительным посто́м, лишенного не то что оружия, но даже необходимой одежды, у которого все части те́ла от самых разных страданий были подвержены какому-то ужасному истечению гноя, на него одного — нагого, безоружного, обессиленного — [лукавый] дерзко устремился в облике и одеянии полководца, будто бы ведя за собой полчища лучников и выкрикивая [грозные] приказания. И [он] вошел в пещеру⁸², в которой тогда пребывал святой, вызывая его на бой. Тогда вся эта безумная армия [диавольских] сопутников словно двинулась на пещеру, наполняя окрестности грохотом, швыряя друг другу самые огромные из лежащих вокруг глыб, вырывая [с корнями] и разламывая деревья.

23. А этот великий [муж], устрашившись, приступил к Богу в молитве из [глубины́] души́ и неотступно устремил к Нему мысленный взор. Лукавый же, ни минуты не в силах вынести это, тотчас сделался невидим. А спустя некоторое время он обратил всё свое войско в [ядовитых] змей и, пресмыкаясь, ринулся [на святого], приняв обличие, не схожее с другими [демонами]. Он взвился над землей, невероятный по величине и ужасный видом, совершенно уподобившись дракону⁸³. Высоко поднимая шею, казалось, он метал и́скры из очей, дышал пламенем, раздувая ще́ки, и шевелил кровавым языком, который точился из па́сти, словно переполненный смертоносным ядом. Устремившись на Петра́, как порыв ве́тра, [дракон] издали грозил схватить и поглотить этого бесстрашного [мужа].

24. Но так как Петр не удостоил его даже взглядом и держал длани прямо воздетыми к небу⁸⁴, этот мысленный Амалик⁸⁵ вновь оказался побежден и оттеснен, и отступление его было более стремительным, чем нападение. И охватило злого духа⁸⁶ отчаяние, ибо вышло совершенно противоположное тому́, что̀ он задумал: ведь он пытался ослабить постоянную осторожность ума⁸⁷ [того] благородного [мужа], напряженность и высокий полет его молитвы, и тем самым найти [в нём] какое-нибудь уязвимое место. Но [вместо этого он] внушает Петру́, напротив, еще более пылкое рвение и, вопреки своей воле, сплетает [ему] прекрасные венцы [победителя]. Мне же, исследующему ныне образ жизни⁸⁸ этого мужа, вполне допустимо считать, что он не уступает тем, кто̀ принял на себя подвиг мученичества. Они, чтобы не отречься от поклонения [истинному] Богу, вынужденно претерпевали все [мучения]. [Петр] же, не уступая им в стойкости, переносил все нападения [врага] добровольно, дабы не отдалять от Бога ума [своего] даже на краткое время. Если он счел необходимым выдержать [столь] тяжкое состязание по ничтожной причине, чего бы только не претерпел он с радостью, если бы оказался в великих обстояниях?

25. Таким образом он и в мирное время, и в войне [с бесами] наверняка не уступал непрестанным воспевателям⁸⁹ Божиим в ревностном занятии молитвами. А непрестанный противник добродетели, удрученный своей неудачей, тем временем стал метать в подвижника острейшие жала своей зависти (ибо известно, что при неудаче зависть еще более усиливается). С еще большей силой [диавол] восстае́т для отмщения и, потерпев неудачу в открытом нападении, решает прибегнуть к хитрости. Итак, он задумывает устроить ловушку для этого благородного [мужа]: ведь некогда он сумел хитростью сильно [навредить] роду человеческому и, обманув прародителей, можно сказать, с корнем вырвал человечество [из Рая] и низвел [на бренную землю]. Но никакая дочь Евы не могла теперь подойти [к Петру́]: ибо тот, за кого идет война, совершенно отрекся от облика женщин⁹⁰. И бессмысленно ему было подполза́ть к Петру́ в облике зме́я, льстить, и околдовывать, и давать советы, веду́щие к злой погибели. Но чтобы разыгранное им [представление] было правдоподобным, [лукавый] притворился одним из слуг [Петра́] в [его мiрской] жизни и подходит [к нему] с плачем, заставляя вспомнить родителей, братьев, и всех бывших с ним в родстве, и лучших друзей, и тех соседей, кто̀ был ему близок. [Диавол] наговаривает, что на родине все плачут о [Петре́] от ма́ла до вели́ка: ведь [диавол] — главный виновник и самый искусный выдумщик подобных [нелепостей].

26. И говорит [слуга Петру́]: «Ты ведь не забыл и всех [своих] сверстников, и тех, кто̀ в преклонных лета́х. Пока жил с ними, ты был для них причиной всех радостей и [служил] примером всякого бла́га. Ныне же, поселившись [здесь], из-за долгого отсутствия ты стал [для них] причиной нескончаемой ско́рби. И ведь наверняка [тебя] по справедливости сильно печалит то, что чада не успели насладиться твоим [духовным] совершенством, а равно и то, что ты не оставил себе в жизни никого, кто̀ будет вспоминать о тебе как об изобилующем добродетелями. На что̀ же ты рассчитываешь, — продолжает [искуситель], — любезный хозяин мой, что так влюбился в одиночество и без оглядки убежал от людей? [Зачем] ты предпочитаешь им диких зверей, и блуждаешь по зловещим чащам, и входишь [под своды] этих тлетворных пещер, и живешь по соседству с логовами [животных], рядом с ядовитыми [тварями]⁹¹? Неужели ты скажешь, что ради того, чтобы жить по Богу? Но ка̀к же тогда Авраам⁹² провел богоугодно жизнь среди людей? И неужто пребывание среди людей осквернило его детей и потомков — и, если хочешь, его предков, которые предпочли жить ради Бога, а не ради наслаждений? И разве не наставили они тогда многих к добродетели своим примером, разве не оставались они всю свою долгую жизнь стойкими в духовной борьбе, и не было у них [немало] свидетелей тому́, что [они] подвизались превосходно? Разве они не бессмертны и ныне, разве не свободны от власти старения, внушая всем ревностное стремление к благу? Они остаются молодыми в века́х, ибо люди ревностно подражают им, и не рвется нить нетленной преемственности⁹³. Ты же в безвестности окончишь здесь свою жизнь, и все старания твои пропадут втуне, ибо не пойдут на пользу ни современникам, ни потомкам. Ибо согласно боговещанному слову — «так да воссияет свет ваш пред людьми»⁹⁴ — всякий совершивший что-либо доброе, но не явивший это мiру, словно бы и не совершал такового. [Он] не приносит пользы [мiру], не побуждает к подражанию, но только причиняет вред тем, кто̀ мог бы стать лучше, и [за это] справедливо в будущем понесет наказание.

27. Если же ты считаешь, что следуешь законам Новой Благодати⁹⁵ и отказываешься возвращаться, основываясь на них, — я и из этих самых законов приведу то, что̀ будет тебе на пользу, и покажу целесообразность [иного о́браза жизни], и выскажу мысль, к которой сам пришел прямо сейчас. Ибо я поселился в твоем доме не вчера, но с рождения являюсь самым верным из твоих рабов, горячо тебя люблю и забочусь о тебе, как и сам ты можешь подтвердить⁹⁶. Объясни-ка теперь, господин, кому ты здесь угождаешь?! Не пренебрегаешь ли ты заповедью, говорящей: «каждый да угождает ближнему»⁹⁷? Почему ты так уверен, будто угождаешь здесь Богу, если стремишься [к выгоде] только для себя, забыв о том, что «никто да не ищет своей пользы, но пользы другого»⁹⁸? Ка̀к же ты оправдаешься, если для тебя ничего не значит не только спасение людей, через тебя [подаваемое им], но и твое собственное спасение, которое, словно по кру́гу, перейдет к тебе от спасенных тобой, — согласно сказанному в Писании: «и если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста»⁹⁹, и еще «обративший грешника с ложного пути его, [...] покроет множество грехов»¹⁰⁰?

28. Лукавый, будучи сведущ в Писаниях, произносил пространные речи и со всех сторон осаждал [святого], словно в тот миг представлял перед благородным мужем древо [познания] добра́ и зла и коварно пытался изгнать [его] из рая исихи́и¹⁰¹. Но Петр раскрыл низкий обман и прекрасно разгадал хитрость и вероломство [врага]: ему хватило одного сло́ва, и силой [молитвы] сила диавола была уничтожена. Возвысив голос, он на́чал призывать на помощь против коварного врага Богородицу, Которая является для нас причиной восхождения к лучшему. Диавол, осознав, что он изобличен, тут же сделался невидимым, сбросив маску притворства, а взамен оной, как тому́ и следовало быть, надев маску позора: ибо побоялся он открытого поединка и попытался украсть победу хитростью. Будучи изобличен, в первом же [бою́ он] потерпел поражение и, вопреки своей воле, с позором удалился с ме́ста [сражения] — и бежав, передал победу своим соперникам¹⁰², которые без труда, одним лишь благоразумием, обрели для себя венец победы над ним.

29. Вот так сей Петр, преисполненный благоразумия и рассудительности, в одном лишь поединке представил очевидные доказательства всяческой добродетели: так что лукавый сразу убедился на собственном опыте, что подвижник хорошо знает обо всех его уловках. Ибо тот, кто̀ стяжал проницательность ума и рассудительность, ясно видит засаду диавола и ни в малейшей степени не увлекается хитроумностью [диавольского] коварства. Когда враг приятными [душе́] речами словно предложил [святому] приманку, которая могла смягчить суровость отшельнической жизни и звала к передышке в мiру, — [Петр] выказал [к ней] полное презрение, избрав себе жизнь, полную трудов и лишений, и одновременно доказал этим, что непрерывно совершенствуется в целомудрии, и показал душевное мужество. Поистине, отогнав от себя лукавого, коварно внушающего эту беззаконную мысль, он отдает себя в послушание Богу — своему Владыке и Создателю по природе¹⁰³ и за праведность стяжает себе по праву [немалую] славу.

30. Однако тот, кто никогда не примирится с каким бы то ни было бла́гом, решил, что не следует [Петру́] оставаться в исихи́и. О безрассудность! Диавол, словно младенец, не научился, ка̀к говорится, «на горьком опыте». А лучше [сказать]: о безумие! Ибо именно [безумие] надменно раздувается пустыми надеждами и навевает тщетные грёзы о будущей победе тому́, кто̀ был на деле посрамлен. Но не таков служитель Божий Петр, явно увенчанный столь великими добродетелями и трофеями [побед]: напротив, он возводил всё к Богу и, призывая Его помощь, был спокоен за то, что̀ будет впереди. Он был уже́ настолько защищен своим смирением, что из-за пришедшей к нему победы ничуть не повреждался относительно помыслов, но с непостыжимой надеждой готовился к новому искушению. И он, ка̀к покажет дальнейшее повествование, окажется во много раз сильнее этого [искушения].

31. Ибо [диавол] — более многоликий¹⁰⁴, чем Протей¹⁰⁵, многоглавая гидра¹⁰⁶, чрезвычайно изобретательный в прельщении, отчаялся повредить [Петру́] каким-то иным образом. Увидев, что сей муж преуспел во всякой добродетели, что его жительство совершенно, недостижимо высоко и необычно, он понадеялся из самой этой высоты́ похитить его нерасхитимое [духовное] сокровище¹⁰⁷. Итак, [враг], из-за своей надменности ставший свету чужим и жалким образом переметнувшийся ко тьме, дабы выставить на такое же посмешище Петра́, принимает на себя облик света и «притворяется ангелом света»¹⁰⁸, и приступает к святому, пытаясь собственным ложным сиянием погасить светильник, зажженный от истинного и первого Света¹⁰⁹. Подойдя к пещере, он не решился беседовать с [подвижником] лицом к лицу, опасаясь его наипроницательнейшего взора, но, встав снаружи, на́чал беседу через вход в пещеру, уповая на [мнимую] прелесть [своих] речей. Итак, поприветствовав издали преподобного, он обратился [к нему]: «Мужайся и крепись, Петр». Когда же тот оглянулся и спросил, кто̀ и откуда приветствовавший [его], [лукавый] ответил: «Я — архистратиг славы Господней, и пришел к тебе, дабы показать сокровенное воздаяние на небесах для тех, кто̀ пребывал в трудах до этого дня, а вместе с тем и научить тебя, что̀ тебе надлежит делать в будущем».

32. Так вот, будь уверен, что ты, превзошедший в аскезе и стойкости всех бывших до тебя, по заслугам достигнешь и бо́льших наград. Ибо пости́тся [пророк] Илия — но всего лишь со́рок дней¹¹⁰, ты же, пребывая здесь, уже́ седьмой год не вкушаешь людской пи́щи. Чудесным образом [пророк Божий] Даниил жил мирно с дикими зверями¹¹¹, но немногими и недолго, тебе же повинуются многие звери и уже́ долгое время. А если кто̀ будет удивляться стойкости Иова¹¹², — так ведь наваждение было ему против его желания, а ты не отступил от Бога, оставаясь по доброй воле [в местах], совершенно непригодных для обитания, и подвергаясь многообразным и самым коварным искушениям. Остался тебе один [подвиг]: обитая с людьми, сделать их лучше и, отторгнув от персти, сделать их гражданами небес¹¹³, взирая как на образец на Христа, от Которого я сам только что спустился вниз. [Ибо] после пребывания на высотах¹¹⁴ в [духовном] борении Он возвратился к толпам людским и в беседе изложил спасительные законы. Если же ты подозреваешь, что я пришел не от Бога, я покажу тебе явное свидетельство того, что был послан Им. Ибо Давид, толкующий нам Его чудные деяния, говорит, обращаясь к Самому́ Богу: «Ты иссушил еси́ ре́ки Ифамския»¹¹⁵ — то есть, [ре́ки] неиссыхающие, в давние времена разлившиеся в половодье. А в друго́м месте псалмов: «Положил есть источники вод в пустыню, и источники вод в жажду, от злобы живущих на ней»¹¹⁶. А поскольку Богу не угодно, чтобы ты жил здесь долее, — [вот], по Его приказанию, исполняемому через меня, протекающий неподалеку поток иссяк». Ибо изощренный в таких помыслах злой дух призвал на помощь другого лукавого духа и заранее преградил путь воде.

33. Изобретатель порока против своей воли восхвалил добродетель: он произносил свою речь настолько убедительно, насколько мог, мешая мёд с ядом, и чтобы ему поверили, указал на якобы высохший источник. Но ему не удалось обмануть великого мужа относительно своей сущности. Так же и медь [в сплаве], приобретая напоминающий золото цвет, будучи поднесена к лидийскому камню¹¹⁷, не остается неузнанной, а для божественного Петра́ безошибочным пробным камнем стало очищенное [пылким] устремлением к Богу «око души́»¹¹⁸. Разгадав, что всё это разыграно [диаволом], он смирением своим мгновенно низвергает высокомерного [духа] и немногими словами далеко отстраняет от себя обманщика, говоря: «Я недостоин явления ангела¹¹⁹. Да и ка̀к может быть иначе, если я бежал от людей и буду избегать их до конца жизни, осознавая, что недостоин жить с ними, поскольку являюсь самым негодным из них и самым ничтожным, и не человеком¹²⁰ согласно словам пророка?»

34. Итак, тот, кто̀ по слову Апостола¹²¹ осужден за собственную гордыню, будучи [не в состоянии] вынести совершенно враждебное ему смирение святого, со всей поспешностью принял свой прежний вид и удалился. А Бог, смиренным подающий благодать, прибавил Петру́ обильной благодати и не только сберегал ее впрок, но уже́ в этой жизни давал [благодать] как залог того, что̀ уготовано ему [в вечности]. Ибо с этого вре́мени великий по достоинствам муж проводил жизнь [тихо], не подвергаясь оскорблениям [лукавого]. Как вершины высочайших гор испытывают меньший натиск ветров благодаря тому́, что вокруг них со всех сторон движется [поток] воздуха, который оказывается более плотным, нежели порывы ветров, образующихся внизу, — точно так же и Петр теперь поднялся словно на пик всех добродетелей, — смирение. Он дышал благодатями¹²² вышнего Духа и был овеваем ими, а потому полчища лукавых ду́хов остались где-то далеко внизу, изгнанными, а крылья их «растаяли словно воск» от божественного огня¹²³, подобно тому́, как в мифе изобретение¹²⁴ Икара¹²⁵ было уничтожено исполненными великого жа́ра прикосновениями солнца.

35. Ибо дуновение Божественного Духа вне сомнения изгоняет злые силы, и приводит с собой добродетельных служителей¹²⁶, и посылает ангела в определенные дни питать хлебом живущего на этой земле, так же как питает горних служителей. Так [пророку] Илие служил во́рон¹²⁷ — птица, ненавидящая [свое] потомство, [и], как говорят, символ того, кто̀ без снисхождения обличает соплеменников¹²⁸. А Петру́, веду́щему ангельское жительство, доставлял [пропитание] ангел, ангел в подлинном облике¹²⁹. Он дает вкусить преславному манны, то есть пи́щи, имеющей собственную природу, но способной принимать различные [виды]: изменяющей вкусовые свойства в зависимости от желания принимающего ее¹³⁰. Великий муж жил как в раю и в избранном месте земли́, выказывая лишь малые признаки общности с дольним и земным: он вел жизнь без имущества, без печалей, без забот, а главное — без пустых измышлений¹³¹, через безыскусные «устремления ума»¹³² веселясь и услаждаясь ежедневными умными созерцаниями.

36. И вот таким образом он счастливо провел со́рок шесть лет¹³³, живя только для Бога, и только на Него взирая, и только Им будучи питаем, и только Им видим. А после этого «на закате жизни»¹³⁴ — по всемогущему промыслу лишь одному человеку довелось узреть его. Им был охотник: во время охоты, когда он блуждал среди зарослей и, хорошо зная свое дело¹³⁵, тщательнейшим образом осматривал лес в надежде на добычу, перед его глазами проскочила оленуха¹³⁶, прекрасная видом и способная зачаровать ду́шу охотника и побудить к преследованию¹³⁷, ибо была она весьма крупной и тучной. Итак, стремительно выскочив перед ним откуда-то из рощи, она помчалась вперед, то скрываясь за деревьями, то выбегая на тропу, и, постоянно ускользая, двигалась перед тем страстным охотником¹³⁸ на расстоянии не столь близком, чтобы можно было схватить [ее] руками или попасть стрелой, но и не так далеко, чтобы казалось невозможным ее поймать¹³⁹. Вот так оленуха почти весь день убега́ла, а он преследовал ее — вернее, поведаю вам истину, она указывала дорогу, а он следовал за ней. Ибо она подошла к преподобному, приведя [за собой] человека, который безудержно устремлялся вперед, не сводя [с нее] глаз и умом прилепившись к добыче¹⁴⁰. Затем, внезапно увидев совершенно седого человека, страшно худого, грязного, совсем иссохшего, лишенного всякого покрова, [охотник] в крайнем испуге тотчас обратился в бегство. В са́мом деле, неожиданное зрелище в пустынном месте даже если и не вызывает сильного страха, способно смутить ду́шу мужа и лишить силы воли.

37. И вот, когда [охотник], уязвленный стрекалом страха¹⁴¹, обратился вспять, человек Божий громко вскричал: «Человек, я и сам — человек! Так наберись же смелости и, прекратив бегство, не робей вернуться к нам¹⁴², ибо Бог, верно, послал тебя сюда, дабы сегодня ты выслушал [рассказ] о моей жизни». И в са́мом деле, охотник, услышав сие восклицание, пришел в себя и затем [подошел] к преподобному. Подробно, с мольбой, он расспросил о его жизни и таким образом [всё] узнал [о ней] с нача́ла и до конца: о причине [его] порыва к лучшему, о следствии этого порыва, путешествии и восхождении на Гору, об искушениях от лукавого и трофеях [победы] над ним, о множестве благодатей от Бога. Впоследствии, вернувшись туда, где мог быть всеми услышан — то есть в свой дом — [охотник] передает этот спасительный рассказ и другим [людям]. Именно это повествование передавалось [из уст в уста] и переходило от отцов к детям, подобно некоему ценному наследству (а кто-то его сразу записал), пока [оно] не дошло и до нас [нам же] на бла́го. [И по сей день] живет оно в памяти [людей] и его благотворная сила не ослабевает, являя всем [нам] пример всякого бла́га, совершенно безошибочный образец [праведной] жизни и идеальное нача́ло¹⁴³ всякой добродетели, не смешанное с каким-либо пороком¹⁴⁴.

38. Мое слово близко к завершению, а я замечаю, что обошел молчанием многое, о чём необходимо поведать. Я достойно завершу повествование, прибавив к нему несколько [рассказов] о том, что̀ случилось с дивным [мужем] после его переселения к Богу. Итак, вернемся немного назад. Тот охотник, поняв, что перед ним человек Божий, на́чал с ним беседу и по ней узнал, что это истинный человек Божий, и больше того, — не в наших силах рассуждать об этом, — есть действительно ангел Божий, созерцатель небес, посвященный в их таинства. Охотник поступил не как Авраам, который в древности отдал десятую часть своего имущества [Богу] после встречи с Мелхиседеком¹⁴⁵, и не пообещал принести часть от накопленных до́ма богатств или раздать половину имущества нищим, по примеру Закхея¹⁴⁶. Решил он отдать всего себя Богу и по Богу живущему мужу, почитая за вред возвращаться [домой], не помышляя даже и отлучаться от святого. «Теперь, — молвил он, — о божественный наставник¹⁴⁷, я прошу о такой твоей милости: прими меня в совместное жительство, чтобы, подчинившись тебе как учителю, я и сам впредь вел жизнь, во всём согласную с Божией волей, и смог избежать различных козней ду́хов злобы и достигнуть Самого́ Бога, Который является отдохновением для всех, кто̀ праведно прожил свою жизнь. Ибо Он побуждает всех обращаться к Нему, возвещает свободу от тяжких трудов¹⁴⁸ и милостиво принимает всех приходящих к Нему¹⁴⁹, удостаивая их того, что̀ выше всякого чаяния. Итак, будь и в этом подражателем Владыки, и не презирай ни в чём моего ничтожества. Ибо для меня невыносимо будет удалиться от твоего божественного лика, человек Божий. Ведь если я всё-таки разлучусь с тобой, жизнь моя без сомнения станет несносной и пустой, как если бы я мог распоряжаться сокровищем, более ценным, чем вся земля¹⁵⁰, а затем добровольно отказался от него, [навеки] лишив себя прекрасного обладания им».

39. Но сей Петр, видящий и далекое, ответил: «Нет-нет, послушай ты меня, не будь скор на решения. Ведь у тебя до́ма остались жена и родственники, вверенные твоему [попечению], к тому́ же тебе принадлежит большое состояние, достаточное для того, чтобы досыта накормить многих бедняков. Итак, послушай меня, любезное чадо: вернись [домой] и стань помощником в бедности для тех, кто̀ ею безжалостно угнетаем, и не переставай раздавать свое имущество до тех пор, пока и сам не окажешься столь же [беден]. Именно тогда, делая добро́, ты одновременно возложишь на шею [свою] иго Христово¹⁵¹, ибо Сам Христос сказал: "Нищие благовествуют"¹⁵². Внимай же себе¹⁵³ и, отстранившись, насколько это в твоих силах, от земных удовольствий и забот, сохраняй в своем сердце твердой память о Боге, словно записав попечение об имени Его в тайниках своей души́, и каждый день и час читай божественные книги и поучения. И если ты так проведешь целый год и обретешь ревность возвратиться ко мне, тогда со всею ясностью позна́ешь волю Божию о себе».

40. Сказав это и помолившись, великий муж прекращает беседу и прощается с охотником. А тот вернулся домой и после истечения назначенного срока вместе со своим братом, одержимым бесами, и двумя некими монахами на лодке отправился к преподобному. И вот, причалив туда, откуда, как он знал, можно было прямиком пройти вглубь горы́ к месту, где он встретил благородного мужа, [охотник] высадился на берег вместе со спутниками по плаванию и отправился через предгорье по тропе к [преподобному]. Он шагает, опережая других, — ибо душа́, которую подгоняют стрекала любви, едва ли не насыщена [само́й] стремительностью к предмету обожания, пусть даже и не окрылена¹⁵⁴, — и таким образом, благодаря своему горячему рвению, намного опережает спутников. Достигнув вожделенного ме́ста, [он] окидывает [его] зорким взглядом и видит лежащее совершенно благообразно мертвое тело великого [мужа], ибо дух [его] уже́ отошел и преселился к Господину духовной природы¹⁵⁵.

41. Итак, сраженный этим горестным зрелищем, словно некой стрелой, он принялся испускать горестные вопли, ударять [себя] в грудь, рыдая, стеная и сетуя: «Что̀ будет со мною, несчастным? Обманулся я в [своих] надеждах, похитили у меня мое сокровище, лишился я своего спасения и к несчастью навсегда потерял чаемое мною духовное богатство». Ведь у него еще не было случая убедиться в том, что преподобный даже после смерти является великим богатством, тем сокровищем, которое обогащает¹⁵⁶ счастливых обладателей. Немного погодя подошел и тот одержимый бесами (брат охотника) в сопровождении монахов: он сразу же стал дрожать и кружиться, всё тело [его] затряслось, он отчаянно махал руками, дергал ногами, страшно и не по-человечески вращал глазами и скрежетал зубами, извергая [из уст своих] непристойные речи и нестройные звуки. Скопившийся [в легких] воздух не находил выхода, приводя в беспорядочное движение части [его] те́ла, а так как в мозге образовалось неупорядоченное смешение флегм, то под действием вселившегося туда и смешавшегося с ним духа из уст извергалась [обильная] пена¹⁵⁷.

42. И когда бесноватый — увы! — находился в таком плачевном состоянии, поселившийся в нём дух стал произносить через него слова́ и обращаться к мертвому телу преподобного, словно оно еще было связано с его блаженной душой: «Разве ты не пресытился трофеями победы надо мной, о ненасытный? Уже́ пятьдесят три го́да ты неотступно побиваешь, преследуешь и изгоняешь нас без пощады. Сам же ты перед пущенными нами стрелами стоял, словно камень адамант, ибо из-за сходства с ним ты носишь имя "Петр"¹⁵⁸. Даже теперь, несмотря на то, что ты обретаешься вне мiра людей, тебе всё мало, и ты изгоняешь меня и из этого ничтожнейшего человека, к которому я прежде проложил немало доро́г и с трудом нашел лазейку, проник и ныне обитаю в нём. Но я ни за что̀ не буду повиноваться [тебе] и не выйду, оставив едва ли не единственное удобное мне прибежище».

43. После этого — о чудо! — распростертый на земле совлек с себя свойственный покойникам бледно-желтый оттенок лица́ и на глазах у стоя́щих рядом сменил его на светящийся жизнью. Бес покидал тело бесноватого, исходя из его уст, словно дым. О случившемся можно сказать, немного изменив слова́ Давида: «Когда возрадовался праведный (ибо изменение оттенка [лица́] было вестью именно об этом), исчез враг Божий, как дым»¹⁵⁹. Что̀ из нынешних или прошлых [событий] может быть величественнее этих строк, повествующих о чуде? Мертвых действительно воскрешали и некоторые из древних: тот самый Илия, а за ним — Елисей, которому Илия передал в удел благодать вдвое бо́льшую своей, но самого́ себя не вернул к жизни никто, кроме Христа. Подобного удостоился и [Петр], достигнув по благодати Христовой бесстрастного жительства и чудотворений. Если сравнить всех испытавших благодать чудотворений, то будет понятно, что избавление от беса для человека желаннее, чем возвращение к жизни настолько, насколько одержимость бесом ненавистнее смерти.

44. Охотник, конечно же, перешел от ско́рби к ликованию, и вместе с братом, к которому вернулся здравый ум, и двумя монахами, бывшими его спутниками, благоговейно¹⁶⁰ поместил тело преподобного в лодку и отправился в обратное плавание вдоль стороны́ горы́, обращенной на север. Итак, вначале лодку влек [вперед] попутный ветер, но оказавшись напротив какого-то монастыря¹⁶¹, она остановилась, словно утес, хотя ни встречный ветер не поднялся, ни попутный не только не исчез, но даже нисколько не ослаб. [Сидящие в лодке] гребли что было сил, помогая порывам попутного ве́тра, но почивший Петр был намного сильнее не только ве́тра, но и живых [людей] — точнее сказать, [это действовал] Господь мертвых и живых, через Которого всё совершалось сверхъестественным образом, чтобы не оставить эту священную Гору в неве́дении о подвижнической жизни «мужа желаний»¹⁶², подобного Даниилу, то есть божественного Петра́. И вот, когда совершенно все отчаялись [продвинуться] вперед, они подали назад и на послушной лодке причалили напротив этого монастыря, где против своей воли расстались с драгоценными останками¹⁶³. Рассказывать же о [всём] множестве случившихся здесь чудес и несвоевременно, и невозможно.

45. Те, кто̀ сопровождали охотника в его морском путешествии, — о чём было сказано выше, — понимают, что разлука с этими святыми мощами будет для них невыносимой, и, ссылаясь на это, просят принять их и причислить к тем, кому посчастливилось получить святые мощи, чтобы жить в их монастыре до са́мой кончины. Но выждав некоторое время, они втайне от всех похищают оное чудотворное тело и по морю переправляются во Фракию, где, хотя и не по своей воле, но снова были вынуждены оставить мощи. [Они вышли на берег], и когда подошел час обеда, перед ними открылось место, казалось бы, самое для этого лучшее¹⁶⁴: там бил родник с водой, прозрачной, когда на нее смотришь, и сладостной, когда ее пьешь¹⁶⁵. Вокруг него в изобилии росла нежная трава, зовущая расположиться и возлечь [за трапезой], а то место, где били стру́и ключа, окружала богатая растительность.

46. Итак, они привязали к ветвям дерева плащаницу, сохранявшую мертвого, который делал больше, чем живые люди, и сами вошли в тень и сели возле источника. Они разложили рядом с собой часть своих съестных припасов и только принялись за еду́, как вдруг [на них] стремительно двинулась толпа, несметная, не поддающаяся счету, состоящая из людей всех возрастов, громко восклицающих, отвратительно машущих руками, как безумные. Они кричали, что Петр нанес им величайшую обиду и они [теперь] из-за него страдают. [Они называли] именно его поводом всего смятения, обвиняя в том, что он выгнал их из множества мест: из иных и из здешних.

47. А пришли они из селения, называемого Фотокомис, [которое находилось недалеко от источника]. В древности поблизости от этого селения был построен портик с колоннами. Его выбрал [себе] пристанищем целый полк бесов, которые не могли спокойно пребывать там, ощутив присутствие Петра́: ведь ка̀к непроглядный мрак мог вынести присутствие причастника высшего Света, ставшего вместилищем вышней благодати? Ибо как то поклоняемое Тело, ставшее сопричастным той же ипостаси воипостасного Сло́ва¹⁶⁶, и во время трехдневного разлучения с душой нисколько не отделилось от Божества, так и у тех, кто̀ при жизни стяжал Святого Духа, этот божественный Дух живет в них, не покидая их мертвые тела́. Через тело Петра́ Дух противустал врагу, привел в полное замешательство и изгнал полчища враждебных ду́хов. И вот они всем разгульным скопищем ворвались в Фотокомис¹⁶⁷ и, приведя всех [жителей] в вакхическое неистовство, направлялись вместе [к Петру́]. Но ничего они не смогли выгадать от этого — разве что̀ сделали явным собственное бегство [с по́ля боя] от поражения.

48. Прежде чем успели они приблизиться к висевшему [на дереве] гро́бу святого отца, беснующаяся толпа людей превратилась в целомудренное и благопристойное собрание, а неподобающие возгласы сменились благочинными песнопениями. Жители деревни, с такой легкостью освободившись от беснования, решили, что их жизнь будет невыносимой, если им придется лишиться их общего избавителя. Они, разумеется, боялись подвергнуться чему-либо еще худшему, чем прежде¹⁶⁸, если не удержат у себя это тело, избавляющее от зол. Итак, жители деревни чуть ли не силой вынудили монахов, переносивших [мощи святого, оставить их]. Затем они вручили им деньги, а сами, подняв то божественное тело, «во псалмах и песнях духовных»¹⁶⁹ торжественным всенародным шествием сопровождали его до селения и там возложили его, а лучше сказать — отдали село под покровительство [святого¹⁷⁰].

49. Но в какой же похвальной речи можно перечислить всё множество чудес? Тот, у кого прежде было плохое зрение, начинал видеть зорче Линкея¹⁷¹; уши того, кто̀ до этого всю жизнь был глух, становились восприимчивыми к звукам; язык иного исторгал сладкогласные речи, хотя недавно еще был немее рыбы, и все иные, кто̀ были калеками, сразу выздоравливали. А у некоторых мгновенно исцелялось и всё тело, которому угрожала опасность стать напрасной жертвой ужасного недуга. И все радовались, рукоплескали, воспевали святому пеаны¹⁷². На са́мом прекрасном участке земли́ святому воздвигли храм, на строительство которого каждый житель пожертвовал немалую часть своего имущества¹⁷³. Храм воздвигли чарующей красоты́ и украсили многоценными пожертвованиями. И возвышается он не только над тем участком, но и над всей этой землей, и над другими странами, где воспевают святого, где он вызывает восхищение, где его почитают ежегодными торжествами. Поистине, я восхваляю сказавшего, что «для благородных мужей вся земля — надгробие»¹⁷⁴: ибо повсюду идет молва о совершённых ими доблестных подвигах.

50. Однако если у других людей, если не сказать «у всех людей», совершение подвигов заканчивается вместе [с их жизнью], то этот великий из отцов Петр и после смерти [остается] бессмертным вершителем добра́ в века́х. И слава его велика не только здесь и не только по всей земле (которая вся, несмотря на величину, управляется законом благодати и подчиняется священным установлениям Евангельских глаголов), но, и это превосходит всё прочее, — и на небе, среди окружающих Бога Небесных Сил, с которыми он ныне пребывает. Ибо он (Петр) приобрел, по данной ему от Бога благодати, то, что̀ свойственно Божественной природе¹⁷⁵, то есть способность присутствовать везде: вместе с живущими на земле в славной и незабвенной памяти, а на небе — в числе святых от ве́ка, [где] в нескончаемом хороводе вместе с ангелами он окружает Бога.

51. Таким образом, при жизни он всё отверг, а по смерти всё унаследовал: живым убежав от мiра, он после смерти взамен стяжал небо и соединил его с землей. При жизни своей недоступный чьему бы то ни было чувству, после смерти он услаждает любое чувство всякого и всем приносит с собою бла́го. Ибо [имя его] не сходит с восхищенных уст почти всех людей: доходит до слуха едва ли не каждого, предстает в изображении, которое достойно поклонения и приносит через осязание великую пользу¹⁷⁶. Более того, он направляет силы души́ к лучшему, научая всех на примере собственной жизни, гдѐ, ка̀к и в какой мере употреблять эти силы. И так многообразно благодетельствуя всем, он является общим средоточием всяческих благ: наставник добродетели, гонитель порока, совершенный провидец всего, скорый податель в нужде и, короче говоря, неизменно ревностный помощник во всех человеческих нуждах. Более того, с Божией помощью он себя меняет в соответствии со всякой разумной природой¹⁷⁷: демонов он преследует, людям благодетельствует, с ангелами вместе обитает.

52. Та̀к святой предает нам себя — как великое [сокровище], как лекарство, пригодное для любого врачевания, как образец истинного любомудрия для избравших добродетельную жизнь. И для искусных в словесности он явился лучшим предметом речей, ибо украшает их собою, но не нуждается в украшательстве. Из нас же всех никто, пожалуй, не способен ни подражать Петру́ в полной мере, ни восхвалить его по достоинству. Но если каждый станет ревностно следовать Петру́, насколько это в его силах, и славословить его, он поступит как до́лжно, через Петра́ прославляя единосущного в трех Ипостасях Бога, в Которого веруют благомыслящие и Который дивен во святых Своих, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Примечания:

¹ Пер. с древнегреч. А. Ю. Волчкевич и А. О. Крюковой; науч. ред. Д. А. Поспелов.

² То есть на Святой горе́ Афон.

³ Палама́ представляет Петра́ читателю настоящим атлетом Духа. Такое сравнение характерно для святоотеческой гомилетики и уходит корнями в литературу эллинизма и классической древности. В славянских переводах слово «состязание» обычно переводится как «подвиг».

⁴ Мф. 5:3 sqq.; cf. Мф. 25:26.

⁵ Хотя напрямую Палама́ пользовался только текстом Николая Монаха, за другим «предшественником» скрывается свт. Мефодий, текст которого воспроизводит Николай Монах.

⁶ Данная фраза является, с одной стороны́, риторическим топосом, так как нигде далее Палама́ не добавляет ничего к тексту Николая Монаха, а с другой, намеком на скудную фактическую базу последнего.

⁷ Вероятно, Палама́ сравнивает «добычу информации» о прп. Петре́ с вложением денег на сооружение какого-нибудь здания (собственно, сама «тема» и есть такое «здание», см. ниже по тексту).

⁸ То есть дадут «скидку» при «взносе» (см. выше). Палама́ подразумевает не только внесение новой информации, но и скудость собственных знаний относительно жизни и деяний прп. Петра́.

⁹ Это выражение («священное собрание») свидетельствует о том, что слово произносилось перед аудиторией. По видимому, речь идет о монашеской аудитории Афона. Впрочем, это также может быть риторическим топосом или заимствованием из текста Николая Монаха (I.2).

¹⁰ Выше Палама́ упомянул о великом состязании биографов прп. Петра́, состязании в описании того, что̀ трудно «выразить словом и воспринять слухом» (§ 2).

¹¹ Ср. Быт. 43:23.

¹² Отсылка к § 2. Палама́ сравнивает повествование с афонскими горными чащами, через которые пришлось пробираться прп. Петру́ (см. ниже, § 17).

¹³ Одно из именований Святой горы́ Афон у Паламы́ (см. ниже). Указывая на отсутствие у Николая Монаха сведений о рождении прп. Петра́, он одновременно опускает и указание на то, что преподобный служил в V σχολή.

¹⁴ См. выше, прим. 5.

¹⁵ Палама́ именует Святую гору Афон «скинией нерукотворной».

¹⁶ Ср. Dion. Аr., d. n. 224, 8.

¹⁷ Ср. Мф. 16:18.

¹⁸ У Николая Монаха (IV.7) — пятьдесят три го́да.

¹⁹ Aristoph. Com., plout. 1151.

²⁰ То есть сочетался мистическим браком. Более нейтральное значение для συνῆλθε — «встретился».

²¹ Ср. Пс. 76:11.

²² Речь идет об одной из византийско-арабских войн IX в.

²³ Палама́ опускает подробность: Петр состоял в V схоле́ — одном из «лейб-гвардейских полков», «расквартированных» в Константинополе.

²⁴ Палама́ опять опускает подробность: дело происходило в арабской столице Самарре. Создается впечатление, что свт. Григорий сознательно абстрагирует повествование.

²⁵ Досл. «отвергает милую жизнь». Намек на желание умереть или даже покончить с собой. Однако Палама́ смягчает выражение βίον ἀπολέγεσθαι («совершить самоубийство») на ζωήν ἀπολέγεσθαι («распрощаться с жизнью»).

²⁶ Здесь Палама́ продолжает свою мысль о том, что Бог скор на помощь (см. выше).

²⁷ Палама́ несколько видоизменяет сюжет в пользу своего героя: Петр дает обет постричься в тюрьме и проходит испытание в стойкости, в то время как у Николая Монаха (I.2) он дает обет еще раньше, пренебрегает им, вспоминает о нём в тюрьме и обещает его исполнить.

²⁸ У Николая Монаха (I.3) свт. Николай замечает, что Сам Господь медлит с освобождением Петра́.

²⁹ То есть Симеон Богоприимец. См. Лк. 2:25 sqq.

³⁰ Палама́ упоминает о двух явлениях свт. Николая, причем описывает лишь одно. У Николая Монаха речь идет о трех видениях, хотя первое из них не входит у Николая в счет — отсюда, возможно, ошибка Паламы́. Свт. Григорий также опускает другие подробности (например, недельный пост), а моление Петра́ переносит на время перед явлением св. Симеона из периода перед третьим виде́нием. Далее пропущен весь диалог между св. Симеоном и Петром.

³¹ Свт. Григорий заимствовал эту подробность из описания Николая Монаха (1.4), которое само по себе не имеет аналогов в византийской литературе. Симеону Богоприимцу посвящен элогий, сохранившийся в императорских Минологиях обители Кутлумуш XI в., где он представлен как «муж праведный и благочестивый», согласно евангельскому тексту, но никоим образом не как первосвященник (Rigo 1999, pp. 56-57).

³² Ис. 59:5. У Николая Монаха сказано словами Пс. 67:3: «яко тает воск от лица́ огня».

³³ Палама́ вводит новый мотив первоначального отказа Петра́ брать плоды, которого нет у Николая Монаха (I.4). Да и сам сад из обычного превращается в особенный: с разнообразными деревьями и обильными зрелыми плодами.

³⁴ 1 Кор. 15:50. Ср.: Гал. 1:6.

³⁵ Палама́ опускает сцену с предупреждением свт. Николая и представляет поведение Петра как его личную инициативу.

³⁶ Еф. 1:10; Кол. 3:11.

³⁷ То есть «стрелой любви к Богу».

³⁸ Палама́ опускает наказ свт. Николая Петру́ идти в Рим (Николай Монах, I.3), поэтому остается неясно, отчего Петр идет именно в Рим.

³⁹ У Николая Монаха (II.2) — «ночью». Палама́ же явно стремится к более «духовному» осмыслению сюжета.

⁴⁰ За абстрактными «приметами» у Паламы́ скрывается сцена, когда свт. Николай показывает папе Петра́.

⁴¹ Палама́ опускает указание Николая Монаха (II.2), что это был храм св. Петра́, то есть Ватиканский.

⁴² Палама́ чрезвычайно сильно сокращает сцену с папой и Петром, вероятно, из-за своих антилатинских настроений. Возможно, его смутила сцена благословения папой Петра́ со словами: ««Ступай, чадо, Господь будет с тобою, и Он направит путь твой». Получается, что папа благословляет Петра́ поселиться на Афоне, что̀ Паламе́ могло показаться неуместным в свете греко-латинских конфликтов XIII в. на Святой горе́.

⁴³ О маршруте плавания у Николая Монаха сведений нет. У Паламы́ же явный анахронизм: в IX в. Крит находился под властью арабов.

⁴⁴ Палама́ переставляет местами эпизоды с исцелением семьи́ и явлением Богородицы, по-видимому, ради того, чтобы подчеркнуть неслучайность движения Петра́ к Афону.

⁴⁵ Палама́ продолжает свою «критскую тему», восходящую, возможно, к какому-то преданию этого о́строва.

⁴⁶ Унция — единица веса, равная примерно 29 граммам.

⁴⁷ Досл. «со всех ног».

⁴⁸ То есть считал причиной случившегося волю Божию.

⁴⁹ Ср. Пс. 90:7.

⁵⁰ Ср. Еф. 3:16.

⁵¹ Ср. Jo. Chrys., In acta Apostolorum [hom. 1-55], vol. 60, p. 250, I. 29.

⁵² Исх. 14:16.

⁵³ Досл. «в священные места́». Так как слово τὰ ἄδυτα часто означает «алтарь», Палама́ указывает на то, что прп. Петр был допущен Богом в нерукотворенные алтари афонских пустынь.

⁵⁴ Пс. 8:6; Евр. 2:7.

⁵⁵ Далее следует аскетическое отступление Паламы́, объясняющее смысл воздержания и исихи́и.

⁵⁶ Ум здесь понимается как высшее нача́ло души́ человека (так у Евагрия), что̀ будет разъяснено Паламо́й ни́же.

⁵⁷ То есть человеческая природа связана с земными чувствами, желаниями, представлениями. Досл. «понимал природу соединения с этим перстным естеством».

⁵⁸ Досл. «настроил ум (как музыкальный инструмент) на верный лад».

⁵⁹ Ср. 4 Цар. 2:10-15.

⁶⁰ Досл. «сворачивание внутрь», «концентрация в себе». Слово συνέλιξις один из терминов прп. Дионисия Ареопагита, заимствованный из неоплатонической традиции (см., например, Procl., th. Plat., vol. 4, 70.22—71.3 ← Dion. Ar., d. n. 4.2 = PG 3, 696B). Cp. Dion. Ar., d. n. 4.9 = PG 3, 705A; d. n. 7.2 = PG 3, 868C; особ. d. n. 3.2 = PG 3, 681B. Вероятно, в данном случае Палама́ воспользовался «термином» Ареопагита для наилучшего объяснения мистического опыта исихастов. Палама́ предостерегает от прелести: «сопутствующий прелести свет» созерцается «не согласно сворачиванию ума в себя (συνέλιξιν) и возвращению его к себе (ἐπιστροφήν)» (свт. Григорий Палама, Послание I к Варлааму, 42: PS I, р. 349, ll. 15-17).

⁶¹ Обычно слово σύννευσις (досл. «схождение в одной точке», «предпочтение (множеству одного)»), происходящее из лексикона неоплатоников (Plot., еnn. 3,8.11, 22-31), у Ареопагита означает «предпочтение множеством одного (то есть Божества)» (Dion. Аr., е. h. 2.3.5. = PG 3,401В), а у прп. Максима Исповедника — предельное единодушие аскета с Духом Святым (PG 91, 89D). Палама́ инкорпорирует слово в описание исихастской практики: все силы души́ собираются умом в некое надприродное единство, не противоречат ему, становятся с ним согласованными, а следовательно, согласованными и с обретающимся в нём божественным присутствием.

⁶² Ср. Dion. Аr., d. n. 4.7 = PG 3, 704В. Учение Паламы́ о возвращении сил души́ к уму восходит, несомненно, к ареопагитским текстам. Евагрианская традиция, оказавшая большое влияние на аскетические писания, не отражена здесь в полной мере. См. сноску ниже.

⁶³ См. Evagr. Pont., or. 118-120 = PG 79, 1193A, В: «блажен тот ум, который во время молитвы стяжал предельную невосприимчивость».

⁶⁴ Слова́ ἐποπτεύω и ἐποπτικός относятся как termini technici к мистериям Элевсина и к культовым практикам корибантов (Clem., prot. 2: p. 15.1 = PG 8, 80B). Климент Александрийский использовал это слово для описания христианских таинств (PG 8, 984В).

⁶⁵ Ср. Or., Cels. 4.63: р. 334.18 = PG 11, 1132А.

⁶⁶ Мф. 12:45.

⁶⁷ Понятие «приобретенное» (ἐπίκτητον) восходит к Платону и является синонимом сло́ва «сущность» (οὐσία). Вещи природные, естественные (τὰ φύσει ὄντα) противопоставлены вещам не природным, приобретенным (τὰ ἐπίκτητα). Палама́ говорит здесь о вещах, противных совершенной человеческой природе, то есть привнесенных в ум врагом.

⁶⁸ То есть все страсти (досл. «от дурной чеканки»).

⁶⁹ Противопоставление телесного и душевного в материи восходит к Филону Иудею: δυὰς δὲ παθητῆς καὶ διαιρετῆς ὕλης (De spec. legg. 3, 180) и святоотеческому языку не свойственно. Возможно также влияние рассуждения Никиты Стифата, который говорит о «вещественной дво́ице неразумной части души́» (О рае, § 32). Согласно античному учению о душе́ это гнев и вожделение.

⁷⁰ Ср. Пс. 37:14.

⁷¹ То есть нетварными божественными энергиями.

⁷² Ср. Dion. Аr., d. n. 134, 11: ἀτελὴς δὲ ἐν τοῖς τελείοις ὡς ὑπερτελὴς καὶ προτέλειος.

⁷³ Досл. «со всех ног».

⁷⁴ Ср. Песн. 1:3; Ис. 61:10. Ср. тж. Plot., еnn. 6, 7: 32, 31-32 (δύναμις οὗν παντὸς καλοῦ ἄνθος ἐστί, κάλλος καλλοποιόν: «итак, потенция всякого бла́га есть Цветок, Красота, производящая бла́го»). Говоря о том, что внутренний человек должен «благорасположить к Первообразу» свою красоту, Палама́ призывает монашествующих «понравиться» Богу, «украсив» себя духовным цветением ума.

⁷⁵ Пс. 83:6.

⁷⁶ Ср. Xenoph., Сугор. 3, 3, 69.

⁷⁷ Ср. Dion. Аr., d. n. 1.4 (= PG 3, 592С).

⁷⁸ Arist., de an. 428а.

⁷⁹ Пс. 75:5.

⁸⁰ Ср. Мф. 8:12; Мф. 22:13 etc. Ср. § 47.

⁸¹ Ср. Лк. 10:42; Кол. 1:12.

⁸² Из описаний Святой Горы́ Иоанна Комнина (нач. XVIII в.) и Макария Тригониса (1772 г.) выясняется, что пещера преподобного находилась в южной части полуострова, между Великой Лаврой и скитом св. Анны. Подробнее о локализации этого ме́ста см. у А. Риго (Rigo 1999, pp. 43-45).

⁸³ Палама́ развивает «змеиную» тему Николая Монаха, превращая в зме́я самого́ лукавого.

⁸⁴ Исх. 17:8 sqq.

⁸⁵ Амалик — родоначальник амаликитян, традиционно символ плоти, восстающей на дух: «И когда Моисей поднимал ру́ки свои, одолевал Израиль; а когда опускал ру́ки свои, одолевал Амалик... брань у Го́спода против Амалика из рода в род» (Исх. 17:8-16). Таким образом, Палама́ сравнивает здесь прп. Петра́ с Моисеем.

⁸⁶ У язычников (например, в греческой трагедии) ἀλάστωρ — даймон мщения, «мститель». Христианские авторы позднее именовали «мстителями» бесов. Так, Нил Анкирский писал о том, что битва монашествующих ведется с демонами-мстителями (PG 79, 188А). Евсевий Кесарийский именует «демоном мщения» главу демонов, диавола (PG 22, 277С).

⁸⁷ Редкий аскетический термин, вероятно, бытовавший в среде исихастов. Слово τὸ σύννουν («осторожность ума») образовано методом субстантивации от сло́ва σύννους («осторожный», «рассудительный», «задумчивый»). Евагрий Понтийский в своем трактате «О молитве», авторство которого приписывалось Нилу Анкирскому, писал: ὅρα μή σε ἀπατήσωσι διά τινος ὀπτασίας οἱ πονηροὶ δαίμονες, ἀλλὰ γίνου σύννους τρεπόμενος εἰς εὐχὴν (Evagr. Pont., or., vol. 79, p. 1188. 26-28).

⁸⁸ У Паламы́ — ἔνστασις. Точнее было бы сказать ἔνστασις βίου (латинский эквивалент — modus vivendi). Это выражение обычно использовалось по отношению к философам.

⁸⁹ Палама́, подражая Ареопагиту, сравнивает подвижников с аэдами, неустанными создателями и исполнителями хвалебных песен богам, которые исполнялись на языческих мистериях.

⁹⁰ То есть даже от представления о женщине. Палама́ намекает на то, что диавол, обернувшись женщиной и явившись Петру́, не смог бы ввергнуть отшельника в грех, так как само́ представление о грехе с женщиной отсутствовало в чистом уме анахорета.

⁹¹ То есть со змеями или скорпионами.

⁹² Авраам всегда воспринимался как пример гостеприимства.

⁹³ Досл. «каждый день вершится бессмертная преемственность».

⁹⁴ Мф. 5:16.

⁹⁵ То есть благодати Нового Завета.

⁹⁶ Лукавый «пародирует» слова́ апостола Петра́, обращенные ко Христу (Ин. 21:17).

⁹⁷ Рим. 15:2.

⁹⁸ 1 Кор. 10:24.

⁹⁹ Иер. 15:19.

¹⁰⁰ Иак. 5:20.

¹⁰¹ Здесь Палама́ сравнивает Петра́ и всякого исихаста с праотцем Адамом, изгнанным из Рая через словеса преслушания. Умный, или мысленный, рай покидается через мысль или помысел, и никак иначе.

¹⁰² Почему употреблено множественное число — не вполне ясно. Имеется ли в виду то, что над диаволом одерживает победу всё монашество? Вероятно, мн. ч. указывает на содействие прп. Петру́ небесных сил.

¹⁰³ Выражение отсылает к постановлению Халкидонского собора: ἐν ἀκεραίαι τοιγαροῦν ἀληθοῦς ἀνθρώπου καὶ τελείαι τῇ φύσει θεὸς ἀληθὴς ἐτέχθη (2, 1, 1, p. 13).

¹⁰⁴ «Многоликим» назван диавол в Corpus Macarianum (Sermones 64 (Collectio В), Homily 7, 16.3-4).

¹⁰⁵ Протей — морское божество, сын Посейдона (Apollod. II. 5, 9), наделенный способностью принимать облик различных существ и даром прорицания. Вероятно, здесь имеется в виду знаменитый эпизод «Одиссеи», в котором Менелай борется с Протеем, постоянно меняющим обличья, чтобы получить от него пророчество о судьбе греческого во́йска (Od. IV, 351-424).

¹⁰⁶ В позднейших творениях Паламы́ Акиндин будет сравниваться с гидрой: «итак, снова нужно Гераклу подступить к гидре, у которой после отсечения опять вырастает голова (или го́ловы), а судьям — быть готовым прижигать огнем правосудия гортань [Акиндина], вновь лишенную голов» (Антирретик I, 1, пер. А. Г. Дунаева). И оппонент епископа Фессалоникийского, философ Никифор Григора сравнит Паламу́ с гидрой (Antirrhetika I 1,6, p. 155^9-10: Beyer). В данном случае Палама́ относится и к сатане как полемист, применяя этот полемический топос позднее к еретикам.

¹⁰⁷ Ср. Мф. 6:19.

¹⁰⁸ 2 Кор. 11:14.

¹⁰⁹ Ср. Dion. Ar., h. е. 79, 24-25.

¹¹⁰ 3 Цар. 19:8.

¹¹¹ Дан. 6:6 sqq.

¹¹² Иов 2:1 sqq.

¹¹³ Флп. 3:20.

¹¹⁴ Мф. 4:1 sqq.

¹¹⁵ Пс. 73:15.

¹¹⁶ Пс. 106:33; Пс. 106:34.

¹¹⁷ Лидийский камень — минерал, с помощью которого древние определяли подлинность золота.

¹¹⁸ Ср. выше, прим. 64.

¹¹⁹ Палама́ смягчает слова́ Николая Монаха (IV.5): «Кто̀ я такой, пес, чтобы ангел Господень пришел ко мне?»

¹²⁰ Пс. 21:7.

¹²¹ «Ибо диавол уже́ осужден» (ср. 1 Тим. 3:6).

¹²² Здесь Палама́ говорит о божественных энергиях. В сочинениях Паламы́ есть и другие места́, где божественные энергии именуются божественными благодатями.

¹²³ Пс. 67:3; Пс. 67:4.

¹²⁴ Lucian., Icaromen. 10, 17: οὗν πτεροφυῆσαι ποτε οὐδεμιᾷ μηχανῇ δυνατὸν.

¹²⁵ Икар — сын легендарного античного скульптора и архитектора Дедала, построившего на острове Крит знаменитый лабиринт для Минотавра. Впоследствии отец и сын бежали с Крита на рукотворных крыльях, склеив перья воском. Икар, поднявшись слишком высоко, упал в море, так как воск растаял от солнечного жа́ра (Apollod. III, 15; Ovid., Met. VIII, 152-262).

¹²⁶ Ср. Dion. Ar., e. h. 119, 9.

¹²⁷ 3 Цар. 17:4; 3 Цар. 17:6. Ср. Лк. 12:24.

¹²⁸ Палама́ здесь указывает на пророка Илию (см. выше).

¹²⁹ У Паламы́ опущен эпизод с явлением Богородицы и св. Николая (Николай Монах IV.6).

¹³⁰ Эта идея Филона Александрийского о природе и вкусе манны была воспринята Григорием Нисским и другими, вероятно, как метафора многоразличной благодати, различных даров Святого Духа при единой природе Святого Духа.

¹³¹ Ср. топос у неоплатонического философа Порфирия: ἆρ᾽ οὗν οὐ τὰ μὲν χωρίζοντα ἀπὸ τῶν αἰσθητῶν καὶ τῶν κατ᾽ αὐτὰ παθῶν, ἀνάγοντα δὲ πρὸς νοερὸν καὶ ἀφάνταστον ἀπαθῆ τε ζωὴν καθ᾽ ὅσον οἷόν τε, ταῦτα ἂν εἴη... (De abstinentia I, 30). Палама́ говорит о жизни исихаста, лишенной естественной деятельности разума, заключенной в смене представляемых о́бразов, мыслей и представлений.

¹³² Ср. Bas. Theol., Adversus Eunomium V (vol. 29, 521.37). Вероятно у св. Василия это выражение от эллинской учености (встречается у Эпикура, Плотина, Прокла, Дамаския), особенно если учесть, что эта книга сочинения в действительности принадлежит Дидиму Александрийскому.

¹³³ У Николая Монаха (IV.5) говорится о пятидесяти трех годах.

¹³⁴ Ср. Феодорит Кирский. На Псалмы. PG 80, col. 1680.10.

¹³⁵ Досл. «согласно своим хитростям».

¹³⁶ Неясно, почему олень у Паламы́ (в отличие от Николая Монаха) оказывается самкой. Вероятно, аллюзия на Пс. 41:2.

¹³⁷ Ср. Ахилл Татий, Левкиппа и Клитофон (8,12.4-7): παραστησαμένη δὲ τὸν υἱὸν τὸν τοξότην ἡ Ἀφροδίτη εἶπε· „Τέκνον, ζεῦγος τοῦτο ὁρᾷς ἀναφρόδιτον καὶ ἐχθρὸν ἡμῶν καὶ τῶν ἡμετέρων μυστηρίων; ἡ δὲ παρθένος καὶ θρασύτερον ὤμοσε κατ᾽ ἐμοῦ. ὁρᾷς δὲ αὐτοὺς ἐπὶ τὴν ἔλαφον συντρέχοντας. ἄρξαι καὶ σὺ τῆς θήρας ἀπὸ πρώτης τῆς τολμηρᾶς κόρης· καὶ πάντως γε τὸ σὸν βέλος εὐστοχώτερον ἐστιν.“ ἐντείνουσιν ἀμφότεροι τὰ τόξα, ἡ μὲν ἐπὶ τὴν ἔλαφον, ὁ δὲ Ἔρως ἐπὶ τὴν παρθένον· καὶ ἀμφότεροι τυγχάνουσι, καὶ ἡ κυνηγέτις μετὰ τὴν θήραν ἦν τεθηραμένη. καὶ εἶχεν ἡ μὲν ἔλαφος εἰς τὰ νῶτα τὸ βέλος, ἡ δὲ παρθένος εἰς τὴν καρδίαν· τὸ δὲ βέλος, Εὐθύνικον φιλεῖν. δεύτερον δὲ καὶ ἐπὶ τοῦτον ὀϊστὸν ἀφίησι. Ср. также Greg. Naz., De vita sua, l. 863 (sic). Эти пассажи указывают на некий тайный смысл: переживание особого рода мистической любви. Кроме того, олень был для греков символом робости, и этим символом Палама́ приуготовляет читателя к новой погоне, но теперь уже́ погоне охотника за Петром, ибо «душа́, которую подгоняют стрекала любви, едва ли не насыщена [само́й] стремительностью к предмету обожания, пусть даже и не окрылена» (§ 40). Дидим Александрийский писал в своих комментариях к псалмам, что ὅταν, φησίν, [ἡ ἔλαφος] παλαιω|[θῇ] καὶ ἀποβάλῃ τὰς τρίχ[ας], ἐσθίει ὄφιν καὶ ἀνανεοῦται. ἡ βρῶσι<ς> τῶν ὄφεων νέαν αὐτὴν αὗθις | [ποι]εῖ (Didymus Caecus, Commentarii in Psalmos, 4: Codex, p. 296, ll. 24-26). Таким образом провозглашается некая божественная юность стареющего и близкого к смерти Петра́, которая приобретается через победу над бесами.

¹³⁸ Ср. пред. прим.

¹³⁹ Вероятно, Палама́ намекает здесь на непередаваемость мистического опыта даже при близком общении охотника с анахоретом (см. ниже).

¹⁴⁰ Досл. «умом прилепившись к добыче».

¹⁴¹ Ср. § 40, о «душе́, уязвленной стрекалами любви».

¹⁴² Употребление множественного числа́ вместо единственного в первом лице — риторический топос.

¹⁴³ Выражение, заимствованное из платоновской философии.

¹⁴⁴ Палама́ вставляет некое подобие обязательного для агиографии своего вре́мени риторического финала жизни святого.

¹⁴⁵ Быт. 14:20.

¹⁴⁶ Лк. 19:8.

¹⁴⁷ В оригинале: «божественная глава».

¹⁴⁸ Мф. 11:28.

¹⁴⁹ Ин. 6:37.

¹⁵⁰ Мф. 13:46 и Мф. 16:26.

¹⁵¹ Мф. 11:30.

¹⁵² Мф. 11:5.

¹⁵³ Втор. 15:9.

¹⁵⁴ В данном контексте при описании любви Палама́ с одной стороны́ использует яркий поэтический образ τὰ παιδικὰ — κέντρα ἀγάπης (ср. Eur., Hipp. 39; Soph., Phil. 1039; а также Plat., Phaedr. 251e), с другой стороны́ — говорит о крыльях души́, что̀ имеет явную параллель в «Федре» Платона (Plat., Phaedr. 246а sqq.). Особое внимание здесь следует обратить на определение крыла́ у Платона: Πέφυκεν ἡ πτεροῦ δύναμις τὸ ἐμβριθὲς ἄγειν ἄνω μετεωρίζουσα ᾗ τὸ τῶν θεῶν γένος οἰκεῖ· κεκοινώνηκε δέ πῃ μάλιστα τῶν περὶ τὸ σῶμα τοῦ θείου, τὸ δὲ θεῖον καλόν, σοφόν, ἀγαθόν, καὶ πᾶν ὃτι τοιοῦτον· τούτοις δὴ τρέφεται τε καὶ αὔξεται μάλιστα γε τὸ τῆς ψυχῆς πτέρωμα, αἰσχρῷ δὲ καὶ κακῷ καὶ τοῖς ἐναντίοις φθίνει τε καὶ διόλλυται. «Крылу от природы свойственна способность подымать тяжелое в высоту, туда, где обитает род богов, причем изо всего, что̀ связано с телом, оно каким-то образом более всего приобщено к божественному; божественное же прекрасно, мудро, благо и всё тому́ подобное, — именно этим питается и увеличивается окрыленность души́, а от противоположного, то есть от безобра́зного, дурного, она чахнет и гибнет» (Plat., Phaedr. 246d-e, пер. А. Н. Егунова цитируется по изданию: Платон, 1989).

¹⁵⁵ Ср. Числ. 27:16; Евр. 12:9. Досл. «Господину ду́хов».

¹⁵⁶ Для усиления высказывания автор использует двойное отрицание: «является не малым богатством и не тем сокровищем, которое не обогащает».

¹⁵⁷ Палама́ детально описывает спровоцированный бесом приступ эпилепсии. Описание это весьма «физиологично» и выдает некоторые познания в области медицины.

¹⁵⁸ Ср. Мф. 16:18.

¹⁵⁹ Ср. Пс. 58:3.

¹⁶⁰ Досл. «благообразно».

¹⁶¹ Палама́ опускает имя монастыря — «Климентов», — так как вероятно не знает, что это старое название Ивирона, а, возможно, из-за стремления к абстрактности повествования (см. выше).

¹⁶² Дан. 9:23 (в пер. Феодотиона).

¹⁶³ Досл. «с прекрасным гробом».

¹⁶⁴ В оригинале игра слов: ἄριστον — ἄριστος.

¹⁶⁵ Игра слов: διειδὴς — ἰδεῖν.

¹⁶⁶ Краткая формулировка Халкидонского догмата.

¹⁶⁷ В оригинале игра слов: κωμάζω — Φωτόκομης.

¹⁶⁸ Лк. 11:24; Лк. 11:25; Лк. 11:26.

¹⁶⁹ Еф. 5:19.

¹⁷⁰ Досл. «возложили селение под его покровительство».

¹⁷¹ Линкей — кормчий в походе аргонавтов, отличавшийся небывалой остротой зрения, способностью видеть под землей и водой (Apollod. I, 9, 16; III, 10-11).

¹⁷² παιάν — «священная песнь», посвящаемая язычниками богу-целителю и покровителю врачей Пеану, который ассоциировался с Асклепием и Аполлоном. Палама́ намеренно при описании исцелений использует слово «пеан» (а не «гимн» или «хвалебная песнь»).

¹⁷³ Палама́ сильно перерабатывает здесь текст Николая Монаха (VII.5): вместо торговли с монахами и перенесения мощей в епископию и храм говорится о строительстве церкви прямо на том месте, причем на пожертвования жителей — возможно, именно такая практика казалась Паламе́ наиболее обычной или верной.

¹⁷⁴ Видоизмененная цитата из Надгробной речи Перикла, приведенной в Истории Фукидида: Thuc., hist. 2, 43, 3.

¹⁷⁵ Факрасий Протостратор в Диспуте Паламы́ с Григорой (§ 22) излагает учение Паламы́ о природности свойств Бога в речи Фессалоникийского святителя: «Бог природно обладает безначальностью, неизменностью и беспредельностью, и эти свойства выявляют не то, что̀ Бог есть, но что̀ Он не есть, так что ни одно из них не есть сущность. Поэтому всё таковое является природными и нетварными свойствами Бога, но не сущностью» (пер. Д. А. Поспелова).

¹⁷⁶ Речь идет о мощах или иконе святого.

¹⁷⁷ Здесь Палама́ сравнивает прп. Петра́ с манной (см. выше, § 35).

Текст по изданию «Свт. Григорий Палама. Слово на житие прп. Петра́ Афонского» (Издание пустыни Новая Фиваида Афонского Русского Свято-Пантелеимонова монастыря, Святая Гора Афон, 2007 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.