Святитель Григорий Богослов
Стихотворения
| |
Кто я? Откуда? И как возвращуся
я в недро земное?
Чем я восстану из праха печальной,
холодной могилы?
Где и какое жилище назначит
Творец мне Всесильный?
Бурь этого мiра избегнув,
достигну ль я пристани тихой?
Сколько различных путей
в многолюдной житейской долине!
Сколько несчастий и бед их
отвсюду кругóм облегают!
Радости нет здесь без гóря.
О, если бы тяжкое гóре
Радостей наших земных не старалось
подчас пересилить!
Наше богатство — беглец;
власть над мiром — одно сновиденье;
Мýка — зависимость; бедность —
тяжелые цéпи; а юность —
Зной летний. Молнии блеску
краса временнáя подобна.
Старость ли? — жизни печальный закат;
а известность —
Быстрая пташка, мгновенно
от нас отлетает.
Сила телесная в нас —
преимущество лютого зверя.
Роскошь — пружина страстей.
Дети — тяжкая в мiре забота;
(Больно, однако, бездетство!).
Судилища — битвы пороков.
Труд земледельца — тяжел.
Мореходство — дорóга в могилу.
Вон из отчизны спешим и о ней
же в чужбине вздыхаем.
Времени быстрый полет —
колесо подвижнóе: кругами
Быстрыми ль, тихими ль,
вечно приводит одно к нам и то же.
Темные нóчи и светлые дни,
смерть и заботы, болезни,
Радости или печали; удачи,
потери и слезы —
Всё я на крыльях ума, всё протек,
что минуло, что ныне;
И убедился, что нет на земле
ничего неземного.
Только я в небе нашел всех
несчастий земных утешенье!
Братья! Хотите ль узнать
неизменные, твердые блага?
Смело — под знамя Креста!
И на битву с своими страстями!
Легким тогда вам покажется бремя
страдальческой жизни.
|
|
| |
Близок последний труд жизни:
плаванье злое кончаю
И ужé вижу вдали
кáзни горького зла:
Тартар ярящийся, пламень огня,
глубину вечной нóчи,
Скрытое ныне во тьме,
явное там в срамоте.
Но, Блаженне, помилуй,
и, хотя поздно, мне даруй
Жизни останок моей
добрый по воле Твоей.
Много страдал я, о Боже Царю,
и дух мой страшится
Тяжких судных весов,
не низвели бы меня.
Жребий мой понесу на себе,
преселяясь отсюда,
Жертвой себя предая скорбям,
снедающим дух.
Вам же, грядущие,
вот заветное слово: нет пользы
Жизнь земную любить.
Жизнь разрешается в прах.
|
|
| |
Бога дыханье душá, и всё-таки
терпит смешение,
Неборожденная, с перстью;
светильник, сокрытый в пещере, —
Всё же нетленна она и божественна,
ибо не может
Образ Великого Бога бесследно
навек раствориться,
Словно она ползучая тварь
иль скот неразумный,
Хоть и пытается грех бессмертную
смертной соделать.
Также палящий огонь —
не ее естество (ведь не может
Быть истязатель для жертвы
своей источником жизни),
И не изменчивый воздух,
что вдохом и выдохом движим;
Также она не крóви поток,
пробегающий плотью;
И не гармония членов телесных,
в единство сведенных,
Ибо различной природы
бессмертная форма и тело.
Чем же тогда превзойдут
добродетельные наихудших,
Если они от смешенья стихий
прекрасны иль плохи?
И почему лишены бессловесные
умной природы,
Если их смертная плоть пребывает
в гармонии с формой,
А гармоничное всё быть лучшим
должнó, коль им верить?
Так рассуждают, считая лишь
то основанием жизни,
При удаленье чего и дýши
телá оставляют.
Не назовешь же ты пищу причиною
жизни, а смертный
Жить без нее не способен, поскольку
в ней крепость и сила.
Я и другое учение знаю,
хотя не приемлю;
Ибо душа, пребывая на всех
разделенной и общей,
В воздухе вряд ли блуждает.
Ведь если б так было, то душу
Все б выдыхали одну и вдыхали,
и каждый, кто дышит,
Находился б в других, согласуясь
с природой воздушной,
Что разлита то в одном, то другóм.
Ну, а если блуждает, —
Чтó от нее, а чтó от утробы
для жизни я принял,
Если я был к бытию извне
привлечен породившей?
Если же ты полагаешь,
что многих она породила,
Душ поглощенных лишь бóльшим
числом ты ее награждаешь.
И не ученье разумных,
а книжная шалость пустая,
Будто душé суждено менять
телá постоянно
Жизням согласно своим предыдущим —
плохим иль хорошим:
Иль в наказанье за грех,
иль в некую честь по заслугам.
Душу в одежды они то оденут,
как некого мужа,
То непристойно разденут.
С великим усильем вращают
Тщетно они колесо Иксионово4,
делая дýшу
Зверем, растением, смертным,
псом, рыбою, птицей, змеею.
Часто и дважды одним,
коль будет вращенью угодно.
Где же конец? Никогда не видал
я разумного зверя,
Иль говорящего терна.
Ворóна ведь каркает вечно,
А по соленому морю плывет
бессловесная рыба.
Если же скажут, что, мол, душа
в заключенье претерпит
Кару, то с ними не стóит и спорить.
Ведь если без плоти, —
Странно. А с плотью — кого огню
предадите из многих?
Но непонятней другое:
ведь если с иными телами
Соединил ты меня и сведущим
сделал во многом,
Как от ума моего ускользает
одно лишь: кто прежде
Кожей мне был, кто потом,
и в скольких я умер? Но ясно,
Уз налагатель не душами
вовсе богат, а мешками.
Или от долгих скитаний мной
прежние жизни забыты?
Выслушай наше теперь о душе
совершенное слово.
Здесь ужé песню мою постараюсь
немного украсить.
Было так: высочайшее
Слово ума утвердило
Мiр, дотоле не сущий,
умом Отца вдохновляясь.
Молвило, и совершилось
по воле Его. И как только
Мiр упорядочен был,
став сушей, небом и морем,
Нужен стал созерцатель
Премудрости — матери сущих,
Богобоязненный царь творенья;
тут молвило Слово:
«Небо пространное полно служителей
чистых, бессмертных,
Неповрежденных умов,
добродетельных Ангелов верных,
Гимны приснопоющих Моей
нескончаемой славе;
Землю же лишь неразумные
твари собой украшают.
Род, в ком и то и другое теперь
сотворить Мне угодно,
Мудрого мужа, стоящего между
бессмертных и смертных,
Да насладится делами Моими.
Да будет он Неба
Мудрый таинник, великий земли
повелитель и новый
Ангел из персти,
свидетель ума Моего и величья!»
Так изрекает и, взяв новосозданной
толику персти
Вечноживыми руками,
творит человеческий образ.
И уделяя от жизни Своей,
в него посылает
Духа, чтó есть Божества
невидимого ответвленье.
Так из персти земной и дыханья
был создан я, смертный —
Образ Бессмертного;
ибо царит над обоими разум.
Вот почему, как земля, я связан
со здешнею жизнью,
К тамошней сердцем влекусь
как причастник Божественной доли.
Первородный так был сопряжен
человек, а позднее
Тело от плотей рождалось,
душá же путем неисследным
В перстный состав проникала, как —
знает один лишь Создатель,
Душу вдохнувший вначале, с землей
обручивший Свой образ.
Разве что кто-нибудь смело
(но, впрочем, следуя многим)
В помощь моим речам,
объясненье предложит такое:
Так же, как тело, чтó слеплено
было вначале из персти,
После же стало потоком людским,
бесконечным ветвленьем
Тварного корня, всех нас
заключившим поочередно,
Так вдохновенная Богом душá
с той поры и поныне,
Вновь зарождаясь из первоначального
семени, входит
В каждый состав человека,
но, распределяясь меж многих,
В смертных телах сохраняет всегда
неизменным свой образ.
С ним получает в удел и господство ума.
Но — как в малых
Сильное флейтах дыханье звучит
некрасиво и слабо,
Хоть и искусен флейтист,
когда же он в рýки получит
Флейты большие, они изливают
прекрасные звуки —
Так и душá, в немощных немощнáя
составах, а в крепких
Светится ярко и силу ума
в полноте раскрывает.
Сын же бессмертный,
когда сотворил Своего человека,
Чтобы он новую славу обрел
и, землю оставив,
К Богу как бог в последние дни
совершил восхожденье,
То ни свободным всецело,
ни полностью связанным создал;
Дав природе его закон,
начертав добродетель
В сердце, его поселил в цветущем
урочище райском,
Равнопреклонным создав,
чтó выберет он ожидая;
Тот был наг и не ведал еще
ни греха, ни коварства.
Рай же — небесная жизнь,
как мне представляется. В нём-то
И поселяется он,
исполнитель Божьих заветов.
Лишь от единого древа,
что было других совершенней
И содержало в себе добра
и зла различение
Полное, Бог удержал человека.
Но полное знанье —
Лишь преуспевшим во благо,
тогда как неопытным вредно,
Так и взрослая пища
всегда тяжела для младенцев.
Тот же, мужеубийцы
завистливого ухищреньям
И уговорам женой изреченного
слóва поддавшись,
Сладостного плода до срока
вкусил безрассудно
И облачился в дебелую плоть,
в одежды из кожи,
Тленью подпав (поскольку Христос
грех смертью умерил).
Так человек возвратился на землю,
откуда был родом,
Долю жизни претрудной приняв.
А священное древо
Ревностью огненной Бог охраняет
с тех пор непрестанно;
Чтобы какой-нибудь новый Адам,
как и прежний, до срока
Внутрь не вошел, и плода
пожирающей сласти не минув,
Будучи злым, не вкусил бы
от дерева жизни. И так же,
Как мореход, увлеченный ненастьем,
уходит от цели,
После же, иль дуновению
легкому парус доверив,
Или на веслах с трудом на путь
возвращается прежний,
Мы, в бесконечную даль
отойдя от Великого Бога,
Вновь не без многих трудов
вожделенный поход совершаем.
Вот какая пришла,
посеяна перворожденным,
К людям беда, и на ней возрос
погибельный колос.
|
|
| |
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
|
Делá иль созерцанье, чтó ты выберешь?
Одно для всех, другое только лучшим впрок,
Но обе жизни хороши и праведны,
Веди же ту, к которой ты способнее.
Однажды был я спрошен о духовности, —
«Смой скверну прежде». — «Но живý достойно я».
«Смой скверну. Смыл? Так очищайся заново:
В сосуд зловонный мѵро не влагается».
Всему и не противься, и не верь легко;
Но знай, чему, насколько можно следовать.
И Бога не отстаивай, иди за Ним;
Оспорят слово — словом; жизнь оспорить чем?
Не наставляй иначе, как житьем своим,
Иль, привлекая, будешь лишь отталкивать.
Слов нужно меньше, если делать должное,
Художник объясняется твореньями.
Священники, вам прежде всех советую,
Не будьте оком, темнотой исполненным,
Чтоб вам не стать в порочной жизни первыми;
Коль свет так темен, какова же тьма тогда?
Делá без разговоров лучше слов без дел;
Никто без доброй жизни не возвысился,
Без многословья же, напротив — многие;
Не за словá прославит Бог, за жительство.
Дар наилучший Богу — нравы добрые.
И всё воздашь — не совершишь достойного:
Неси ж Ему, чтó даже бедный дать бы смог;
Блудницы плату не разделит праведный.
Обета Богу не давай и малого;
Всё Божие от вéка. Чтó сказать еще?
Себя обманешь не отдав. Престранен долг!
В том убедят Сапфира и Анания.
Иди по жизни будто бы по ярмарке;
Торгуйся! Можно выгадать за малое —
Великое, и за пустое — вечное.
А случая другого не представится.
Не близок путь, лежащий пред тобой теперь;
Но воздаянье больше. И увидев вдруг
Весь труд, не отрекайся! Всё свершишь не вдруг;
Но этим часто искушает дьявол нас.
Не заносись, но вовсе не теряй надежд.
В одном — безволье, а в другом — уныние.
То исправляй, того держись, а то забудь.
Незавершенность тщетным труд не сделает.
Не распыляйся, верен будь избрáнному;
В добре сложенье лучше вычитания.
Не тех зовем худыми, кто внизу стоит,
А тех, кто возвышаясь низко падает.
От малой искры пламень возгорается,
Ехиднино и семя часто пагубно;
Поэтому и мелкого греха беги:
Хоть он и мал, а в больший может вырасти.
Себя исследуй больше, чем делá других;
Твоя награда в первом, во втором других.
И счет веди деяньям, не имуществу,
Оно недолговечно, те ж — незыблемы.
Пусть разум научается вбирать в себя
Словá любви и мысли богоданные;
А на язык будь сдержан — навредит легко,
Тем меньше пользы, чем скорей он движется.
Был обольщен я зреньем, но сдержаться смог,
И тем кумира не соорудил греху,
А коль он стал, так дéла избежать стремись.
Всё это с дьяволом боренья степени.
Хоть воском уши залепляй от слов гнилых
И песенных извитий неумеренных!
А доброму с прекрасным отверзай свой слух:
Сказать, услышать, сделать — это близ лежит.
Не слишком обольщайся благовоньями,
Приятным осязанием и вкусами.
Коль им уступишь, сохранишь ли мужество?
Мужей и жен различны удовольствия.
«Дай!» — говорит мне чрево. Отчего ж не дать,
Коль, получив, пребудешь целомудренным?
А нет — помоев, да и то не досыта;
Когда ж уймешься, может, дам и досыта.
Для здравого достоин осмеянья смех,
Причем любой, распутный же особенно.
До слёз доводит часто смех несдержанный.
Нрав лучше скромный, а не избалованный.
Считай прекрасным сéрдца благолепие —
Не рук делá, снедаемые временем,
А то, что ум лишь видит целомудренный;
Стыда ж достойным — сéрдца развращение.
Ждут нас надежды, скóрби, страхи, радости,
Богатство, бедность, слава, власть, бесславие;
Пусть всё течет, как хочет. Не касается
Изменчивое утвержденных в подлинном.
Делами возвышайся, а не мыслями,
Те к Богу путь, а эти и во грех введут.
И не по малой мерке жизнь выстраивай;
Что б ты ни делал, будет выше заповедь.
Искать не стóит всякой славы ревностно;
Быть — лучше, чем казаться. А не сдержишься —
Ищи хотя б не тщетной, не диковинной.
Чтó проку обезьяне, коль за льва сочтут?
Хвали других, а хвалят — не гордись собой:
Не оказаться б ниже слóва доброго.
Но прежде и предмет хвалы испытывай,
Чтоб не стыдиться, если худ окажется.
Дурное лучше слышать, чем высказывать.
А выставят посмешищем в глазах твоих
Кого-нибудь, осмеянным себя представь.
И тем весельем сам же опечалишься.
Коль не причалил, плаваньем не хвастайся,
Те шли без бед — и потонули в гавани,
А те — пристать сумели, сквозь штормá пройдя.
Одно надежно — на судьбу не сетовать.
Тому дерзать достойней пред Владыкою,
Кто поступает праведно и трудится,
А не тому, кто добрых дел не ведает,
Хотя б всё он и делал с рассуждением.
Всё раздари и Бога лишь стяжи себе,
Ведь не свое ты раздаешь имущество;
А всё не хочешь, так отдай хоть большее;
И это трудно — жертвуй хоть излишками.
Сберечь бы что от мóли и от зависти!
Богатство в том, чтоб должником Христа иметь,
И за кусок Он хлéба Царство дарует:
А нищего питая, подаешь Христу.
Стучался нищий, только зря — ни с чем ушел.
Христос! Боюсь, взыскуя Божьей помощи,
И я ни с чем останусь по делам своим.
Коль сам не подал, как же взять надеешься?
Нет безответней человека бедного.
Ведь он лишь Богу служит, лишь туда глядит;
Укрой его: бывает, что и соколы
В гнезде своем пригреют пташку малую.
Нужда богатств неправедных достойнее,
Болезнь же лучше, чем дородность скверная.
Не вдруг погибнет человек от голода,
А для порочных жизнь худая — смерть ужé.
Раб, господин — чтó за деленье глупое?
Один Творец, законы и ответ один.
Считай слугу по рабству сотоварищем,
Тогда и честь по смерти примешь бóльшую.
Как быть рабам? А Божьим так особенно?!
Да не оставят службы господам своим.
Раба свободным добродетель делает;
Сам Бог, освобождая, рабский принял зрак.
Постыдна жизнь худая, не рождение;
Ведь знатность рода — просто гнилость давняя;
Род начинать достойней, чем заканчивать,
И честь своя прекрасней, чем семейная.
Не знай предела в Боге и Божественном,
Приемлющим Бог дарует и большее,
Он, изливаясь щедро, жаждет жаждущих;
А в чём другом не преуспеешь — вытерпи.
Не следует стремиться первым быть во всём,
Победы вредной лучше поражение.
И у борцов бывало, что выигрывал
Не наверху, а снизу оказавшийся.
Бывают и убытки не без выгоды,
И ветку подрезают, чтоб плоды собрать.
А нечестиво множить состояние —
Здоровью вред, хозяйству разорение.
Себя пред Богом должником не чувствуешь,
И пред тобой виновных не жалей ничуть;
А долг свой видишь — прояви терпение.
Бог взвешивает милость нашей милостью.
А коль обида сердце разожжет тебе,
Христовы вспомни язвы и страдания,
Судьба твоя сравнима ли с Его судьбой?
И этим, как водой, угасишь скорбь свою.
Бес, похоть, ревность, пьянство — равнопагубны;
К кому они явились, тех отравлен ум;
Молитва, пост и слёзы здесь спасительны,
В них и моих недугов излечение.
Как убеждать, коль клясться не позволено?
Словами, но и жизнью соответственной.
А клятвой ложной — Бога отрекаешься,
Не Он же поручитель, а делá твои.
Как коротко сказать о добродетели?
Будь с ближними таков, какими хочешь их
По отношению к себе всегда иметь.
Еще короче — лишь Христа страдания.
Нет ничего прекрасней друга верного,
Испытанного в бедах, а не в пиршествах,
Кто, если угождает, то лишь пользою.
Пределы знай не дружбе, а враждебности.
Глаз видит всё кругóм: себя ж не видит он;
Не видит и кругóм, коль он слепой совсем.
Поэтому помощника во всём имей;
Ведь и рука нуждается в другой руке.
Послушному советам добродетельных
Позора нет, коль высмеют порочные;
А гнусное помыслив, думай, будто бы
Все видят это, — и исправишься.
Дурным всегда предпочитай порядочных,
С порочными общаясь, сам испортишься.
И отвергайся милости порочного,
Так ищет он прощения делам своим.
И дьявол может в чём-то быть полезен нам —
Им искушенный будет впредь внимательней.
Боюсь, сказать по правде, горьких снадобий,
Но сладкие и вовсе неприемлемы.
Злых презирай, а добрым честь оказывай,
Тех, впрочем, тоже милуй, зло их вытерпи,
Чтоб этим их направить к добродетели.
Великодушным — кротость драгоценный дар.
Ко всем будь добр, коль можешь, но особенно
К своим родным и близким. Дело вот здесь в чём:
Поверят ли, что справедлив с чужими ты,
Коль с теми ты, пред кем в долгу, не милостив?
Врага ли в бедах нам винить злосчастного,
Коль сами власть ему над жизнью отдали?
Коль не во всём, так в большем укоряй себя,
Огонь от нас исходит, дьявол дует лишь.
Не слишком поддавайся снам заманчивым,
Чтоб страхами душá твоя не полнилась
И чтоб не окрылился ум твой прелестью.
Нередко сны бывают сетью дьявольской.
Делам благим надежда пусть сопутствует,
Коль может и в дурном она содействовать,
Не лучше ли на доброе надеяться?
Я не смирюсь пред злобой торжествующей.
Поверь, надежней ясный ум везения,
Оно — теченье обстоятельств быстрое,
Он — кормчий твой. Считай, что превосходит всё
Ученость: ей лишь подлинно владеем мы.
Коль богом быть желаешь, в доброделанье,
А не во зле выказывай решительность.
Так тот живет, кто знает, чтó сродни ему,
А убивать и скат, и скорпион горазд.
Позор, коль юный немощнее старого
И если старый безрассудней юного.
Разумен будь хотя бы в меру возраста...
Но есть и те, кто совершенней лет своих.
Заботься непрестанно о спасении,
А на закате жизни, так особенно.
Явилась старость — смерти провозвестница;
Готовься, кто бы ни был ты, — суд близится.
Последнее. Двояко отрекаются:
Словами или делом. Будь внимателен
(Враг не престанет строить козни тайные),
Да избежишь пред смертью очищения.
|
|
Примечания:
1 Переводчик неизвестен. Впервые опубликовано в журнале «Маяк» (1842. Т. IV. С. 17-18). Представляет собой отрывок из: Песнопения таинственные. Слово 11, О малоценности внешнего человека и о суете настоящего (см.: Святитель Григорий Богослов, архиепископ Константинопольский. Собрание сочинений в 2-х томах. Репринт издания П. П. Сойкина (1910). Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1994. Том 2. С. 48-49).
2 Перевод святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского. Выполнен в 1866 году. Печатается по: Корсунский И., профессор. К истории изучения греческого языка и его словесности в Московской Духовной Академии. Сергиев Посад, 1894. Приложения. С. XVII.
3 Перевод священника Андрея Зуевского. Впервые опубликовано в журнале «Богословский вестник» (2004. № 4. С. 76-85).
4 Иксион — герой греческой мифологии, который в наказание за нечестие был привязан к вечно вращающемуся колесу в Тартаре.
5 Перевод священника Андрея Зуевского. Публикуется впервые.
Текст по изданию «Святитель Григорий Богослов. Избранные творения» (Издательство Сретенского монастыря, М., 2008 г.).
Эл. издание — сайт ἩΣΥΧΊΑ (hesychia.narod.ru). При размещении на других сайтах — ссылка обязательна.
|