Блж. Иероним Стридонский. Павел Фивейский.

Блаженный Иероним Стридонский

Павел Фивейский1


Для многих часто оставался нерешенным вопрос: кто из монахов первоначально стал пустынножительствовать?

Некоторые, обращая взоры к древности, полагали начáло пустынножителей в блаженном Илии и Иоанне. Но, мне кажется, Илия был более пророк, чем монах, а Иоанн начал пророчествовать еще до рождения.

Другие (с чем согласно большинство) признают Антония главою пустынножительства, это отчасти справедливо. Но Антоний был не столько первым пустынножителем, сколько человеком, возбудившим общее стремление к этому образу жизни.

Сами ученики Антония, Амафа (Матфей) и Макарий, из которых первый похоронил тело учителя, свидетельствовали, что некто Павел Фивейский положил начáло пустынному житию, хотя и не дал ему имени, — с этим мнением согласны и мы. А некоторые болтают так и иначе, как вздумается: говорят, что (первый пустынножитель) был человек, покрытый до пят волосами, живший в подземной пещере, и выдумывают разные невероятные вещи, следить за которыми было бы утомительно; бесстыдная ложь этих рассказов, кажется, не стóит опровержения.

Так как об Антонии было тщательно писано и греческим, и римским стилем, то я решился написать немного о начале и конце жизни Павла, — более потому, что об этом еще не было писано, чем по надежде на свой ум.

А кáк он жил средину своей жизни, какие перенес искушения от сатаны, об этом не знает ни один человек.

При гонителях Декии и Валериане, когда Корнелий в Риме и Киприан в Карфагене были осуждены на блаженную кровавую смерть2, жестокая бýря опустошила многие Церкви в Египте и Фиваиде. Долг христианина требовал тогда пострадать от меча за имя Христово.

Но хитрый враг, придумывая медленные убийственные кáзни, хотел губить дýши, а не телá; и, как сам (пострадавший от него) Киприан говорит, желающих умереть не допускал до смерти.

Чтобы показать жестокость врага, я приведу два примера для памяти.

Некоего мученика, твердого в вере и оставшегося победителем среди орудий пытки — деревянных лошадей и досок железных, мучитель приказал связать и, скрутив ему рýки за спиною, бросить под палящим солнцем, чтобы был побежден мушиными жалами тот, кого не могли победить железные скóвороды.

Другого исповедника Христова, цветущего юностью, мучитель приказал отвести в прекрасный сад и там при сладостном журчании ручья и тихом шуме древесных листьев, сотрясаемых ветром, положить на пуховое ложе и связать мягкими шелковыми узами, чтобы юноша не мог высвободиться. Когда все удалились, пришла красивая блудница, чтобы, возбудив в теле похоть, лечь на него бесстыдною победительницею. Воин Христов не знал, чтó делать и куда обратиться: похоть побеждала того, кого не могли победить мýки. Наконец, вдохновенный свыше, он, откусив себе язык, плюнул им в лицо лобзающей блудницы — и таким образом чрезмерная сила боли подавила чувство похоти.

В то время, когда такие делá совершались в Нижней Фиваиде, Павел, по выдаче замуж сестры и по смерти обоих родителей, остался единственным наследником, имея около 15 лет возраста, получив первоначальное образование в греческом и египетском языках; кроткий духом, весьма любящий Бога; когда загремела бýря преследования, Павел ушел в отдаленную и сокровенную деревню.

Но чего не делает над смертными проклятая жажда золота? Муж сестры Павловой задумал выдать того, кого должен был скрывать. Ни слёзы супруги, ни родство, ни видящий всё с высоты Бог не удержали его от преступления. Жестокость, принимавшая вид благочестия, была неумолима.

Узнав об этом, благоразумнейший юноша убежал в горные пустыни; и хотя ожидался конец гонения, но Павел, превратив дело необходимости в дело охоты, то мало-помалу шел далее, то останавливался, — и после нескольких перерывов нашел наконец скалистую гору, при подошве которой была огромная пещера, заваленная камнем; отвалив камень и, по общечеловеческому стремлению знать сокровенное, тщательно осматривая внутренность пещеры, Павел нашел большое помещение, которое, при открытом сверху небе, прикрывалось широкими ветвями старой пальмы и из которого виднелся самый чистый ключ воды, чей поток, только что прорвавшись наружу, тотчас же снова скрывался в небольшую скважину породившей его земли. Кроме того, в горных углублениях было немало опустелых жилищ, где встречались ржавые ужé наковальни и молотки для чеканки монет. Здесь, по сказанию египетских книг, была мастерская фальшивой монеты в то время, когда Антоний был в связях с Клеопатрою.

Полюбив это место3, как бы нарочно приготовленное для него Богом, Павел провел там всю жизнь в молитвах и уединении; пищу и одежду доставляла ему пальма.

Чтобы это не показалось кому-нибудь невозможным, свидетельствуюсь Иисусом и Его святыми Ангелами, что в той части пустыни, которая возле Сирии примыкает к сарацинам, видел я монахов, из которых один в течение тридцати лет, пребывая безысходно в пустыне, поддерживал свое существование ячменным хлебом и грязною водою; другой, заключившись в старом водоеме (какой сирийцы на своем народном языке называют кубба), питался ежедневно пятью стеблями тростника. Это покажется невероятным для тех, которые не веруют, что всё возможно верующим.

Но возвращусь к тому, о чём я нáчал говорить.

Когда блаженный Павел ужé 113 лет проводил на земле небесную жизнь, а в другой пустыне подвизался девяностолетний Антоний, пришла сему последнему, по его собственному сознанию, в голову мысль, что нет в пустыне монаха, который был бы совершеннее его. Но во время ночного отдохновения было открыто Антонию, что есть другой монах, гораздо лучше его, и что он должен отправиться в путь, чтобы видеть этого подвижника.

И вот при первых лучах света почтенный старец, поддерживая посохом нетвердые члены, отправился в путь, сам не зная куда.

Ужé наступил полдень, и, несмотря на сильный солнечный зной, старец продолжал идти, говоря: «Верую Богу моему, что Он покажет мне раба Своего, обещанного мне».

Но большее этого чудо: Антоний видит странное существо — частию человека, частию коня, которое на языке поэтов зовется иппокентавром4; увидав его, Антоний осенил чело изображением спасительного знамения.

«Эй ты, — сказал он, — в какой части пустыни обитает раб Божий?» Иппокентавр, бормоча что-то варварское и скорее коверкая, чем произнося словá, при ужасе старца, который старался ласково говорить с ним, протянув правую руку, указал ему желанный путь и, бросившись в бег по широким полям с быстротою птицы, скрылся из глаз удивленного старца.

Мы не знаем, представил ли диавол призрачное существо для устрашения старца или, в сáмом деле, в пустыне, обильной чудовищными животными, родятся и такие звери.

Антоний, недоумевая и рассуждая с собою о том, чтó видел, идет далее.

Немного спустя, в каменистой долине Антоний увидал небольшого человечка с загнутым носом и с рогами на лбу, а нижняя часть его тéла оканчивалась козлиными ногами. Пораженный и этим зрелищем, Антоний, как добрый воин, восприял щиты веры и броню надежды.

Упомянутое животное принесло ему для дорожного продовольствия пальмовые плоды как бы в залог мира. Увидав это, Антоний остановился и, спросив у неведомого существа: «Кто ты?» — получил такой ответ: «Я смертный, один из обитателей пустыни, которых прельщенное всякими заблуждениями язычество чтит под именем фавнов, сатиров и кошмаров, давящих во время сна. Я послан к тебе от своих собратий. Просим тебя, помолись за нас общему Господу, Который, как мы слышали, пришел некогда для спасения мiра и во всю землю прошло вещание Его».

Слыша такие словá, престарелый путник орошал лицо обильными слезами, изливавшимися от избытка сердечной радости. Он радовался о славе Христа и о погибели сатаны и, удивляясь, что может понимать речь обитателя пустыни, ударяя жезлом в землю, говорил: «Гóре тебе, Александрия, вместо Бога чтущая разные диковины! Гóре тебе, град блудницы, куда стеклись злые духи всего мiра! Чтó ты скажешь теперь? Звери призывают имя Христово, а ты чтишь разные диковины!»

Не успел старец еще договорить этих слов, как рогатое животное удалилось как бы летучим бéгом.

Чтобы этот рассказ не показался кому-нибудь недостоверным, мы припомним событие, засвидетельствованное всем мiром при царе Констанции.

В Александрию был приведен живой человек такого рóда и представлял собою для народа немаловажное зрелище; а потóм бездушный труп этого человека, в предохранение от разложения вследствие солнечного жáра, был набит солью и принесен в Антиохию на показ императору.

Между тем (продолжаю прерванный рассказ) Антоний всё шел да шел; видя только следы зверей да обширное пространство пустыни, он не знал, чтó делать, куда направить стóпы свои.

Истекал ужé другой день. Оставалась только одна надежда для старца — что Христос не может его оставить.

Всю ночь, вторично застигшую его в дорóге, он провел в молитве и при слабом рассвете увидал вдали волчицу, которая, тяжело дыша от жажды, прибежала к подошве горы; провожая ее глазами, старец, когда волчица скрылась, увидал вход в пещеру и стал засматривать вовнутрь с тщетным любопытством, потому что мрак мешал видеть, но, как говорит Писание, совершенная любовь вон изгоняет страх (1Ин. 4:18).

Тихим шагом и сдерживая дыхание, осторожный наблюдатель вошел вовнутрь пещеры и, мало-помалу подвигаясь вперед и часто останавливаясь, нáчал слышать звуки. Наконец сквозь мрак ночи он видит вдали свет и, быстро спеша к нему, споткнувшись о камень, производит шум.

Услышав этот шум, блаженный Павел затворил и замкнул открытую прежде дверь в свою пещеру.

Тогда Антоний, стучась у входа даже до шестого чáса и долее, просил позволения войти, говоря: «Ты знаешь, кто я, откуда и зачем; знаю, что я недостоин твоего лицезрения, но если я не увижу тебя, то не уйду прочь. Принимающий зверей, зачем ты отгоняешь человека? Я искал и нашел. Я толкаю, чтобы мне было отворено; если мои просьбы будут тщетны, — я умру здесь при входе в твою пещеру; по крайней мере, ты похоронишь труп мой...»

Антоний «настаивал так, убеждая, и был непреклонен. Кратко ему отвечая, вот чтó сказал наш герой» (Вергилий, «Энеида»): «Никто не просит с угрозами; никто не злословит со слезами: удивишься ли, что я не приму тебя, когда ты пришел с тем, чтобы умереть?» — так усмехаясь, Павел открыл вход; и тогда оба старца бросились друг другу в объятия, приветствовали друг друга по именам и вместе возблагодарили Гóспода.

После святого лобзания, Павел, сев с Антонием, нáчал говорить так: «Вот тот, кого ты искал с таким трудом: члены его, полуистлевшие от старости, покрывает некрасивая седина. Вот ты видишь пред собою человека, который скоро будет прахом. Но так как любовь всё терпит, то скажи мне, пожалуйста, как живет теперь род человеческий: возвышаются ли в старых городах новые крыши, какою властию управляется мiр и остался ли кто-нибудь, увлеченный прелестью демонов?»

Во время этих речей вóрон сел на сукý дерева и, тихо слетев оттуда, положил целый хлеб пред очами дивящихся старцев.

Когда он улетел, Павел сказал: «Вот Господь, поистине Благий, поистине Милосердный, послал нам обед. Вот ужé 60 лет, как я ежедневно получаю укрух в полхлеба; но теперь, для твоего прихода, Христос удвоил порцию нам двоим».

Итак, воздав благодарение Господу, оба старца сели на берегу прозрачного ручья.

Но здесь начался спор, кому первому преломить хлеб, и продолжался до вечера. Павел ссылался на обычаи гостеприимства, Антоний — на право старшинства. Наконец было решено взять хлеб обоим вместе и тянуть каждому к себе, так, чтобы у каждого осталась в руках своя часть. Потóм, припав устами к источнику, они испили немного воды и, принесши Богу жертву хвалы, всю ночь провели в бодрствовании.

И когда день снова возвратился на землю, блаженный Павел сказал Антонию следующее: «Давно, брат, я знал, что ты обитаешь в здешних краях, давно Господь обещал послать ко мне моего сослужителя. Но поскольку время успения моего настало и (согласно с моим всегдашним желанием разрешиться и быть со Христом), по скончании течения, соблюдается мне венец правды, — то ты послан от Гóспода погребсти мое тело и предать земле землю».

Услышав это, Антоний, плача и рыдая, стал молить Павла не оставлять его на земле, но взять с собою в загробный путь. Но Павел отвечал: «Не ищи яже своих си, но яже ближняго. Для тебя лучше, сбросив телесное бремя, последовать за Агнцем; но для братии полезно назидаться еще твоим примером. Поэтому продолжай подвиг, хотя бы он был и тягостен, и принеси для прикрытия тéла моего мантию, которую дал тебе епископ Афанасий».

Блаженный Павел просил об этом не потому, чтобы слишком заботился, покрытый или обнаженный будет истлевать труп его, тогда как столько времени одевался только сплетением пальмовых листьев; но потому, что хотел, удалив от себя Антония, облегчить этим печаль его о своей смерти.

Антоний, изумленный упоминанием Павла об Афанасии и его мантии, как бы видя в Павле Христа и почитая в душé его присутствие Божие, не осмелился возражать более, но, с безмолвным плачем облобызав его очи и рýки, пошел назад в монастырь, который впоследствии занят был сарацинами.

Хотя его шаги не соответствовали быстроте его духа, хотя тело его было измождено постами и ослаблено годами, но силою духа он победил немощь плоти. Наконец, утомленный и едва дышащий от усталости, он достиг, преодолев путь, до своего обиталища.

Когда навстречу ему вышли два ученика, ужé издавна привыкшие служить ему, говоря: «Где ты так долго промедлил, отче?» — Антоний отвечал: «Гóре мне, грешнику, ложно носящему имя монаха. Я видел Илию, я видел Иоанна в пустыне, и поистине я видел Павла в раю».

Затем, сомкнувши уста и ударяя рукою в грудь, он вынес из келлии мантию.

Когда ученики просили, чтобы он подробнее рассказал, в чём дело, Антоний отвечал: «Время говорить и время молчать».

Потóм, выйдя вон из монастыря и не взяв с собою даже малого количества пищи, Антоний снова отправился в путь по той же дорóге, по которой пришел, жаждая Павла, желая его видеть, созерцая его умом и очами, боясь только того, чтобы Павел в его отсутствие не предал дух Христу, — чтó и случилось действительно.

Ужé воссиял другой день и Антоний отошел на три часа пути, как он увидал между ликами Ангелов, между сонмами пророков и апостолов — Павла, сияющего снежною белизною и восходящего на высоту. Тотчас пав на лицо свое, Антоний посыпáл песком голову и, плача и рыдая, говорил: «Зачем, Павел, ты оставляешь меня? Зачем удаляешься без моего приветствия? Зачем, поздно узнанный, ты так скоро отходишь?»

Рассказывал впоследствии блаженный Антоний, что остальное пространство пути он пробежал как птица; да и было зачем.

Войдя в пещеру, он увидал бездушное тело, с преклоненными коленами, с протянутой шеей, с воздетыми кверху руками; и, сначала думая, что Павел жив, обратился к нему с прежними просьбами, но потóм, не слыша обычных вздохов молящегося и воздав ему плачевное целование, понял, что и труп святого в благоговейном положении молился Богу, Которому все живы.

Обернув и вынеся тело вон из пещеры и воспевая гимны и псалмы по христианскому преданию, Антоний стал печалиться, что у него нет заступа для ископания земли. Раздумывая так и иначе и рассуждая много сам с собою, Антоний говорил: «Если возвращусь в монастырь, то пройдет три дня в путешествии; если останусь здесь, то ничего не сделаю. Умру же, как и подобает, возле твоего воина, Христе, и, упав здесь, предам последнее дыхание».

Во время таких размышлений старца два льва с распущенными гривами быстро неслись из внутренней части пустыни. Увидав их, Антоний сначала испугался, но, снова вознесшись мыслью к Богу, он стал смотреть на львов как бы на голубей и пребыл бестрепетен.

Львы между тем прибежали прямо к трупу блаженного старца, ласково махая хвостами, припали к ногам его и зарычали с сильным стоном, ясно давая понимать, что они по-своему плачут. Потóм невдалеке львы начали рыть землю лапами и, быстро выгребая песок, скоро выкопали место, удобное для помещения одного человека, и тотчас, как бы прося награды за труд, опустив шею и шевеля ушами, подбежали к Антонию и стали лизать у него рýки и нóги.

Антоний понял, что львы просят у него благословения.

И немедленно, прославив Христа за то, что и бессловесные животные чувствуют, что есть Бог, старец сказал: «Ты, Господи, без мановения Которого не отрывается лист от дéрева и не падает воробей на землю, даждь им, якоже веси». И движением руки повелел им удалиться.

Когда львы удалились, Антоний согнул старческие плечи под бременем святого тéла, сложил оное в могилу и, насыпав сверху землю, устроил по обычаю холм.

Наступил другой день, и благочестивый наследник, чтобы не оставить чего-либо из имущества после умершего без завещания старца, взял себе его тунику, сплетенную им самим из пальмовых листьев наподобие корзины.

Возвратившись в монастырь, Антоний рассказал ученикам всё по порядку и в торжественные дни Пасхи и Пятидесятницы всегда надевал тунику Павла.

В заключение этого небольшого сочинения мне хочется спросить тех, которые не знают счёта своим доходам, которые одевают мрамором свои домá, которые на одну нитку нанизывают имущества целых городов5: чего когда-нибудь недоставало этому обнаженному старцу? Вы пьете из драгоценных сосудов — он удовлетворял требованию природы из пригоршней; вы имеете златотканые туники — у него не было сáмой дешевой одежды вашего раба. Но за то ему, бедному, отверст рай, а вас, златоносцев, ожидает геенна. Он, хотя и обнаженный, сохранил одежду Христову, а вы, облеченные в шелк, потеряли Христово одеяние. Павел лежит, покрытый ничтожным прахом, чтобы воскреснуть во славе, — а вас, которые вместе с вашими богатствами сделаетесь добычей огня, давят ваши великолепные каменные гробницы.

Прошу вас, пощадите себя, пощадите, по крайней мере, богатства, которые вы так любите. Зачем даже мертвецов своих вы обвиваете золотыми одеждами? Зачем ваше честолюбие не унимается даже во время сетования и слёз? Неужели трупы богачей умеют гнить только в шелковых одеждах?..

Заклинаю тебя, кто бы ты ни был, читатель: вспомни грешного Иеронима, который, если бы Господь предложил ему на выбор, избрал бы скорее тунику Павла с его наградами, чем порфиры царей с их наказаниями.

Библиотека


Примечания:

1 Публикуется по: Творения блаженного Иеронима Стридонского. Киев, 1880. Ч. 4. С. 1-12.
(Блаженный Иероним Стридонский (330—419/420) — перевел на латинский язык и дал толкование Священного Писания. Родился в г. Стридоне, получил классическое образование в Риме, посетил Галлию и др. В 373 г. он отправился на Восток, стал проводить подвижническую жизнь, в Антиохии принял сан священника. Посетил Константинополь, где слушал святителя Григория Богослова и занимался переводами. В 382 г. вернулся в Рим и много способствовал там исправлению нравов. В 385 г. приехал в Палестину, где навестил своего друга Руфина Аквилейского, настоятеля Елеонского монастыря, и преподобную Меланию Старшую, Римляныню. В 386 году поселяется в Вифлееме, где, живя отшельником в тесной пещере, совершает перевод Писания. Память его 15/28 июня.)
Преподобный Павел Фивейский (около 228—341) — великий египетский подвижник, почти сто лет, начиная с юности, проживший в строгой аскезе и полном уединении в пещере недалеко от Чермнóго моря, никому не вéдомый. Перед сáмой его кончиной Господь дал о нём откровение Антонию Великому, и он посетил этого святого, сподобился беседовать с ним и погребсти по смерти. Мощи преподобного Павла Фивейского были впоследствии перенесены в Константинополь, затем в Венецию, наконец в Венгрию, в Офен; часть его честнóй главы — в Риме. Вокруг его пещеры устроен монастырь со строгим иноческим уставом. Память преподобного Павла Фивейского празднуется 15/28 января.
Русский путешественник А. С. Норов пишет, что монастырь Павла Фивейского имеет расстояние от монастыря Антония Великого по прямой линии не более четырех верст, но он «отделен столь высокою и крутою скалою, что обход вокруг нее очень продолжителен» (Норов А. С. Путешествие по Египту... Ч. II. С. 378). Архимандрит Порфирий (Успенский), посетивший вслед за Норовым долину Вади-Дейр (монастырскую) с пещерой Павла Фивейского, записал в дневнике: «От сует и соблазнов сего мiра Павел ушел сюда для покаяния и молитв в предощущении явления мiра нового. Выбор сего мéста обнаруживает наклонность души его к самоотвержению и уединению глубокому. Святой Антоний водворился в лучшем месте, с которого видны Чермнóе море, Арабайские потоки и кочевья арабов, и имел учеников. А преподобный Павел один безмолвствовал в ущелье сáмом диком и угрюмом, из которого ничего отрадного не видно» (Путешествие по Египту... С. 232).

2 Имеются в виду гонения при императоре Декии (250 г. — эдикт против христиан) и Валериане (в 257/258 гг.); священномученики епископ Римский Корнелий и епископ Карфагенский Киприан, отказавшиеся принести жертву языческим богам. Священномученик Киприан был в 258 году, после гонения и заточения, усечен мечом. Сочинения и послания этого ревнителя веры полны духа кротости и любви. Блаженный Иероним сравнивал их с «тихим ручьем, с водою, самою чистою и приятною». Память его 31 августа / 13 сентября. — Прим. ред.

3 Пещера Павла Фивейского находилась недалеко от Чермнóго (Красного мóря), в ущелье горы Холзим, расположенной на другой стороне той же горной гряды, среди которой возвышается «внутренняя гора» Антония Великого.

4 В некоторых кодексах читается: онокентавр, в иных — кентавр. Плиний свидетельствует, что иппокентавры неоднократно были приводимы в Рим и служили предметом зрелища.

5 Разумеются дорогие ожерелья, стоимость которых равнялась стоимости целых городов.


Текст по изданию «Преподобный Антоний Великий. Поучения» (Издательство Сретенского монастыря, М., 2008 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.

 
  Аскетика, иконопись и т.п. Free counters!